Читать книгу "Ричард Длинные Руки - курпринц - Гай Юлий Орловский"

— Хорошо, — сказал он. — Лишь бы не оказались гораздо ближе.

— А наши разъезды на что? — спросил я. — Не исчезают же? Если возвращаются и докладывают, то все в порядке, враг не близок. Я не верю, что колдуны могут спрятать целое войско в незримости так, что наши священники и алхимики ничего не заметят.

— Тоже не верю, — ответил он сдержанно, — хотя кто знает… Мы вторглись в неведомые земли.

Принцесса проводила его насмешливым взглядом, а когда за ним опустился полог, тихонько фыркнула.

— Что не так? — спросил я.

— Неведомые, — передразнила она. — Как будто это необитаемые… Здесь вполне ведомые.

— Для нас неведомые, — уточнил я.

— Вас можно не принимать во внимание, — сообщила она.

— Почему?

Она пожала прямыми плечами здоровой юной девушки.

— Мунтвиг завоюет ваши земли.

— Знаете, — сказал я, — перед тем как лечь спать, я пошлю людей, пусть наловят для вас целое корыто раков.

Она в изумлении вскинула брови.

— Зачем?

— Будете их учить свистеть, — сказал я. — Так что ложитесь спать, а я пойду распоряжусь насчет этих членистоногих.

Осталась она с раскрытым ртом или захлопнула, я смотреть не стал, вышел из шатра подчеркнуто уверенный и властный. Воины укладываются спать у костров, кое-кто еще ужинает, некоторые с раздражающим вжиканьем точат мечи, на них шикают, грозятся побить морды.

Часовые встревожились, когда я сказал, что мне для мыслительного процесса нужно пройтись вне лагеря, но пусть не тревожатся, все путем, далеко не отойду, посижу вот тут в высокой траве и вернусь…

В траве я в самом деле сел, потом лег, пробрался по низинке в крохотную ложбинку, а оттуда уже взметнулся птеродактилем, чуточку изменив внешность под достаточно известный вид хищных падальщиков с неприятным запахом и отвратительным несъедобным мясом.

Вид с высоты прекрасен… ну, наверное, говорят же так, и я скажу, зачем без надобности выбиваться из стада, это не столько необходимый конформизм, как простейшая уживаемость. Если сосед говорит, что сегодня прекрасная погода, мы всегда соглашаемся и поддакиваем и никогда не говорим, что погода сегодня говно, так не принято, это демонстрация то ли детского бунтарства, то ли неумения вести себя в обществе…

Так что серебристый лунный свет заливает, высвечивает, очерчивает таинственность, налет мрачной тайны, Луна — солнце мертвых…

На третьем гигантском круге вокруг лагеря я сообразил, что это были не простые перебежчики, а умело заброшенная деза. У Мунтвига, значит, с этим дело тоже поставлено неплохо, а мнение о дуболоме, собравшем несметную орду и прущем на Юг, чтобы пограбить, увы, постепенно рассеивается.

Утром я уже писал, со злости ломая перья: «Ваше императорское величество, при всем желании не могу принять этот бесценный, без всякого сомнения, дар, ибо это у пчел можно красть мед и не чувствовать стыда, а незаконно присвоить женщину, принадлежащую другому, — это нечестно…»

Военачальники собирались в шатер, позевывая, Альбрехт заглянул в написанное, сказал быстро:

— Напишите, «не по-христиански». Мунтвиг всерьез мнит себя христианином, это на него подействует точнее.

Я зачеркнул «нечестно», ибо что такое честно, когда имеем дело с женщинами, написал «не по-христиански» и добавил «и не по-мужски» на тот случай, если он мужчина, все-таки не все носящие штаны — мужчины. Зачитал вслух.

Герцог Мидль посмотрел на меня со странным выражением, уж и не знаю, что подумал, но сказал вполне корректно:

— «Принадлежащую другому» тоже не совсем. Она же ему еще не принадлежит?

Сулливан прорычал:

— Лучше написать «предназначенную для использования другим». Это будет точнее.

— «Предназначенную», — согласился я, — лучше, а вот «для использования» — это как-то честно и по-мужски в лоб, прямо и точно, но мы же не вслух, а на бумагу! Там надо осторожнее, точность может выглядеть оскорбительной, нужно пофуфырить словами, это называется галантностью и вежливым обхождением, морды малограмотные!

Альбрехт заметил:

— Тогда просто вычеркнуть «для использования», это и так понятно, а «предназначенную» достаточно емко, хотя… не мешало бы добавить еще что-нить поубедительнее.

— Поубедительнее? — сказал я с раздражением. — Поубедительнее — это написать просто и честно: «Забери ее на хрен, она у меня в печенках», он это поймет, но когда еще наступит время либеральных ценностей, потому надо что-то витиеватое, с расшаркиванием и подпрыгиванием, желательно еще и помахиванием перьями на шляпе… вместе со шляпой, понятно.

Клемент спросил обеспокоенно:

— А не будет ли это помахивание умалением вашего достоинства?

— С чего бы оно умалилось? — спросил я оскорбленно. — Вон Мунтвиг выпихивает принцессу с самыми изысканными выражениями, даже не подумаешь, что в зад коленом, со стороны вообще кажется, от сердца отрывает и почти как бы страдает.

— Может, — предположил Макс наивно, — плюнуть на все и написать просто? Ваше высочество выше этикета!

— Может, у него советники получше? — спросил я сварливо. — Выше этикета только Господь Бог. Да и то кто знает, власть этикета безмерна!

Палант предположил:

— Может, ему чем-то доплатить?

— Богу?

— Мунтвигу!

— Обойдется, — сказал я. — Его женщина, пусть и забирает! Это нечестно — воспользоваться таким удобным случаем, что она сама ко мне попала якобы в плен.

— Компрометация? — предположил Мидль осторожно.

Я спросил с подозрением:

— А не пустил ли он удобный для себя слух, что я ее дефлорировал, и потому он всю такую дефлорированную не приемлет?

Сэр Норберт сказал твердо:

— Ваше высочество, опомнитесь!

— А что?

Он пояснил терпеливо:

— Мунтвиг по отношению к принцессе ведет себя как рыцарь. Ничего порочащего, полное уважение и предельная в рамках уважительность. Моя разведка такие слухи ловит и запоминает в первую очередь, люди есть люди.

— Тогда нужны юридические зацепки, — сказал я. — Не международный же суд создавать! Хотя для его создания любой повод хорош, а потом оставить в качестве прецедента и решать с его помощью разные проблемы спорных территорий…

— Можно, — вызвался Палант, — я его возглавлю?.. Нет?.. Ну ладно-ладно, только не бейте…

Норберт прислушался, сказал со вздохом:

— Копытца стучат. Похоже, принцесса возвращается.

— Да, это ее лошадка, — подтвердил Альбрехт, гордясь своим изумительным слухом. — Ваше высочество?