Читать книгу "И дети их после них - Николя Матье"

Но тут, в этом подлеске, где он стоял с членом наружу, прежние смутные страхи вернулись. По затылку пробежал холодок. Хотя по-настоящему холодно не было, в воздухе ощущалась только колкая влага, которая падала с ветвей, лилась через воротник, струилась по коже. Ему показалось, что где-то впереди, среди редко стоящих стволов, мелькнула фигура. Вытаращив глаза, он всматривался в пустоту. И снова взгляд зацепился за что-то бледное. Мошонка у него сразу сжалась. Волоски на руках встали дыбом. И тут он услышал знакомый влажный звук мочи, падавшей на мягкую лесную землю.

Однако сам он не писал.

Затаив дыхание, он застегнул ширинку. На большее он не решился.

– Эй!

Антони вздрогнул и быстро обернулся на голос. Какой-то тип просто писал за деревом в нескольких метрах от него.

– Блин, ну ты меня и напугал.

– Хе-хе, – отозвался тип.

От одного только звука его голоса Антони показалось, что в лесу зажегся свет. Он сразу смог продолжить то, ради чего пришел. Писал он долго, с наслаждением, радуясь присутствию этого человека, как и он, облегчавшегося у дерева. Сделав свое дело, тот шагнул в сторону Антони.

– Терпеть не могу это место, – сказал он.

– Пляж?

– Нет, лес этот. Не знаю, подозрительный он какой-то.

– Это точно.

Антони плохо видел его, но, судя по интонации, представлял его себе молодым, дружелюбным и немного под мухой, как и он сам. Вдали послышались первые такты «Ла Бамбы». Антони стряхнул последние капли, застегнул ширинку. Тот, другой, ждал. Из вежливости, в некотором роде. Антони вытер руки о джинсы и подошел к нему.

– Блин.

Впервые за долгое время они с Хасином встретились лицом к лицу. Оба опешили и несколько мгновений стояли в замешательстве. В глубине души ни тот ни другой не знал, что предпринять.

– Что будем делать? – спросил Хасин.

Антони не имел ни малейшего понятия. К счастью, музыка замолкла и пляж погрузился в темноту. Они остались в кромешной тьме. По неподвижной массе зрителей пробежал шепоток, и тут над озером взмыла первая ракета, прочертив в небе искрящуюся дугу. Она взорвалась где-то высоко, далеко, и это было великолепно. Помпезно зазвучали первые слова «Who Wants to Live Forever»[40]. И тут Антони обнаружил, что снова остался один. Хасин смылся. Позади тяжелым воспоминанием стоял лес. Он поспешил обратно к кузену и остальным.

6

Тысяча лиц на пляже были обращены в небо, освещенное красными, синими, белыми отблесками. Ракеты с треском взмывали в ночь, а потом взрывались в груди у зрителей, рвали барабанные перепонки. Кишение света, водопад красок и грома. На этот раз мэрия постаралась.

Даже Стеф и Клем не находили повода для насмешек, несмотря на окружающее торжество стадного чувства, несмотря на Селин Дион и Уитни Хьюстон. Свет и звук захватили их, и они позабыли о своей оригинальности. Рядом с ними какой-то папаша держал на руках девочку, которая, уставив пальчик в небо, все время повторяла: «Красиво – красненькая! Красиво – синенькая!» Полицейские тоже смотрели на небо. Один взгляд – на всю долину. Четырнадцатое июля.

Финальный залп был дан под «Как я люблю тебя»[41]. Стеф почувствовала, как подружка прижимается к ней. Их глаза горели одинаковым влажным блеском, а слова «мое тело на твоем теле» отдавались в животе особым волнением, каким-то первобытным, звериным ощущением непреодолимого спазма.

Потом все закончилось, раздались свист, аплодисменты, и все поспешили выпить. Публикой овладела сильная жажда. Можно было начинать бал.

Общая атмосфера стала другой. Прогулочное благодушие, отмечавшееся в начале вечера, сменилось каким-то неистовством. Тела, разгоряченные алкоголем, шумом, усталостью, притягивались друг к другу, как намагниченные, и снова разлетались в стороны. На танцполе под гирляндами лампочек начали бесноваться танцующие. Диджей открыл бал группой «Джексон 5», потом включил Глорию Гейнор. Он знал классику. В декольте у женщин стало влажно. Старейшины смотрели на весь этот сумбур с умилением. Некоторые клевали носом. Зато у подростков не было риска уснуть. Зажатые, делано равнодушные, они стояли у края танцпола и зорко следили друг за другом глазами-кинжалами. Из поколения в поколение желание всегда должно сначала победить робость. И до чего же паршиво, когда не знаешь, как с этим справиться.

Стеф и Клем тоже пришли на танцпол. Антони наткнулся на них, возвращаясь из леса. Они танцевали, красивые, просто супер, малость под мухой, обмениваясь гримасами, с поднятыми вверх руками – прямо кино. После двух песен они пошептались о чем-то, и Клем ушла с танцпола.

Кажется, момент что надо.

– Привет.

Стеф обернулась. Он не сразу справился с собой.

– О, черт.

Она широко улыбалась. Они попытались поговорить, но музыка играла слишком громко. Она предложила уйти с танцпола.

– Ну как? Что делаешь?

– Я теперь в Париже.

– Круто.

– А то! Вкалываю как ненормальная. Десять кило набрала.

Юноша оглядел ее с головы до ног. Добрая часть излишков явно приходилась на бюст. Бретелька майки врезалась на плече глубоко в кожу. Как тогда тесемки на бедрах.

– Эй, – сказала Стеф и щелкнула у него перед носом пальцами.

– Ты красивая.

– Во дурак…

Но ей явно было приятно, и она с трудом скрывала это. Тут подвалила Клем с двумя полными стаканами пива в руках.

– Я тебя потеряла. Где ты была?

– Здесь.

Стеф не знала, что говорить. Антони молчал. Плохое начало.

– Может, я вам мешаю? – спросила Клем.

– Да нет.

Ничего не происходило. Гремела музыка. Антони пожертвовал собой.

– Ладно, пойду поищу что-нибудь выпить. Сейчас вернусь.

– Давай, – сказала Клем.

Ну вот, опять облом. Он ушел, стараясь выглядеть спокойным, хотя ему было совсем хреново. Он пришел сюда, чтобы повеселиться, заглотить последнюю порцию этого дерьмового городишки, перед тем как свалить отсюда навсегда, а Стеф, как обычно, все испортила. Он даже не мог оглянуться: наверняка они разглядывают его с этой дурой, ее подружкой. Он встал в очередь в буфет. Его так и подмывало посмотреть через плечо, но он не решался. От всего этого ему захотелось начать все крушить. Чтобы и самому было больно. А он-то думал, что с этим покончено. Что за наказание эти бабы!