Читать книгу "Не гаси свет - Бернар Миньер"

СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА,

ГРЯЗНАЯ ШЛЮХА.

Мадемуазель Штайнмайер вздрогнула и оглянулась. У нее закружилась голова, а горло сжалось от приступа панической атаки: злобный палец, оставивший след на снегу, принадлежал человеку, знавшему, что эта конкретная машина принадлежит женщине.

Она прыснула аэрозолем на стекло, стерла злобную фразу, убрала баллончик назад в бардачок и заперла дверцу. Ехать на работу на машине в такую погоду — себя не любить, лучше спуститься в метро.

Она опаздывала… Впервые за семь лет.

Впервые.

3. Хор

Здание, где располагалась радиостанция, стояло над аллеями Жана Жореса и выглядело куда скромнее своих соседей, надменных гигантов, раздраженно теснившихся вокруг «недомерка», провоцирующего окружающий мир задорным слоганом:

БЕРИТЕ ВЛАСТЬ, БЕРИТЕ СЛОВО.

На первом этаже, у лифтов, висели рекламные постеры, сообщавшие окружающим, что «Радио 5» — вторая по числу слушателей радиостанция региона Юг-Пиренеи, самого большого региона Франции, превосходящего по площади Бельгию и равного Дании (для наглядности приводилась карта Европы). Посетители сразу проникались важностью миссии работающих здесь людей. Если миссия такая важная, почему за нее так мало платят?

8.37. Кристина вышла из лифта на третьем этаже и, не заходя к себе, прошмыгнула в закуток-аквариум, где стояли кофейные автоматы и кулеры с водой. «Если не выпью эспрессо макиато, работать не смогу».

— Опа-а-здываем, — прошелестел голос у нее над ухом. — Поторопись, а то патрон вот-вот лопнет от злости.

Знакомый герленовский запах — «маленькое черное платье»… И физическое присутствие — слишком близко! — у нее за спиной.

— Проспала… — объяснила Штайнмайер своей помощнице, окунув губы в шапку пены.

— М-м-м… Веселая была ночка? — хихикнула та.

— Корделия…

— Запретная тема?

— Угадала.

— Ух ты, какие мы загадочные! Я таких как ты еще не встречала, но со мною можешь не тихариться.

— С чего бы это?

— Мы уже десять месяцев работаем вместе, а я ничего о тебе не знаю. Ну, кроме того, что ты — настоящий профессионал и трудяга, жесткая, умная и амбициозная. Ты готова на все, чтобы забраться на самый верх, как и я. Я правда хочу…

Кристина резко повернулась и оказалась лицом к лицу с высоченной худой девушкой:

— Ты знаешь, что я могу тебя уволить?

— За что? — вскинула брови Корделия.

— За такие вот высказывания. Это называется преследованием.

— Преследованием? Господи Боже ты мой!

Молодая стажерка изобразила возмущенное удивление, приоткрыв рот и смешно оттопырив нижнюю губу, «украшенную» двумя стальными бусинками пирсинга.

— Мне девятнадцать! Я на стажировке! Получаю нищенскую зарплату! Ты же это не серьезно?!

— Ты мне не подружка, а ассистентка. В твоем возрасте я не вмешивалась в дела взрослых.

Кристина сделала упор на слове «взрослых».

— Времена меняются, детка. — Корделия наклонилась и, приобняв коллегу за плечо, опустила монетку в автомат и нажала на кнопку «капучино». Штайнмайер почувствовала на щеке чужое дыхание — от нахалки пахло кофе и табаком.

— Что ты сделала с волосами? — спросила она, торопливо допивая обжигающий эспрессо.

— Перекрасилась. Под тебя. Нравится?

С первого дня стажировки и до сих пор Корделия была платиновой блондинкой с отдельными черными прядями, носила за ухом сигарету, как делают дальнобойщики, густо красила ресницы и обожала майки с длинными рукавами и эпатажными надписями, вроде Even the Paranoid Have Enemies.[13]

— Это так важно? — поинтересовалась Кристина.

— Не представляешь, насколько, — ответила девушка и толкнула стеклянную дверь, пропуская вперед старшую коллегу.

— Ты на часы смотрела?

Гийомо — программный директор. Этот человек не просто работал на радио — он был на нем женат. Прежде чем стать программным директором, он женился на владелице «Радио 5», и она платила ему зарплату, что довело его до язвы желудка, которую Гийомо безуспешно лечил сукральфатом. Нервная работа стоила ему волос, поэтому он носил парик а-ля «Битлз» в версии 1963 года. Все незамужние женщины в возрасте от двадцати до шестидесяти находили его непривлекательным и даже слегка отталкивающим — такое чувство испытывают в комнате, которую давным-давно не проветривали. Гийомо производил впечатление человека, удрученного какой-то тайной печалью или тяжким бременем. Поддерживать на плаву радио, предлагающее вниманию слушателей не только популярные у подростков шлягеры, и отчитываться перед вышестоящим начальством, которому глубоко плевать и на контент, и на аудиторию, было ох как нелегко…

— И тебе счастливого Рождества, — на бегу ответила Кристина и нырнула в шумный лабиринт ньюсрума.

— Что у нас с обзором прессы? — с места в карьер поинтересовалась она у Илана. — Кстати, веселого Рождества!

— Веселого чего? — Илан улыбнулся и, не вставая из-за стола, кивнул на газетные вырезки, после чего перевел взгляд на электронное табло на стене. — Все готово. Ждали только тебя.

Кристина взяла маркер и ручку и быстро пробежала глазами подготовленный материал. Илан, как обычно, не подвел. «Отлично», — похвалила она его, читая статью из «Ла Паризьен» о родильном доме в Вифлееме, расположенном неподалеку от базилики Рождества Пресвятой Богородицы. Именно в этой больнице, патронируемой католическим орденом, производили на свет детей 90 % палестинок мусульманского вероисповедания. Остальные сообщения были скорее курьезными. Английские лорды подвергли остракизму фуа-гра (музыкальное сопровождение «Боже, храни королеву» в исполнении Sex Pistols). Гигантский рождественский спид-дейтинг[14] в Южной Корее («Интересно, что все эти холостяки просили у Пера Ноэля?»). В аэропорту Бланьяка из-за непогоды отменено около двадцати рейсов («Прежде чем выезжать из дома, свяжитесь со справочной авиакомпании»).

— Филиалу «Народной помощи» грозит закрытие. Не интересует? — рявкнул голос у нее за спиной.

Кристина крутанулась на кресле и увидела перед собой директора информационной службы Бекера. Невысокий (от силы метр шестьдесят), коренастый, мускулистый мужичок с «пивным» брюшком под коричневым свитером, лысеющий — но без парика. Подобно всем остальным радиожурналистам, Бекер считал себя аристократом профессии, носителем высокой миссии, а ведущих и дикторов — шутами, паяцами, массовиками-затейниками. Кроме того, он был убежденным сексистом и не брал в свою группу женщин.