Читать книгу "Наука, не-наука и все-все-все - Ричард Фейнман"

Ну вот, я разволновался… Эмоции! Я не должен их допускать, потому что у нас научный разговор. Я не смогу ни в чем вас убедить, если не притворюсь, будто у нас чисто научное, непредвзятое, рациональное обсуждение.

Что касается этих стран, то у меня мало опыта. Я был в Польше и заметил кое-что интересное. Поляки, конечно, народ свободолюбивый, а теперь они зависят от русских. Они не могут печатать все, что хотят, но когда я там был, примерно год назад, они говорили все, что хотели. Странно: говорить можно, печатать – нет. И мы очень активно обсуждали в общественных местах самые разные вопросы. Самое удивительное, кстати, что мне запомнилось о Польше: они пережили войну по милости Германии, и пережитое так глубоко в них отпечаталось, это так страшно, что они не могут забыть. И потому в вопросе международных отношений поляков прежде всего волнует возможность фашистского возрождения в Германии. А я, пока там находился, думал – какое было бы ужасное преступление со стороны свободных государств такое допустить. Вот потому поляки и терпят влияние России. Они объяснили мне, что русские придерживают восточных немцев. В Восточной Германии фашизму точно не возродиться. Русские, вне всяких сомнений, о том позаботятся. По крайней мере, у поляков есть какой-то буфер. Удивительно: им даже в голову не приходит, что одна страна могла бы защитить другую, помогать ей и притом ее не подчинять, не диктовать ей свою волю.

И еще мне часто говорили – некоторые люди отводили меня в сторонку, – что, может, нас это удивит, но если Польша освободится от России и станет независимой, то будет более или менее придерживаться прежнего курса. Я спрашивал: «То есть? Вы хотите сказать, что не допустите свободы слова?» – «Нет, свобода у нас будет какая угодно. Свободу мы любим, но промышленность останется национализированной и все такое прочее. Мы верим в социалистические идеи».

Я удивлялся, потому что я не так смотрю на эту проблему. По-моему, проблема не в выборе между социализмом и капитализмом, а между подавлением идей и свободой мысли. И если социализм в сочетании со свободомыслием лучше, чем коммунизм, он пробьет себе дорогу. И всем будет хорошо. А если капитализм лучше социализма, он тоже пробьет себе дорогу. Вспомните наши 52 процента.

Ну вот…

Факт, что Россия несвободна, ясен каждому, и последствия этого для науки совершенно очевидны. Один из лучших примеров – Лысенко, который считал, что приобретенные признаки могут передаваться по наследству. Может, это и так. Хотя большинство генетических факторов, несомненно, другого рода, и они передаются через ядро гаметы. Есть несколько примеров, очень мало, когда некоторые свойства передаются путем прямого, как мы обычно говорим, цитоплазматического наследования. Но в основном законы наследования не таковы, как считал Лысенко. Вот он и испортил науку в России. Великий Мендель, открывший законы наследования и заложивший основы генетики, мертв. Эта наука может развиваться только в западных странах, потому что в России нет возможности свободного научного анализа. Им приходится все время с нами спорить. И получается интересный результат. У них не только остановилось развитие биологии, которая, кстати говоря, сегодня на Западе самая интересная, самая увлекательная и быстроразвивающаяся наука. В России она стоит на месте. Думаете, что с экономической точки зрения такое невозможно? Однако благодаря неверным теориям наследования сельское хозяйство в России отстает. Там не умеют выводить гибридные сорта пшеницы. Не знают, как получить лучшие разновидности картофеля. Раньше умели. До Лысенко в России выращивали лучший картофель – и не только. А сегодня ничего такого у них нет. Они только и делают, что спорят с Западом.

В физике были времена, когда ученым приходилось нелегко. В последнее время они пользуются большой свободой. Не абсолютной; есть разные научные школы, и они спорят друг с другом. Их представители были на конференции в Польше. Польский «Интурист» устроил для участников экскурсию. Комнат было мало, и организаторы совершили ошибку, поместив русских в одну комнату. Они там встретились, и началось: «Я с ним семнадцать лет не разговаривал и жить с ним в одной комнате не буду!»

Есть две физические школы. Есть хорошие парни, и есть плохие парни, тут все ясно. Есть и в России отличные физики, но на Западе эта наука развивается гораздо быстрее, и хотя одно время казалось, что и в России будут сдвиги, ничего не произошло. Это, однако, не означает, что там не развиваются или как-то отстают технологии; я хочу сказать другое: в стране такого типа развитие идей обречено.

Вы читали о последних тенденциях в современном искусстве. Когда я был в Польше, там в переулках висели современные картины. Современное искусство начало развиваться и в России. Не знаю, какова ценность современного искусства, я о другом. Господин Хрущев посетил такую выставку, и господин Хрущев решил, что картины выглядят, словно их осел хвостом нарисовал. Что ж, ему, как говорится, виднее.

Приведу еще пример: господина Некрасова, который путешествовал по Штатам и Италии и, вернувшись домой, описал увиденное. Его упрекали – я цитирую обличителя – «в подходе “пятьдесят на пятьдесят”» и низкопоклонстве перед Западом. И это страна науки? Откуда мы вообще взяли, что русские «научны»? Оттого, что сразу после революции они рассуждали иначе? Отнюдь не научно отказываться от подхода «пятьдесят на пятьдесят» – это означает не видеть того, что происходит в мире, то есть намеренно оставаться слепым и лелеять свое невежество.

Не могу удержаться и не рассказать еще о нападках на господина Некрасова. Некто по имени Подгорный, первый секретарь компартии Украины, сказал: «Вы нам говорили… – (Подгорный выступал на заседании после другого оратора, чья речь не была опубликована, а вот эти нападки опубликовали.) – …Вы обещали писать только правду, великую правду, за которую сражались в окопах Сталинграда. За какую же вы, товарищ Некрасов, стоите правду сегодня? От вашего выступления очень несет мелкобуржуазным анархизмом. А этого партия, народ терпеть не могут и не будут», – и посоветовал ему серьезно подумать. О чем этому бедняге следует серьезно подумать? Как можно всерьез думать о буржуазном анархизме? Разве бывают буржуазные анархисты? Полный абсурд. Остается только высмеять людей вроде господина Подгорного и найти способ выразить господину Некрасову наше уважение и восхищение его смелостью, потому что род человеческий еще только начинает развиваться. В прошлом – тысячи лет, а в будущем – неизвестное количество времени. Впереди – множество возможностей и множество опасностей. Раньше людей подавляли, подавляя их идеи. На протяжении долгих лет. Мы такого не потерпим. Я надеюсь на свободу для будущих поколений – свободу сомневаться, свободу развиваться, рисковать в поиске новых идей и решений новых проблем.

Зачем мы боремся с проблемами? Мы в самом начале пути. У нас много времени, чтобы их решить. И ошибется человечество, только если в своем юношеском максимализме решит, что знает все ответы. Тогда никто ничего не придумает. И мы застопоримся. Человек будет заточен в узких рамках нашего сегодняшнего воображения.

Мы не слишком умны. Мы глупы. Мы невежественны. Мы должны избегать тупиковых путей. Я верю в ограничение власти, считаю, что правительство нужно всячески контролировать, и упор я делаю только на разум. Не хочу говорить сразу обо всем. Давайте ограничимся такой небольшой темой, как разум.