Читать книгу "Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) Иосиф Виссарионович Сталин - Михаил Мухин"

Выше мы уже говорили о том, что во второй половине 1920-х СССР вступил в период принятия стратегических решений. Пора этот вопрос рассмотреть пристально и детально. НЭП действительно обеспечил Советскому Союзу невиданно быстрое восстановление после кошмара Гражданской войны. Сначала начался рост в сельском хозяйстве, затем на подъем пошла и индустрия. Однако надо понимать, что в промышленности бурный рост производства носил в первую очередь восстановительный характер. То есть восстанавливались и вводились в строй промышленные мощности, заброшенные или законсервированные в годы «военного коммунизма». К 1925–1926 годам СССР по объемам производства вышел приблизительно на уровень дореволюционной России, после чего ситуация начала резко меняться к худшему. В конце концов восстановительный рост был возможен, только пока в стране было что «восстанавливать». После того как число заброшенных заводов было исчерпано, стало ясно, что новые предприятия требуется строить с нуля. А это подразумевало и резкий рост капиталовложений, и возрастание хронологического промежутка между началом финансирования и началом работы нового завода. Таким образом, политика НЭПа, сформировавшаяся в 1922–1923 годах, естественным образом требовала существенной корректировки. Для того чтобы найти деньги на индустриализацию, часть партийных деятелей предлагали поднять цены на промышленные товары и снизить закупочные цены на сельхозпродукцию. Этот прием назывался «ножницы цен», и при максимальном раздвижении ножниц действительно удавалось навязать сельскому населению (а на тот момент на селе проживало большинство граждан СССР) явно неэквивалентный обмен. Однако крестьяне, в свою очередь, не желали нести бремя сверхналога на индустриализацию и, в случае если «ножницы» разводились слишком широко, попросту прекращали продавать хлеб по низким ценам. Советская печать всячески клеймила «кулацкие забастовки», но делать нечего – «ножницы» приходилось сдвигать обратно. Собственно, именно этот вопрос и стал основным камнем преткновения между группировками в советском руководстве. «Левые» предлагали раздвинуть «ножницы» максимально широко, подавить сопротивление крестьянства (если потребуется – и вооруженной силой), а на изъятые из села деньги развернуть широкомасштабную индустриализацию, напирая в первую очередь на развитие тяжелой промышленности – металлургии, станкостроения и машиностроения. «Левым» противостояли «правые». Вообще тут есть некоторая терминологическая путаница. Дело в том, что о «правой угрозе» говорили «левые», а сами противники «левых» предпочитали называть себя «сторонниками генеральной линии партии», открещиваясь от всякого уклонизма как черт от ладана. Но не будем буквоедствовать – итак, «правые» в противовес «левым» считали, что социальный мир в стране важнее темпов индустриализации. Поэтому они предлагали строить новые заводы неспешно, не накладывая на деревню особых тягот. Причем во главу угла в планах индустриализации ставилось развитие легкой промышленности, ориентированной на выпуск товаров народного потребления. Предполагалось, что выпуск ширпотреба будет стимулировать крестьянство увеличивать производство товарного хлеба, это, в свою очередь, даст возможность СССР наращивать хлебный экспорт (от монополии внешней торговли не собирались отказываться даже самые оголтелые «правые»), и вот так, потихоньку-полегоньку, у страны накопится денежный запас для начала (когда-нибудь в отдаленном будущем) крупномасштабной индустриализации, захватывающей в том числе и тяжелую промышленность.

В. М. Молотов и И. В. Сталин едут на V съезд Советов СССР 1929 г.

