Читать книгу "И тьма взойдёт - К. С. Пакат"

– То есть… он служил Тёмному Королю не по своей воле? – сердце Уилла отчаянно забилось. – А потому что его заставили? Заколдовали? – Потрясённый, он обернулся к Джеймсу.

Тот казался удивительно уязвимым. В широко распахнутых синих глазах проглядывало, каким мог бы стать этот юноша, если бы Тёмный Король не исказил саму его суть.

– Да, такова сила реликвии! Она похищает волю Предателя и подчиняет его желаниям хозяина. Надень на этого мальчишку ошейник, и он будет принадлежать тебе. Ты сможешь заставить его сделать всё, что угодно. Так Саркеан удерживал его подле себя, ночами для утех, а днём отправляя раба убивать собственный народ.

– Прошу, – с усилием проговорил Джеймс. – Не отдавай ошейник моему отцу…

Он выглядел так, словно потерял всё, словно с его костей содрали плоть, а его самого разобрали на части. Рубашка насквозь промокла от пота, влажные волосы падали на лицо.

– Твой отец погиб, – сказал Уилл.

– Что? – В глазах Джеймса промелькнуло недоумение.

– Ты не знал? – с горечью спросил Киприан. Казалось, чары рассказа Готье разрушились, и боль от пережитого вернулась. – Или ты думаешь, он сбежал, когда пришла тень?

– Тень? – повторил Джеймс, и его глаза расширились. – Маркус обратился?

– Предатель, – прошипел Киприан, затем отбросил меч и рывком поднял пленника на ноги, схватив за рубашку, – услышать имя брата из его уст было уже слишком. – Тебе вовсе не нужен ошейник. Саймону ведь ты служил по собственной воле и прекрасно знаешь, что случилось в Чертоге. Сам был там! – послушник перешёл на крик. – Ты слышал, как умирали Хранители, послушники и адепты? Смотрел? Понравилось наблюдать, как погибает твоя семья?!

– Меня там не было, – ответил Джеймс. – Эмери освободил меня.

Эмери? Уилл вспомнил застенчивого кудрявого послушника, который одним из первых в Чертоге проявил к ним с Вайолет доброту. Подобный поступок казался слишком уж невероятным. Однако Уилл посмотрел на пленника и понял, что тот не лжёт.

– И зачем же Эмери это делать? – Киприан тряхнул Джеймса.

– Потому что он был влюблён в меня с тех пор, как нам исполнилось одиннадцать. Только не говори мне, что ты этого не знал.

Лицо Киприана исказилось. Он помолчал, в ярости глядя на Джеймса, а потом толкнул его, заставив растянуться на полу, и встал перед камином спиной к остальным, напряжённо расправив плечи и опираясь на стену, чтобы взять себя в руки.

– Так вот, он мёртв, – после долгой паузы сказал Киприан. – Все они мертвы. Из-за тебя.

– Из-за меня? – В голосе Джеймса отчётливо слышалась насмешка. – Нет, из-за Маркуса. Это он испил из Чаши.

Киприан резко развернулся. Уилл вовремя заметил острую, как нож, улыбку пленника и вспомнил, как тот сумел посеять смуту среди Хранителей всего несколькими фразами, поэтому успел удержать послушника, хотя это и оказалось нелегко.

– Прекрати. Он этого и добивается. Дразнит тебя. Остановись!

Киприан вырвался, тяжело дыша, и оттолкнул Джеймса, который смотрел на него насмешливо, умудряясь держаться с превосходством даже теперь, неуклюже упав на пол и со скованными за спиной руками. Пленник оказался в паре шагов от Уилла – и от ошейника. Возможно, так и было задумано.

– Значит, реликвия даёт власть над человеком?

– Не над любым, – поправил старик. – Только над Предателем.

– Откуда ты знаешь?

– Множество дураков пытались нацепить ошейник на других. Находились даже те, кто жаждал подчиниться, и сами надевали его на себя. Но реликвия не проявляла свою силу, потому что была выкована только для одного пленника. И замыкается лишь на его горле.

Взвесив золотой обруч в руке, Уилл посмотрел на Джеймса. Тот ответил отчаянным взглядом, то и дело переводя расширенные глаза на ошейник и прерывисто дыша.

– И всё же предмет наделён особой силой, – продолжил Готье. – Люди жаждут заполучить его, заполучить власть, которую он обещает. Власть, чтобы отдавать приказы. Как драконы стремятся завладеть сокровищами, так все те, кто хоть раз коснулся реликвии, стремятся обладать ею и тем, кем она повелевает. А Саймон… Да, он хотел укрепить свою власть, поэтому охотился за мной все эти годы, пытаясь заполучить то, что принадлежит мне по праву. И нигде я не находил ни отдыха, ни убежища.

Уилл невольно пожалел загнанного Готье, вынужденного проводить последние свои дни в этом пустом гниющем доме, так как видел, что ошейник высосал из старика всю жизнь, все прочие желания, кроме одного – обладать реликвией, держать её в руках. Слепца заботил только волшебный предмет. Последнее желание, выжженное в разуме.

– Здесь рядом есть ещё одно помещение, – сказал Уилл и посмотрел на Вайолет. – Кухня. Запри там Джеймса.

– А что потом? – спросила она.

Глава 28

– Мы его используем, – сказал Киприан.

Уилл перевёл взгляд на Вайолет, которая как раз вернулась из кухни, где приковала Джеймса, и с мягким щелчком закрыла за собой дверь. За это время Киприан уже поставил на место кресло Готье и усадил старика обратно.

Уилл положил по-прежнему завёрнутый в одеяло предмет на каминную полку, но даже оттуда чувствовал его тяжёлую энергию, его притяжение.

– Наденем ошейник на Предателя, – продолжал Киприан, – и прикажем ему напасть на Саймона.

– Но мы ведь не можем просто превратить Джеймса в раба? – отозвалась Вайолет. – Или можем? – Вопрос повис в воздухе.

– Это ведь не навсегда, – возразил Киприан. – Если он выберется, мы снимем ошейник.

– Его нельзя снять, – сказал Готье, и все обернулись к нему.

– Что вы имеете в виду? – спросил Уилл, невольно вздрогнув.

Смысл слов старика дошёл до него не сразу, как камень, брошенный в глубокое озеро.

Готье сидел в кресле и кутался в свой грязный помятый камзол, служа живым отражением окружавшего запустения и разложения. Слепец сцепил узловатые, покрытые старческими пятнами руки в замок. Невидящие глаза, подёрнутые жемчужно-белой пеленой, как у жабы, смотрели на Уилла и вместе с тем – не совсем.

– Нет ни застёжки, ни замка. Наденешь реликвию – она станет твоей навсегда, – говоря это, Готье чуть покачивался, точно в предвкушении, а потом процитировал какое-то древнее мрачное пророчество: – «Лишь смерть освободит его…»

Сама мысль о том, что ошейник превращал в раба навечно и что Джеймс никогда не сможет снять золотой обруч, заставила Уилла похолодеть.

«Лишь смерть освободит его». Но даже гибель не освободила пленника – он переродился, и ошейник по-прежнему стремился к нему.

Уилл посмотрел на завёрнутый в одеяло предмет, вспоминая блеск золота и ощущая невыносимое бремя выбора. Они могли остановить Саймона, но какой ценой?