Читать книгу "Посмотри мне в глаза! Жизнь с синдромом "ненормальности". Какая она изнутри? - Джон Элдер Робисон"

Мать все поправлялась и поправлялась, и я уже слышал, как шевелится у нее в животе младенец. Я и восторгался, и волновался.

В день, когда мать родила, приехал ее брат Мерсер и сидел со мной, пока родители были в больнице. Мне не терпелось увидеть брата, и дядя Мерсер отвез меня в больницу. Брату было всего несколько часов от роду, когда мне его показали.

– Кристофер Рихтер Робисон. Какой прелестный мальчик!

– Хочешь подержать его? – предложила мать, прижимая малыша к себе. Он был крошечный, гораздо меньше, чем я ожидал.

– А он вырастет? – спросил я. Вдруг малыш – карлик?

– Когда ты родился, ты был таким же, – объяснила мать. Верилось с трудом, но, раз я когда-то был таким маленьким, значит, и брат, наверно, все-таки вырастет.

Брат был весь красный и почти не открывал глаза. Мать вручила его мне. Я думал, он будет брыкаться, как кошка или собака, когда ее берешь на руки, но он ничего такого не делал. Он был такой маленький и так запеленут в одеяло, что мне казалось – я и держу только одеяло. Совсем, совсем непохоже на то, когда держишь собаку или кошку и чувствуешь их тяжесть. Мой личный младший брат, вот это да. Я был в восторге, но старался этого не показывать, а то еще отберут малыша.

Брата привезли домой завернутым в желтое одеяло, и мать сразу переложила его в кроватку в дальнем углу комнаты. Я вошел и ждал, что будет, но брат ничего не делал. Я приблизился к кроватке и стал смотреть на него. Иногда он тоже взглядывал на меня, но и только. В основном он спал. И он был симпатичный.

– Осторожно. Когда берешь его, нужно поддерживать ему головку, – объяснила мать. Я прижал брата к себе, чтобы он не упал. И все время боялся, как бы у него не сломалась шея – я вывел из материных слов, что она может сломаться. Но ничего такого не случилось.

Я посмотрел брату в лицо.

– Скажи что-нибудь. Умеешь? – спросил я.

Он засопел.

– Это ты так разговариваешь? – я ткнул его в нос, потому что видел – мать и отец так с ним делали. Брат завопил. Я поспешно стал качать его на руках. Он замолк и снова засопел.

– Буду звать тебя Сопелкой, – сказал я ему. Теперь у брата было имя.

Я собрал из конструктора высокий подъемный кран и поднес к кроватке. Потом стал перекладывать кубики с пола в кроватку. Я надеялся, что Сопелка с ними поиграет, но он просто таращился на них, и все.

– Смотри, Сопелка, это кубики для тебя, – сказал я. Сопелка смотрел, как я поднимаю кубики и роняю их на пол.

– Смотри, я построил для Сопелки кран! – сказал я матери. Я ревновал, потому что теперь она тратила все время на Сопелку, а раньше она никогда меня не игнорировала.

– Очень мило, Джон Элдер. – Мать подошла к кроватке и посмотрела на кран и похвалила его. Я даже показал ей, как поднимаю кубики, и она меня сфотографировала. Но мать почему-то очень заботило имя брата.

– Его зовут не Сопелка, а Кристофер. Или Крис. Запомни, пожалуйста.

Мать еще не поняла, что я никогда не буду называть брата Кристофером или Крисом. Я и сам еще этого не знал. Но у меня почему-то не ладилось с именами, если только я не выдумывал их сам.

Потом я привел друзей – показать им брата.

– Смотрите, это мой брат. Его зовут Сопелка.

На друзей это произвело впечатление – ни у кого из них не было новорожденного брата. Правда, я пока не мог добиться от Сопелки ничего интересного, но я знал – он вырастет и тогда будет что показать. Я все равно им гордился.

