Читать книгу "Александр III. Истоки русскости - Владимир Александрович Гречухин"

сложными, но вполне позволяющими с оружием в руках решать вопросы чести.

Для просвещённой Европы это в немалой степени явилось внезапно оживающим явным анахронизмом, едва не проявлением средневековости.

Но был в жизни царя и ещё более яркий случай из этой сферы военного бытия. Это ужасный случай гибели на богатом балу студента-распорядителя от руки офицера (кавказского князя), посчитавшего неосторожное движение студента за оскорбление действием. Дело рассматривалось высокими инстанциями, и, в конце концов, было подано на конфирмацию императору. И тот наложил резолюцию, оправдывающую офицера. Он написал, что понятия высокого достоинства и чести мундира и не позволяли тому поступить как-либо иначе. (Не припомнился ли императору свой давний случай с погибшим офицером?)

Об отношении царя к вопросам воинской чести и офицерскому поединку может достаточно ясно говорить и почти семейный случай. Младший брат императора великий князь Владимир Александрович горько пожаловался на безграничную власть во дворце генерала Черевина, которого и придворный штат «боялся, как огня», и попросил урезонить или даже наказать грубого генерала. В ответ царь хладнокровно посоветовал брату: «Если ты обижен, то вызови его на дуэль, что же ты у меня чего-то клянчишь?»

В целом у Царя-Миротворца, отнюдь не пользовавшегося высоким авторитетом среди военных, было своё собственное строгое и высокое понимание о воинских заслугах и воинской чести. Об этом же говорит, например, его отношение к известию о знаменитом своим долголетием французском ветеране наполеоновских войн Н. А. Савене. (Савен прожил в России большую часть своего века, который одни определяли в 106 лет, другие – в 140, а третьи – «всего лишь» в 103 года). Так, узнав об удивительном французе, уже 80 лет жившем в Саратове, царь послал ему подарок – триста рублей, в знак уважения к его боевому прошлому и долгости земных лет.

…Хорошо зная о достаточно прохладном отношении к нему многих заслуженных военных, Царь-Миротворец тем не менее был очень внимателен ко всем армейским торжественным событиям и старался принимать в них уважительное участие, не забывая оказывать той или иной воинской части либо учёному учреждению подобающие знаки внимания (например, на такой день обязательно надевая мундир данного полка и соответствующие наградные знаки).

Б. А. Энгельгардт в своих воспоминаниях о Пажеском корпусе пишет, что при посещении корпуса царь был одет в мундир Преображенского полка: тёмно-зелёный сюртук, с белым крестом на шее, в высоких сапогах со шпорами. Выглядел император весьма значительно, хотя поза была очень простой – большой палец правой руки он держал за бортом сюртука, обхватив рукой толстый аксельбант. В опущенной руке в перчатке он держал фуражку с красным околышем. Но при всей внешней простоте облика «царь показался мне огромным, подавляющим всех окружающих его своей массой!»

Знаки его внимания к военной молодёжи были разными. Например, старших воспитанников названного корпуса он лично производил в камер-пажи. А по случаю своего посещения корпуса давал его учащимся трёхдневный «отпуск».

Известны случаи, когда Царь-Миротворец уступал силе военных традиций, даже если сам их и не разделял. Примером такой уступки традиции стал случай с кавалергардами. Эта элитная воинская часть особо прославилась своим бестрепетным мужеством в несчастной битве при Аустерлице. В тот грозный день 1805 года у кавалергардов при их отчаянной контратаке сразу погибли 13 офицеров и более двухсот рядовых…

Кавалергарды чтили и помнили этот день, и, дорожа традицией, не пожелали принять новомодную тёмно-зелёную форму и упорно заказывали и носили свои традиционные чёрные мундиры. Узнав об этом, царь махнул рукой: «Ладно… Их не переделаешь – пусть носят чёрные…»

И лично сам старался придерживаться многих военных традиций. Так, на свою коронацию он пожелал ехать на своём светло-сером старом коне, с которым, бывало, проделал всю турецкую кампанию.

Не имея склонности к войне и к боевым действиям, Царь-Миротворец являл глубокое уважение ко многим старым заслуженным офицерам, и он зорко различал значимость каждого из них. Так, узнав о смерти князя В. А. Долгорукова, он несмягчённо отозвался: «Вот человек, о котором никто не будет сожалеть». А смерть фельдмаршала князя Барятинского, служившего ещё в его цесаревичские годы, явилась для него большой и истинной потерей. И он отменил всё и поехал на княжеские похороны в село Ивановское.

У «Государя международного мира» (так называл его историк В. О. Ключевский) среди старых военных был один особо любимый человек. Это старый генерал Черевин, которого царь назначил руководителем своей охраны.

Этот человек отличался как большой простотой своего нрава, так и глубочайшей преданностью Царю-Хозяину. В рабочие часы императора он становился единственным, кто мог войти к нему без доклада. Лейб-хирург, профессор Н. А. Вельяминов в своих воспоминаниях отмечает эту редкостную привилегию старого генерала. Ведь даже великие князья таким правом не располагали!

Царь ценил в Черевине простоту, честность и всегдашнюю готовность постоять за своих подчинённых. Старый служака в людях терпеть не мог заносчивости и самомнения и не прощал этого даже тем придворным, которым он вполне сочувствовал по их деловым качествам. А императора он боготворил за его величавую простоту и высокую нравственность. Своим правом входить без доклада Черевин старался часто не пользоваться, и если требовалось сделать царю какое-либо срочное сообщение, то старался догнать Государя, когда тот шёл в свой кабинет после завтрака или обеда.

Царь очень ценил как замечательную верность старого офицера, так и его простую душевную тактичность, и по вопросам собственной охраны никогда ни о чём жёстко не настаивал, а предпочитал советоваться с Черевиным. Нередко он ему давал весьма необычные поручения. Так, например, в мае 1883 года Черевин «передал по принадлежности» знак отличия военного ордена четвёртой степени проживавшему в Москве старцу М. И. Муравьёву-Апостолу ко дню празднования двухсотлетнего юбилея лейб-гвардии Семёновского полка.

Стоит пояснить, кто такой «старей Муравьёв-Апостол». А это декабрист, за активное участие в восстании лишённый всех званий и орденов. А названный выше солдатский Георгий был ему особенно дорог, ведь он получен был за доблестное участие в Бородинской битве! И вот царь возвращал ему эту дорогую сердцу старика награду юных лет. И кто мог это задание выполнить душевней и лучше, чем генерал Черевин?!

Этот беззаветно преданный заслуженный офицер выполнял самые разные и порой необычные поручения царя. Так, при военных маневрах в Бресте императору срочно понадобился прусский мундир, ибо в событии пожелал участвовать Вильгельм I. Где взять? Эту проблему решил, конечно, Черевин!

А выше мы уже упоминали, что он даже занимался подбором кормилиц для царских детей! При такой близости к личным царским делам Черевин оказывался, словно добродетельным домовым царского дома. И за все его неусыпные хлопоты, крепкую обязательность, беспредельную преданность и исключительную правдивость император прощал ему