Читать книгу "Банда 1 - Виктор Пронин"

– Дань кому? – Фырнин опьянел, беспричинно улыбался, явно отдавал предпочтение осетрине, но вопросы задавал вовремя и именно те, которые требовались.

– Голдобову. Сам-то он за прилавком не стоит… А жить хочется и ему. Он пробовал договориться с Пахомовым, но… Был грех – женой его попользовался. И Колю заклинило.

– А зачем Голдобову понадобились снимки? Ведь он знал, что у тебя остались экземпляры?

– На случай, если у него испортятся отношения с Первым.

– Но они не испортились?

– Пока нет.

– Ты говоришь пока…

– Я имею в виду твою деятельность. Ты, Паша, перешел черту. Ты в опасной зоне. Можно сказать… в мертвой зоне. Твой шеф…

– Анцыферов? – опять вставил вопрос Фырнин, не в силах удержаться от уточнения.

– Да, – Халандовский поморщился недовольно и, чтобы как-то сгладить промах корреспондента, наполнил рюмки. – Давайте пригубим, закусить я кой-что нашел, – Фырнин с удивлением увидел на столе баночку красной икры и два кружка домашней колбасы. – Не взыщите, пища у меня простая. Но здоровая. Завтра утром будете в форме. Поехали, – и он так же, как после первой стопки, прислушался к себе – туда ли пошла смирновская. Смирновская пошла куда следует, и Халандовский прямо рукой взял круг колбасы. – Налегайте, ребята, на икру, я к ней спокойно отношусь. Что хочу сказать… Защититься от Голда я смог… Но напасть на него… Это не просто рискованно, это опасно. Для жизни опасно.

– И мне не советуешь?

– Как я, Паша, могу советовать… Мы с тобой в разных весовых категориях… Если бы ты поделился новым способом, как сделать миллион, я бы мог сказать что-нибудь дельное… А здесь… То, что это опасно, то, что это смертельно опасно… Ты и без меня знаешь. У тебя сколько трупов в деле?

– Два.

– Если не остановишься, еще будут. В конце концов, Голдобов войдет в твой кабинет чистеньким. С улыбкой на устах. И никак иначе. И не раньше. Твои коварные вопросы будут его только смешить. Не заблуждайся, Паша, на этот счет. Тебя шеф уже отстранил от дела?

– Откуда ты знаешь? – опешил Пафнутьев.

– Предположил, – грустно улыбнулся Халандовский. – Это самое простое и невинное действо… Если не сработает, будут другие. Каждый раз все жестче. По нарастающей. Вы ко мне пришли пешком?

– Пешком. А что?

– Обратно поедете на машине.

– А к чему это? – Фырнин после выпитого не мог ни о чем спросить без широкой простодушной улыбки.

– Несу ответственность из своих гостей. Я только тогда выполню долг хозяина, когда буду знать, что вы в своих постельках и в ваших головах нет посторонних предметов.

– А какие посторонние предметы могут быть…

– Это ты у меня спрашиваешь? – Халандовский посмотрел на Фырнина удивленными глазами, поморгал и снова обратился к кружку домашней колбасы, от которой сумасшедше пахло настоящим мясом, чесноком и прочими полузабытыми вещами.

– Хорошо, Аркаша, скажи вот что… – Пафнутьев помедлил, прикинув количество водки во второй бутылке, помолчал. – Первый у Голдобова на крючке?