Прошел год, и теперь Сопелка уже кое-что умел. Что-то он освоил сам, а чему-то его научил я. В год с ним было еще нечем заняться, но я знал – у него есть скрытые возможности. А родители между тем снова стали ссориться, еще больше, чем раньше, и поговаривали о переезде. Мне было жаль, что Сопелка пока еще маленький и с ним толком не поговоришь – разговаривать-то можно, но он ведь не отвечает.

– Твой отец ищет постоянное место учителя. Мы присматривались к двум школам – в Остине, штат Техас, и в Амхерсте, это Массачусетс, – сказала мне мать.

Отец искал постоянное место вот уже несколько лет. И разговаривала со мной теперь в основном мать. Отец молчал.

И он опять начал ожесточаться. Теперь он пил какую-то штуку под названием херес. Я попробовал – и тут же выплюнул. Не представляю, как ему могло нравиться поглощать это пойло стакан за стаканом. Отец сидел в одиночестве в кухне и пил херес, и чем ближе к вечеру, тем он делался злее. Я уже усвоил, что вечером от отца надо держаться подальше.

Ни в Амхерсте, ни в Остине я никогда не бывал. Но из книжек уже знал, что в Остине водятся ядовитые змеи и ядовитые же ящерицы в руку длиной. А еще там жара и сушь. «Давай поедем в Амхерст», – сказал я матери. Родители согласились.

И вот мы снова переехали и поселились в Хэдли, в Массачусетсе. Это был фермерский поселок, милях в шести от Амхерста и Массачусетского университета. И мать, и отец выросли в сельской местности, но всю мою жизнь мы проводили в городской обстановке. А теперь – поселились за городом. Я был в восторге. Тем более, что обиталищем нашим стал старый фермерский дом.

– Он выстроен в 1743 году. Один из самых старых здесь, так и знай, Джон Элдер, – с гордостью сообщила мне мать.

Перед домом бродили коровы. За домом начинались поля. Мать представила меня хозяевам дома – мистеру и миссис Барстоу. Они мне понравились. Мистер Барстоу владел всеми окрестными полями. Но самое главное – у его брата, который держал ферму по соседству, было четверо детей, так что мне нашлось с кем поиграть. Поскольку теперь я научился знакомиться и общаться, то на новом месте друзья у меня появились сразу. К началу школьных занятий я даже обзавелся приятелями-попутчиками, с которыми садился рядом в школьном автобусе. Раньше я никогда не ездил в автобусе, но новым знакомцам этого рассказывать не стал. Я уже усвоил: никогда не рассказывай о себе такое, из-за чего тебя могут осмеять. Насмешек мне уже хватило.

За нашим домом высилась гора, а за деревьями через дорогу виднелась река Коннектикут. Никогда раньше наша семья не жила в такой красивой местности. После уроков мы с ребятами Барстоу забирались на гору и искали там аметисты. «Они вроде рубинов, но лиловые. Это драгоценные камни», – объяснил Дэвид Барстоу.

Сопелка между тем подрастал. Он уже научился самостоятельно садиться, и еще он умел ползать, и ползал вокруг меня. Жил он в манеже со стенками из резиновой сетки. Когда Сопелка плакал, я вынимал его оттуда, а если надоедал и мешал – сажал обратно. Иногда я переворачивал манеж кверху дном и получалось, что Сопелка сидит в клетке под крышей. Ему это не нравилось. Я решил научить Сопелку ходить – на поле для сквоша, которое тянулось перед домами. Земля на площадке была мягкая, рыхлая, и я рассчитал, что, если Сопелка упадет, больно не стукнется. К тому же он был маленький и поэтому падать ему все равно было невысоко. Я решил, что возьму его за руку и поведу вдоль поля, а потом обратно. Сначала мне приходилось волочить его за руки, а ноги у него тащились по земле. Я надеялся, что так он поймет, как ходить. Сначала у него получалось плохо, но после нескольких рейсов туда-сюда мне уже не нужно было волочить его за руки – он мог стоять на ногах сам. Я обрадовался: как-никак, прогресс. Так что дальше я выпустил руки Сопелки совсем – пусть ходит самостоятельно.