Читать книгу "Пролог (сборник) - Эдуард Веркин"

Они кинулись к нам все разом, и тут уж от них никак не отбиться было.

Я нарочно выбрал дерево потолще, дуб обхвата в четыре, не меньше, а то и пять. Если влезть на сосну или на елку, на березу, то у такой стаи появится соблазн дерево подгрызть, так тоже бывало. А так они не грызли, просто смотрели на нас желтыми глазами, молчали, перебирая иногда тяжелыми лапами, поскуливали: слезайте, ребята, мы ведь ничего, мы поиграть только.

Волков пересидеть можно. Еды, конечно, с собой нет, но желуди-то на дубу есть, насобирать ничего не стоит. Конечно, сырыми их жевать приятности мало, но выбирать особенно не приходится. Воды тоже много – мелкие ветки сосульками укрыты, бери да грызи, только осторожно, чтобы горло не простудить. Сами ветки широкие и толстые, не упадешь. Да, волков пересидеть можно.

Если только их не полсотни.

Братьев у Хвоста тоже, кстати, много, они подождут пару дней – и отправятся нас искать, сунутся Хвостовы за мост, посмотрят на земельку, следы увидят, увидят, что тут волков целые сонмища, и в лес не сунутся. Хвоста им, конечно, жалко, как-никак брат, но, с другой стороны, себя всегда жальче. Кому охота быть съеденным на ровном месте?

Матушка тоже рисковать не станет. Она меня, конечно, любит, но тоже в лес не полезет, ей надо Тощана поддерживать.

Так что приходилось устраиваться. У меня была пила раскладная, а у Хвостова большой топор, стали пилить ветки для огня и для шалаша. Дуб в своей середине имел широкую развилку, в этом месте я вырубил небольшое углубление для огня. Вокруг большими ветвями, спиленными Хвостом, устроили что-то вроде гнезда – ограду, не позволявшую вывалиться к волкам во сне. Над головами сложили плотный шалаш от ненастья, стали как-то жить. Волки, глядя на нас, тоже перестали стоять и улеглись внизу, волк, как я уже говорил, существо терпеливое, незатейливое, неотвратимое, если решил ждать, то уж дождется, такая его волчья добродетель.

Жизнь на дереве не очень сложна, скорее скучна, особенно когда погода сырая, гуляет от мороза в склизь и обратно. Поэтому говорили. В основном о еде да о волках. О волках больше, о еде говорить плохо, потому что сразу тоска наваливается, хотя к голоду мы сильно привычные и спокойные. Вот лично я могу вполне себе прожить без еды неделю и даже покачиваться не начну, а если на дереве сидеть, так и месяц можно. Правда, месяц сидеть на дереве не хотелось, потому что все-таки зима скоро. А потом волков, конечно, не пересидеть, это я сразу понимал. Волков много, они станут ходить и питаться по очереди, нам же убраться с дерева некуда.

А вот грамотеи, по уверениям Хвостова, знали много чего против волков. Есть такие особые песни, рассказывал он, только не протяжные, а быстрые, как бормоталки, идет грамотей по лесу, видит – волки, так он сразу начинает бормотать особыми словами, от которых волки начинают кидаться друг на друга, а про грамотея забывают.

Или просто берет и зашибает волка словом. Есть такие слова, которыми можно вполне волка и убить, вот так произносишь его погромче – и у волка в голове главная жила лопается. Но такие слова грамотеи никому не сообщают, тайна ведь. Или гранаты те же. Вот Старого Ника он убил подводной гранатой, а есть еще другие гранаты, земельные. И набиты они мелкими шариками, нарочно для того, чтобы волков шинковать. Только надо хорошенько спрятаться или лечь, чтобы самого не посекло. Да и иные способы есть.

