Читать книгу "Брачная ночь с горцем - Керриган Берн"

«Люблю…» Слово, которое она когда-то так мечтала услышать, теперь легло на сердце свинцовым грузом. Повернувшись к нему, она сказала:

– Но ребенок…

Гэвин прижал палец к ее губам и проговорил:

– У моего отца бастардов было… по крайней мере, не меньше, чем законных детей. Я видел, как мучились эти нежеланные дети. И клянусь всеми богами моей родины и народа, что никогда не позволю твоему – нет, нашему – ребенку жить под бременем этого стыда. Если я люблю тебя – значит, полюблю и этого ребенка и назову его своим. Клянусь, этот малыш никогда не узнает, что я ему не родной отец!

В продолжение всей этой речи Саманта смотрела на него молча, широко раскрытыми глазами, каждую секунду ожидая боли, она говорила себе: «Вот сейчас, следующее его слово – оно разрушит все надежды».

Ведь счастливых концов в жизни не бывает, верно? Особенно для людей вроде нее. Никому не нужных. Тех, кто не заслуживает ни доверия, ни любви.

Когда же Гэвин прижался губами к ее губам, Саманта поняла: счастливый конец может быть и для нее. И она с восторгом открылась для Гэвина, принимая его любовь, принимая все чувства, что переливались из его души в ее душу вместе с движениями их губ. Он не был больше ни ленивым любовником, ни прославленным повесой. На этот раз в его поцелуе была страстная и отчаянная жажда – то, чего Саманта никогда прежде в нем не ощущала, да и не считала его на это способным.

И она отвечала столь же страстно и пламенно. Запустив пальцы в его густые волосы, она сделала Гэвина пленником своего ответного жара. В пламени их поцелуя сгорало прежнее одиночество, и это пламя сулило им новую, пока еще неведомую, но, конечно же, лучшую жизнь.

Они снова были вместе. Он принадлежал ей, а она – ему. И никогда больше они не расстанутся.

Тут Гэвин застонал, потом зарычал, крепко прижимая ее к себе, руки же его, казалось, были повсюду.

Забывшись в поцелуе, Саманта едва заметила, как Гэвин подтолкнул ее к сиденью. В следующий миг он приподнял ее юбки – и ворвался в нее одним мощным толчком. И Саманта радостно открылась ему навстречу – теплая, влажная, отчаянно жаждущая.

Любовь Гэвина пробудила ее к жизни, снова сделала лед в жилах горячей кровью, сбросила груз вины и скорби, открыла дорогу свободному, ничем не сдерживаемому желанию.

Уста их оставались слиты, а тела раскачивались в ритме, отвечавшему их безумному желанию. Он заполнял ее полностью и двигался все быстрее и быстрее.

Яростный звериный рык вырвался из ее горла в миг кульминации – внезапной и яростной. И Гэвин тут же, прервав поцелуй, зажал ей рот ладонью. Крики и стоны Саманты стали приглушенными, а тело трепетало и содрогалось в сладостных судорогах.

А затем и Гэвин, уткнувшись лицом в плечо любимой, издал глухой рык – и содрогнулся, наполняя ее лоно своим теплым семенем.

– О, Бонни! – выкрикнул он ее новое имя. Выкрикнул имя женщины, которую любил, имя женщины, любившей его.

А потом оба, тяжело дыша, приходили в себя. Через некоторое время, когда туман страсти рассеялся, сменившись мягким сиянием наслаждения, Гэвин поднял голову и взглянул на любимую. На устах его снова играла хорошо ей знакомая чудесная улыбка.

– Знаешь, Бонни, а ведь ты так и не ответила мне. Скажи, ты согласна выйти за меня замуж?

Она тоже улыбнулась.

– Просто я подумала, что мой ответ ничего не изменит. Мне показалось, что раз уж ты решил, что мы поженимся, то мое мнение не требуется.

Граф тихо рассмеялся.

– Да, конечно. Но все-таки хотелось бы услышать твой ответ.

Сердце Саманты пело и ликовало, но все же она, закатив глаза, в притворном негодовании воскликнула:

– Какой же ты несообразительный! Разумеется, я выйду за тебя замуж. Я слишком тебя люблю, чтобы отказать.

Гэвин встал и поцеловал ее. Потом спросил:

– Знаешь, когда я понял, что безумно тебя люблю?

Саманта отрицательно покачала головой.

– Когда в руках у меня оказалась дарственная на Эррадейл. Именно тогда я понял: главное для меня – не поместье, главное – вернуть тебя.

Саманта прижала ладонь к губам, заглушая рыдание.

– Правда?.. – прошептала она.

– Да, чистейшая. – Гэвин поцеловал ее руку. – Эррадейл был моим самым заветным желанием, пока не появилась ты. И ты научила меня отличать желанное от необходимого. Ты необходима мне, Бонни, лишь рядом с тобой я становлюсь самим собой.

Не в силах найти слова, чтобы выразить свои чувства, Саманта привлекла любимого к себе – и ответила на том языке, которым так хорошо владели они оба.

Когда же поцелуй их наконец прервался, Гэвин проговорил:

– А теперь, милая, позволь отвезти тебя домой и сделать моей женой. – Он провел ладонью по ее растрепанным волосам. – Я хочу, чтобы ты стала моей жизнью, а мой замок – домом твоего сердца.

– Да, ведь и я хочу того же! – просияв, воскликнула Сэм. – Вот только… У меня один вопрос…

– Что такое, любовь моя?

– Мы поплывем на корабле?

Граф криво усмехнулся.

– Увы, милая, летать по воздуху люди пока не научились.

– Этого я и боялась!.. – простонала Саманта. И, рассмеявшись, прижалась к любимому.

Эпилог

– Здесь пишут, что администрация Ньюгейта долго пыталась скрыть побег знаменитого преступника, известного как «Грач», поэтому газетчики узнали о нем только сейчас.

Оторвавшись от гроссбуха, Гэвин поднял взгляд на красавицу жену, сидя в мягком кресле у камина, она читала газету и кормила грудью малютку дочь.

– Не могу сказать, что эта новость меня удивляет, – заметил он. – Он, кажется, вовсе не беспокоился, когда оказался под арестом. Да и на человека, готового пожертвовать своей свободой ради чужого блага, он совсем не похож.

Всякий раз, глядя на свою семью, Гэвин невольно расплывался в улыбке – все никак не мог привыкнуть к тому, как сильно их любил. Обе они были для него драгоценны. Казалось, мать и дочь окутывает какое-то сияние, и, пока он находился с ними рядом, это сияние распространялось и на него.

Встав из-за стола, Гэвин подошел к ним, присел на корточки возле кресла и прижал жену к себе, заключив и ее, и малышку в надежные объятия своих сильных рук.

Элинор Элисон Сент-Джеймс, или Элли, как называла дочку Бонни, оторвавшись от своего обеда, подняла на Гэвина серьезные карие глаза.

Гэвин протянул ей руку, и крохотные пальчики девочки крепко сжали его палец. Каждый раз, когда она так делала, ему казалось, что малышка сжимала и его сердце. Не знай он, кто она такая, сказал бы, что на вид она – вылитая Маккензи.

Впрочем, она и была Маккензи. И им же остался и сам Гэвин.