Читать книгу "Приговоренный - Сергей Самаров"

Я посмотрел на адвоката Альбину Борисовну. Она держала в руках диктофон и записывала на него все, что здесь говорилось.

Я опять начал свой рассказ с командира автороты Полуэктова и с водителя, который попал в реанимацию после передозировки героином. Только потом перешел к описанию того, что произошло у автозаправки. В данном случае я не сваливал часть вины на слова капитана Полуэктова, просто передавал свое эмоциональное состояние и отношение к наркомании.

По окончании допроса я прочитал протокол, согласился со всем, что в нем значилось, собственноручно начертал: «С моих слов все записано верно» — и поставил подпись.

Потом Альбина Борисовна сказала:

— Это, по сути дела, был первичный допрос, который можно было бы проводить и без меня. Но должна заметить, что мы нарушили процессуальный кодекс. Товарищ подполковник, сначала я, как представитель защиты, должна была поговорить с обвиняемым. Вдруг мне пришлось бы уговаривать его отказаться от признания факта убийства?! Я это к примеру говорю. Чтобы объяснить необходимость первичной приватной беседы адвоката и подозреваемого. Но, поскольку это был первичный допрос, я хотела бы побеседовать с капитаном Онучиным с глазу на глаз прямо сейчас. Это можно сделать в вашем здании или нам обязательно нужно ехать в СИЗО?

— Вообще-то адвокаты, как правило, беседуют с подследственными именно в СИЗО, — сурово и серьезно произнес следователь. — Но для прекрасной дамы я могу сделать исключение и предоставить для работы свой кабинет. Полчаса вам хватит? Я на это время удалюсь по другим делам. Вы, Альбина Борисовна, займите мое место. Кнопка вызова караульных под столешницей, вот здесь. Еще одна — на полу. — Подполковник показал их Самокатовой, подошедшей к нему. — Это на всякий случай. Но мне кажется, что капитан Онучин ведет себя спокойно, чистосердечно признается в содеянном и не будет пытаться совершить побег.

— Если вы во мне так уверены, товарищ подполковник, то зачем на первой странице уголовного дела поставили розовую диагональ? — спросил я, не удержавшись.

— Просто я подумал, что офицер спецназа ГРУ — человек опасный, потому и поставил эту линию, — отговорился следователь. — Чтобы в СИЗО за вами присматривали. Но, несмотря на мое предупреждение, вы уже и там успели, кажется, наследить.

— Никак нет, товарищ подполковник. Не наследил.

Я не собирался брать на себя чужую вину. Тем более убийство, которое совершил расписной.

Но я уже понял, что Халидов не настолько прост, как хочет показаться. Актер из него получился бы никудышный. Это я заметил еще раньше, а сейчас уже просчитал ситуацию и почти понял ее.

Не исключено, что рюкзак с наркотиками уже найден. Или же этот подполковник стопроцентно определил, что он находится, к примеру, у мента с автозаправки.

Мой следователь неспроста решил быть таким добрым и предоставил нам с адвокатом свой кабинет для разговора. Бежать отсюда, несмотря на зарешеченное окно, гораздо проще, чем из СИЗО, где полно охраны. Подполковник Халидов, добрейшей души человек, толкал меня на это.

Прямо сейчас, как только выйдет из кабинета, он наверняка поставит во дворе дополнительного охранника, чтобы тот застрелил меня, если я попытаюсь выпрыгнуть в окно. Приткнет автоматчика или даже двух куда-нибудь на крыльцо, перед входными дверями. Я выпрыгну из окна третьего этажа и приземлюсь в десяти метрах от крыльца. С такой дистанции и пьяный не промахнется. Даже два.

В том, что решетка, прибитая гвоздями к тонкой раме, не выдержит даже одного удара ногой, Халидов, должно быть, нисколько не сомневался. Как наверняка и в том, что бить ногами я умею.

Более того, следователь, как я думаю, прекрасно слышал слова Альбины Борисовны о том, что ее попросил заняться этим делом командующий войсками спецназа ГРУ. Но ведь он вполне мог бы найти и адвоката мужского пола. Почему был сделан именно такой выбор?

Подполковник наверняка сейчас подумал, что женщину будет трудно обвинить в том, что она не смогла воспрепятствовать побегу. Ей просто физически и морально никак не удалось бы это сделать. Следователь решил, что я попытаюсь убежать из его кабинета. Вот и хорошо. Очень удобный случай, чтобы от меня избавиться.

Но в моей голове тут же возник и другой вопрос. А для чего ему, собственно, так уж необходимо от меня избавиться? Это было бы понятно, если бы следователь был уверен в том, что я видел рюкзак и точно знаю, что в нем находится.

С этим моментом мне еще предстояло разобраться. Поэтому я не мог сейчас предпринимать попытку к бегству.

— Я вас на ключ закрою, — предупредил следователь. — Оставлю его караульным. Если что, вызывайте их сразу. Они парни тренированные, с любым справятся.

На этот счет я сильно сомневался, но не стал озвучивать свое мнение. Не возразила и Альбина Борисовна.

Хотя я сразу увидел в этом деле очевидный прокол. Сам подполковник не закрывался на ключ, когда беседовал со мной, не передавал его караульным, чтобы они заперли нас снаружи. Причина состояла вовсе не в том, что он мужчина неслабый и достаточно тяжеловесный. Просто это была еще одна попытка следователя подтолкнуть меня к побегу. Халидов видел, как я на подходе к крыльцу рассматривал третий этаж, искал его окно. Это наблюдение и послужило для него сигналом к действию.

Едва дверь за подполковником закрылась и ключ дважды повернулся в замке, как Альбина Борисовна вытащила из своей дорожной сумки какой-то небольшой прибор и нажала на клавишу, включая его.

— Что это? — спросил я.

— Глушилка электронных сигналов. Здесь, в кабинете, наверняка стоят микрофоны прослушивающих устройств. Скорее всего в зеркало вмонтирована видеокамера. Иначе зачем держать его в служебном кабинете. Здесь не женщина сидит. Сейчас нас никто не видит и не слышит. Мы можем говорить свободно. Кстати, насколько я знаю, в здании Следственного комитета имеются специальные помещения, предназначенные для беседы подследственных с адвокатами. Почему подполковник Халилов не пожелал предоставить нам одно из них? У вас есть мысли на этот счет?

— Есть мысли. Причем достаточно конкретные. Если вы сейчас посмотрите в окно, то наверняка увидите на крыльце пару автоматчиков. Возможно, там окажется один, но скорее всего для подстраховки — два. Мне думается, подполковник Халидов желает, чтобы я выпрыгнул из окна и меня застрелили бы при попытке к бегству. Он оценил мои навыки, характер и теперь почти не сомневается в том, что я сейчас так и поступлю.

— Значит, ему будет выгодна ваша смерть, Максим Викторович, не так ли? Объясните интерес следователя в этом.

— Вчера предварительный допрос не проводился. Товарищ подполковник показал мне два пакетика, один — с травой, второй — с желтоватым порошком. Их якобы нашли в карманах наркоторговца, убитого мною. Я должен был так подумать. Вслух он об этом ничего не сказал. Пару точно таких же пакетиков мне показывали мои сержанты, которые избили негодяя. Он желал продать отраву моим солдатам. Прошло слишком мало времени, нельзя было провести экспертизу. Тем не менее следователь заявил мне, что в одном пакетике содержалась простая трава, сорванная скорее всего рядом с каким-то домом, потому что в ней якобы есть примесь кошачьей мочи. Порошок — не героин, а только подкрашенный мел. Но сегодня, при вас, он эти пакетики предъявлять не стал и вообще не упоминал о них.