Я спросил, почему тогда грамотей, когда его мужики били, а потом в канаву кидали, не применил эти слова и способы, а Хвост ответил, что тут все понятней понятного – грамотею нельзя человеку вред причинять. Грамотей в сторону людей только с благими целями сочинять может, а иначе у него вся творческая сила иссякнет. А без творческой силы грамотей что есть? Ничто. Себя презирает, по кускам разваливается, причем по-настоящему разваливается, уши гнить начинают, волосы выпадают…

Я напомнил, что волосы они сами себе выдирают, для вдохновения. Хвостов ответил, что для вдоховения они выдирают, это да. А те, что не выдраны, сами по себе выпадают. А я поинтересовался: а если грамотей – женщина? Она что, тоже лысая?

Хвостов смеялся так, что чуть с дерева не свалился.

После чего сказал, что женщин грамотеев не бывает, не принимают их в грамотеи, так уж повелось. А вообще хорошо бы противоволчье слово узнать…

Я предложил от нечего делать самим придумать слово для травли волков, и мы некоторое время действительно придумывали, иногда для проверки поглядывая вниз на самих волков. У Хвоста придумывалось все на «сдохни» и «растерзай», я пытался придумать поинтереснее.

На волков наши уроки никакого впечатления не оказали, как лежали, так и продолжили лежать, позевывать. Даже прибавилось их, видимо, подтягивались на свежее мясцо. В голову мне запала неприятная мысль про то, что это для волков бестолковое занятие – если мы с Хвостовым свалимся с дуба и достанемся им на корм, то каждому волку причтется совсем немного, поэтому смысла так терпеливо вылеживать нас совсем нет. Жаль, что объяснить это волкам не получалось, впрочем, как и растерзать их придуманным словом.

Когда от этих неудобных слов язык стал совсем квадратным, мы остановились и молчали довольно долго. Потом Хвост сказал, что придумывать слова не только сложно, но и, пожалуй, опасно – а вдруг придумается другое слово и не волка убьет, а нас?

Помолчали. Приближался вечер, в природе затихло и внезапно стало слышно, как громко задышали волки. Этим дышанием наполнился воздух вокруг нашего дуба, причем волки как-то усилили громкость, так что стало казаться, что дышит все вокруг. Хвостов стал нервно по второму разу рассказывать про повадки грамотеев, погромче, лишь бы не сидеть в этом дышании, я его понимал.

А потом стал рассказывать я. Почему-то у меня в голове остались только истории про выхухоль Виолетту и ее дурацкие похождения. Правда, рассказы, рассказанные мне самим грамотеем, быстро закончились, и я стал придумывать другие необычные истории из жизни этой самой длинноносой Виолетты.

Оказалось, что это не так уж сложно. Я как-то очень хорошо представлял себе эту Виолетту. То есть я не знал, как выглядит непосредственно выхухоль как существо, но выхухоль как Виолетта мне представлялась. Я придумал историю про то, как Виолетта боролась с нашествием саблезубых мышей с севера. Историю про то, как Виолетта едва не утонула, но ее спасла таинственная Тень. Про то, как выхухоль Виолетта сломала заднюю ногу и целый месяц ходила на трех.

Про сломанную ногу получилось неожиданно смешно, Хвост хохотал так, что опять едва не упал к волкам, они обнадежились и поднялись на лапы, задышали чаще, так что воздух сильнее наполнился их вонью. Я не удержался, достал из кисета соль и стал швырять в этих тварей. Они, конечно, разбежались, и дышать стало полегче, жаль только, что соли потратил. Но какое-то время волки к дубу не подходили, держались поодаль.

Так мы просидели два дня и две ночи. Жевали твердые и чуть сладковатые желуди. Много их нельзя, получишь заворот кишок, так что съели по горсточке всего и водой запили. Хвост сказал, что в старину желудями любили питаться былые свиньи, а теперь желуди остались, а свиней нет, ни диких, ни домашних, все повывелись, даже в Кологриве. Нет свиней, нет птиц, нет дорог, ничего нет. Только тропы, только волки. Кажется, они всех уже сожрали. Вот только выхухоль Виолетта еще где-то есть, сидит в норе.