Надо учитывать, что все эти идеологические борения были, на 1925–1926 годы, скажем так, пока еще не критически важны. Ситуация позволяла некоторое время не предпринимать резких движений, пробуя решить нараставшие проблемы то так, то эдак. Поэтому и деление на «правых» и «левых» носило в известной степени случайный характер. Троцкий, считавшийся апологетом «левых», в свое время одним из первых предлагал заменить продразверстку на продналог, а Бухарин, выступавший последовательным сторонником «правых», в свое время написал книгу «Экономика переходного периода», где так красочно описал преимущества принудительного труда, что даже среди большевиков это сочинение шутливо прозвали «книгой каторги и расстрела». Каменев и Зиновьев в своих практических шагах выступали с позиций сохранения НЭПа, то есть были классическими «правыми», но в атаку на сталинское большинство в Политбюро пошли под лозунгами «левых». К числу оппозиционеров принадлежал и один из творцов НЭПа – Г. Я. Сокольников, под руководством которого в стране проводилась денежная реформа. Казалось бы, уж кто-кто, а он должен был бы стоять за умеренный курс Политбюро горой, но логика политической борьбы диктовала свое… Видимо, для большинства (в этом правиле были свои исключения) партийных лидеров на тот момент выбор между «правыми» и «левыми» носил сугубо ситуативный характер. Скорее всего, в случае победы лидеры «левых» тоже проводили бы взвешенную политику, избегая, как и «правые», излишне резких мер – ведь пробившиеся в узкий круг высшего руководства СССР политики по определению не могли не быть прагматиками. Грубо говоря, вопрос стоял так – «не важно, что ты думаешь по поводу темпов индустриализации. Ты за меня? Тогда встань под мое знамя!». Соответственно партийный функционер должен был в первую очередь думать о том, в дружину какого партийного лидера вступить, а не что у этого лидера начертано на знамени. Просталинское большинство в Политбюро выступало за сохранение НЭПа, поэтому формально в партийных баталиях 1926–1927 годов победили «правые» сторонники генеральной линии.

Ворошилов, Сталин, Калинин на всесоюзном съезде колхозников. 1929 г.

Однако именно тогда, в 1927 г., ситуация стала стремительно меняться. В результате ряда внешнеполитических обстоятельств (мы ведь договаривались – это книга о Сталине, а не об истории СССР в XX веке) отношения между СССР и Великобританией резко ухудшились. В историографии эти события известны как «военная тревога 1927 г.». В воздухе действительно запахло войной. Поэтому Политбюро решило провести своеобразную инвентаризацию армии и оборонных производств, чтобы составить представление об обороноспособности страны. Результаты этих проверок были ошеломляющи. Выяснилось, что «если завтра война, если завтра – в поход», то воевать-то будет, собственно говоря, нечем. Армия не обладала ни танками, ни авиацией, артиллерия серьезно не улучшилась со времен Гражданской войны, не дотягивая даже до уровня артиллерии царской армии на 1914 г., мобилизационные запасы были ничтожны, а самое главное – оборонная промышленность находилась в столь плачевном состоянии, что исправить все вышеперечисленные недочеты в ближнесрочной перспективе было невозможно. Стало очевидно, что время раздумий кончилось. Теперь форсированная индустриализация стала вопросом выживания страны. Именно тогда в историческом смысле 1920-е годы закончились, уступив место 1930-м. Сам Сталин сформулировал задачу предельно четко: «Мы отстали от передовых стран на 50 – 100 лет. Мы должны пробежать это расстояние за десять лет. Или мы сделаем это, или нас сомнут». Эти слова были сказаны в начале 1931 г., но, судя по практическим шагам сталинского руководства, все основные решения по этому поводу были приняты уже в конце 1927 г. Именно тогда советское руководство столкнулось с очередным кризисом хлебозаготовок – крестьяне, раздраженные новым повышением цен на фабричную продукцию, вновь отказались сдавать хлеб по государственным расценкам. Но на этот раз советскому руководству отступать было некуда. В дальнейшем Сталин лично и руководимое им Политбюро предпримут целый ряд жестких, а иногда откровенно жестоких и кровавых мер и решений. Ни в коей мере не собираясь оправдывать эти жестокости, автор этих строк тем не менее призывает понять, что все эти решения принимались в свете именно такого подхода – «мы должны пробежать за десять лет. Иначе – сомнут». Впрочем, нельзя сбрасывать со счетов и субъективный фактор. Сталин, видимо, не слишком-то разбирался в тонкостях экономики и искренне считал, что любое экономическое затруднение можно решить административным нажимом. А вот административная работа – это было то, что он знал и любил. Практически весь его опыт политической деятельности и в годы Гражданской войны, и в 1920-е годы говорил ему, что эффекта можно добиться или открытым насилием, или кулуарными интригами, подкрепленными все тем же насилием. А все эти академические изыски в области теории марксизма и экономических законов… Это все – одна бесплодная говорильня. Таким образом, и психологически Сталин был настроен решать вставшую перед ним задачу индустриализации страны именно насильственными методами, так как других методов он не знал и считал их заведомо бесполезными.