Читать книгу "Из Декабря в Антарктику - Виктор Джин"

Тайка приблизилась с двумя бокалами вина, наполовину красными и округлыми, как беременная газель. Поставила один передо мной и села на диванчик, подобрав под себя ногу. Теперь ее рубаха не свисает, а надулась бумажным фонариком. Тонкие пальцы удерживают хрустальную ножку, побалтывая. В бокале кружится бордовый водоворот.

Я протянул руку, и бокалы звонко встретились. Цам!

Все это время я не сводил с нее взгляда. Черт возьми, эта женщина — самая большая загадка из всех! Сводит с ума. Может, она вовсе не ангел, а колдунья, умеющая превращаться в дождь?

— Это какая-то проверка?

Она промолчала с момент, потупив взгляд.

— Может быть.

Взбалтывает вино.

— Почему мы пьем?

Глаза взлетели на меня.

— А почему нет?

— Ну, я думал, наш девиз: «жизнь — самый сильный наркотик».

— Наркотики, при желании, можно смешивать. А ты задаешь слишком много вопросов.

— Знаешь, когда мы впервые встретились, я думал, что ты сумасшедшая.

— А сейчас?

— Сейчас я сам стал таким.

Она протянула бокал, и стеклышки снова встретились. Дзинь!

Голова кругом.

Собеседница наклоняется в мою сторону:

— Когда мы впервые встретились, у тебя был взгляд смертельно раненного пса. Не знаю как ты вообще выжил.

Откидывается назад и хихикает.

— Ты меня сделала сильным, — говорю.

— А ты меня делаешь уязвимой, — ставит бокал на стол.

Ее улыбка меняется.

— Это какая-то игра? — спрашиваю.

— Ты снова задаешь вопросы.

Делаю терпкий глоток.

— Расскажи о себе, ведь я почти ничего не знаю.

— Тебе по-прежнему, непременно, все хочется знать?

Я ничего не ответил, разрываемый смешанными чувствами. Действительно, знать не хотелось, а лишь любить и безвозмездно делиться. Но, в то же время, я желал эту женщину всю, целиком, вместе с ее таинственным прошлым.

— В тебе всегда жила доброта, — она подобрала бокал со стола. — Правда, ты слишком зациклился на своей драме. Но не только у тебя была трагедия, она есть у каждого, и у меня тоже. Видишь эти фотографии на стене? В шесть лет меня отдали в секцию тренироваться тайскому боксу, это было в Бангкоке.

Она замолчала, рассматривая фотографии, словно видит впервые. Азиаты глядели на нас строго и укоризненно. Будто сами никогда не пробовали вино.

Тут же перед глазами ярко вспыхнул образ маленькой девочки: со стрижкой каре и огромными перчатками на тонких ручках. В сердце что-то дрогнуло.

— Мой отец всегда хотел сына. А я так желала, чтобы он гордился мной. Старалась доказать, что девочка ничем не хуже. Но не так-то просто заполучить любовь отца. Я тренировалась, каждый день, пытаясь оправдать его ожидания. Приходила первая на тренировку, уходила последней. Начала выступать на ринге, появились первые награды. А он, он все равно смотрел не так, не видел во мне равную.

Она прикоснулась губами к тонкому хрусталю, оставив на краю красный след, как от помады.

— Затем все пошло наперекосяк. Тот бой, на арене в Чианг Май, шестнадцатое декабря. Против меня на ринг вышла соперница, невероятно красивая. Весь зал рукоплескал ей, и стало ясно, что она успешнее и сильнее, превосходит меня во всем. Если бы я была такой, отец точно бы меня полюбил. Я заглянула противнице в глаза, и что-то замкнулось внутри. Бой был проигран. В первом же раунде, когда мы сцепились в клинче, меня сокрушил ее удар коленом. Ноги подкосились. Непонятно каким чудом, но я устояла. Наверное, мысль о том, что отец где-то там, смотрит, удерживала обмякшее тело от падения. Я повисла на ниточке, умоляя, чтобы вот-вот прозвучал гонг. Но гонг молчал, вместо него прилетел локоть — темнота, нокдаун. Я провалилась во мрак.

Тайка отодвинула нависшую челку, демонстрируя бровь, от которой тянулся вертикальный шрам. Этого шрама я прежде не замечал.

— Затем у меня был бойфренд. Ты знаешь, как тайские мужчины иногда обращаются с женщинами. А я была слабой, податливой. Старалась быть покорной, а он избивал меня. Каждый день я просыпалась и продолжала быть с ним, ненавидя себя за это. Чувствовала, что я здесь чужая, не принадлежу этому миру. Что-то неистовое пожирало изнутри, я перестала спать — жуткая бессонница. Принимала таблетки. А однажды выпила все разом, весь бутылек.

Она опустошила бокал и подняла со стола мой.

Затем взмахнула куда-то на север.

— Я оказалась в том монастыре, неподалеку отсюда. Очень спокойный монастырь: вокруг виноградники, холмы, речка, вдоль которой поднимаются кельи на худых бамбуковых ножках — напоминают слонов с картины Дали. Целыми днями медитировала. Однажды мимо проходил странствующий монах. Не знаю почему, но я последовала за ним. Стала его ученицей, возобновила тренировки. Но больше никогда не выходила на ринг. Сейчас я понимаю — нас свела та же сила, что организовала мою встречу с тобой.

Поставив на место недопитый бокал, азиатка взяла мою ладонь.

— С тех пор, как я встретила тебя, все поменялось… Пришло освобождение, больше не приходится бороться и что-либо доказывать. Я кое-что поняла про отношения — это крылья. Когда тебя подкидывает в воздух, и ты расправляешь их. Крылья, которые всегда были. Но я в них не верила, и все вокруг, даже собственный отец, не верили. А ты, оказывается, умеешь летать.

Она потянула меня за руку, поднявшись. Я последовал за ней.

Мы зашли в темную комнату — келья, в которой хватало места лишь на матрас и на то, чтобы подступиться к нему с одного края. Девушка встала на фоне решетчатого окна, из которого вяло сочились бледные лучи. Я почувствовал, как быстро мои глаза адаптировались к темноте и отчетливо различают предметы.

Приблизившись сзади, вплотную, я обвил рукой ее талию. Положил ладонь на упругий живот, касаюсь горячими губами основания сахарной шеи. Она трется виском о мою щеку. Запах волос и ванили. Дыхание разгоняется.

Некая сила, крепко ухватив за предплечье, дернула вверх — оторвала от пола. Диафрагму сжало. Через секунду я уже лежал на матрасе, пытаясь снова дышать, но получилось не сразу.

Тайка сидела сверху, ее прическа растрепалась. Широкая рубаха расстегнулась и сползла с левого плеча, оголив небольшую грудь, на которую лег решетчатый узор. Темный заостренный сосок поднимался вверх-вниз от учащенного дыхания.

Она наклонилась и поцеловала меня.

— Эта наша последняя ночь.

Цепенею.

— Ты знаешь, — шепчет на ухо, — это только начало пути.