– Хм, – Халандовский, кажется, соображал лучше, когда в руках у него была бутылка. – Он отвинтил крышку, разлил водку в стопки, поставил пустую бутылку в угол. – Хм… Если Голдобов так думает, то он ошибается. Опасно держать на поводке дикого зверя. Его можно подкармливать, поддерживая состояние сытости, но упаси, Боже, прозевать момент, когда зверь проголодается или почувствует опасность. Первый будет помогать Голдобову, выручать, пускать его в свой кабинет только до тех пор, пока это не будет для него ничего стоить. Голдобов оставил у себя снимки… Но самая большая ошибка его будет, могу даже сказать, что это будет последняя ошибка… Если он решится показать Первому эти снимки. – Халандовский смотрел в окно, залитое красным закатным солнцем, и говорил медленно, тихо, будто вещал. – Голдобов бывает у Первого чаще других, бывает у него гораздо чаще, чем требуется… Он привык к Первому, как смотритель зоопарка привыкает к тигру… И даже не ощущает опасности. Голдобов должен был выкупить у меня снимки за любые деньги только для того, чтобы их уничтожить. А ему это и в голову не пришло. Он думает, что снимки опасны для Первого. Нет, они опасны для него самого! Я мог бы убрать Голдобова в течение суток. Для этого нужно только одно – положить Первому на стол эти снимки.

– Почему же ты этого не делаешь?

– А зачем? – удивился Халандовский. – Зачем, Паша?! Голдобов меня не трогает, у нас установились ровные взаимовыгодные отношения, мы ценим друг друга, как достойные противники, соратники… Он знает, что я его не продам, но он меня при необходимости продаст. И стараюсь не подставлять бока. И потом… Как знать, кто придет вместо него, сколько новый потребует для первого знакомства…

– А в том, что потребует, ты не сомневаешься?

– Очень глупый вопрос, Валя. Ты же не сомневаешься в том, что завтра взойдет солнце? Оно может оказаться за тучами, может быть в тумане… Но солнце взойдет минута в минуту. И я тоже минута в минуту появлюсь в кабинете нового начальства с плотным пакетом в кармане. Давай, Валя, выпьем… За твои творческие успехи. Выпьем за то, чтобы наш друг Паша успешнее, чем прежде, ловил карманников, мошенников, кладбищенских воров, которые торгуют могильными цветами, а эти цветы юноши трепетно дарят своим возлюбленным, а те потом всю жизнь помнят их и даже в момент смерти цветы стоят перед глазами умирающих, как нечто давнее, счастливое, чистое…

– Остановись, Аркаша! – властно приказал Пафнутьев. – Что-то тебя не в ту степь, понесло!

– После второй бутылки такое случается, – Халандовский виновато развел руками. – Я очень умный человек, Паша, я не встречал в своей жизни никого умнее меня! Но даже я, даже в таком вот вдохновенном состоянии не могу сказать, что ждет тебя завтра. Пытаюсь и не могу. Темнота. Неопределенность. Ты себе, Паша, уже не принадлежишь. Это я знаю точно.

– В каком смысле? – с подозрением спросил Пафнутьев.

– В том смысле, что твои решения и поступки уже не влияют на твою судьбу. Другими словами, своими поступками и решениями ты уже не можешь ничего изменить. Покатилось Большое колесо. И, похоже, ты сам сдвинул его с места.

– Разберемся, – бросил Пафнутьев, набирая в баночке полную ложку красной икры. – Разберемся, – и он сунул ложку в рот.

– Ну как, Паша, еще по глоточку? – спросил Халандовский.

– Что ты, совсем ошалел. Нет, спасибо, мне пора.

– А ты, Валя?

– Разве что на посошок, – Фырнин решил не противиться хозяину.

– О! – радостно воскликнул Халандовский. – Вот она, столичная закалка! А ты, Паша, замшелый какой-то, опасливый.

– Ладно, уговорили, – махнул рукой Пафнутьев. – Наливай.

После «посошка» хозяин взял телефон, положил себе на колени, набрал номер. – Толик? Ты в порядке? Молодец… Через пятнадцать минут на обычном месте будут стоять два человека, – он окинул взглядом Пафнутьева. – Один из них в сером костюме, почти трезвый, и с чемоданчиком не первой свежести. Второй юн и прекрасен, – Халандовский подмигнул Фырнину. – Ты их узнаешь. Их все узнают. Лады? Пока.