Читать книгу "Личный мотив - Клер Макинтош"

— Мы, босс, — поднял руку Брайан Уолтон. — Мы собрали все, до чего смогли добраться: записи с муниципальных камер, а также камер на частных фирмах и заправочных станциях. Брали небольшой отрезок времени, начиная за полчаса до ДТП и заканчивая через полчаса после него. Но даже при этом нужно просмотреть несколько сотен часов съемки.

Рей поморщился, подумав об имеющемся у него бюджете на сверхурочные.

— Дайте мне взглянуть на список всех камер наблюдения, — сказал он. — У нас нет возможности смотреть все подряд, так что я хочу, чтобы вы сосредоточились на приоритетных точках.

Брайан кивнул.

— Сделать, как видите, нужно еще много, — сказал Рей и уверенно улыбнулся, несмотря на мучившие его дурные предчувствия. Прошло уже почти две недели с «золотого часа» для расследования, начинающегося непосредственно после преступления, когда шансы раскрытия самые высокие, но за это время они ни на шаг не продвинулись вперед, хотя группа делала все, что могла. Он выдержал паузу, прежде чем озвучить плохие новости. — Не удивляйтесь, если услышите, что все отгулы и отпуска отменяются до особого распоряжения. Мне очень жаль, и я постараюсь сделать все возможное, чтобы у вас было время побыть на Рождество с семьями.

Когда они выходили из кабинета, в воздухе висел недовольный ропот, но открыто никто не жаловался — и не пожалуется, Рей был в этом уверен. Хоть вслух этого никто и не сказал, все думали о том, каким в этом году будет Рождество для матери Джейкоба.

4

Моя решимость начинает таять практически сразу после того, как мы выезжаем из Бристоля. Я не подумала заранее, куда могла бы поехать. Я просто еду на запад, прикидывая, что можно было бы двинуться в Девоншир или в Корнуолл. Я с тоской вспоминаю о каникулах в детстве, о том, как мы с Евой, липкие от мороженого на палочке и крема для загара, строили замки из песка на пляже. Воспоминания тянут меня к морю, ведут подальше от усаженных деревьями улиц Бристоля и интенсивного дорожного движения. Я испытываю почти физически ужас перед машинами, которые ждут не дождутся, когда автобус подъедет к остановке, чтобы обогнать его. Некоторое время я просто бесцельно бреду вперед, а затем сую десять фунтов мужчине в кассе междугородних автобусных рейсов «Грейхаунд», которому еще в большей степени все равно, куда я поеду, чем мне самой.

Мы проезжаем по мосту через Северн, и я смотрю вниз на бурлящие серые воды Бристольского канала. В автобусе тихо, никто не читает здесь «Бристол пост». Никто не говорит о Джейкобе. Я откидываюсь на спинку кресла. Я измождена, но не смею закрывать глаза. Когда я засыпаю, на меня наваливаются картины и звуки аварии, а также сознание того, что, приди я на несколько минут раньше, ничего бы этого не произошло.

Автобус «Грейхаунд» направляется в Суонси, и я украдкой оглядываюсь по сторонам на компанию, в которой оказалась. Это большей частью студенты, уткнувшиеся в свои журналы и слушающие музыку через наушники. Женщина моего возраста просматривает газеты и делает заметки на полях. Кажется смехотворным, что я никогда не была в Уэльсе, но сейчас я рада, что там у меня нет никаких связей. Идеальное место, чтобы начать новую жизнь.

Я выхожу последней и остаюсь ждать на станции, пока автобус не уезжает. Адреналин моего отъезда в далеком прошлом. Теперь, когда я добралась до Суонси, я понятия не имею, куда дальше. Рядом со мной на тротуаре падает какой-то мужчина. Он поднимает на меня глаза и бормочет что-то несвязное, и я шарахаюсь от него. Оставаться здесь я не могу, куда идти — не знаю, поэтому просто бреду куда глаза глядят. Я играю с собой в игру: на этом повороте пойду налево, и неважно, куда это меня приведет; на следующем — направо; затем на первом перекрестке — прямо. Я не читаю таблички на домах, а просто на каждом перепутье выбираю улицу поуже, где меньше людей. У меня голова идет кругом, я на грани истерики. Что я делаю? Куда иду? Я думаю о том, что, наверное, именно так сходят с ума, но потом понимаю, что мне все равно. Для меня все это больше не имеет значения.

Я иду долго, много миль, и Суонси остается далеко позади. Каждый раз, когда мимо проезжает машина, я жмусь к живой изгороди вдоль дороги, хотя теперь, с приближением вечера, это происходит все реже. Вещевой мешок болтается у меня на спине, как рюкзак, и его ручки впились мне в плечи, но я продолжаю неуклонно двигаться вперед без остановок. Я ничего не слышу, кроме собственного дыхания, и чувствую, что успокаиваюсь. Я не позволяю себе думать о том, что произошло или куда я направляюсь, — просто иду себе и все. Вытащив из кармана мобильный и даже не взглянув, сколько там пропущенных звонков, я швыряю его в ближайшую канаву, где он плюхается в лужу. Это последнее звено, соединяющее меня с прошлым, и я мгновенно чувствую себя свободнее.

Ноги начинают болеть, и я понимаю, что если сейчас остановлюсь и лягу здесь, на обочине, то больше уже никогда не встану. Я замедляю шаг и сразу же слышу за собой шум автомобиля. Я ступаю на траву и отворачиваюсь от дороги, когда машина проезжает мимо, но вместо того, чтобы скрыться за поворотом, она притормаживает и останавливается в пяти метрах передо мной. Я слышу легкий скрип тормозов и чувствую запах выхлопа. В ушах моих начинает громко стучать кровь, и я, не задумываясь, разворачиваюсь и бегу, а мешок бьет меня по спине. Я бегу тяжело и неуклюже, ботинки болтаются на моих растертых ногах, а вдоль позвоночника и по груди текут струйки пота. Машины я больше не слышу, а когда неловко, едва не потеряв равновесие, оборачиваюсь через плечо, она уже скрылась.

Я тупо стою на пустой дороге. Я так устала и проголодалась, что туго соображаю. Я не знаю, была ли там машина или же это воображение спроектировало на пустынную дорогу писк резины по асфальту, который постоянно звучит в моей голове.

Опускаются сумерки. Я знаю, что сейчас я недалеко от побережья: на губах я чувствую привкус морской соли и слышу шум волн, бьющихся о берег. На дорожной табличке написано «Пенфач»; здесь так тихо, что я чувствую себя незаконно проникнувшей на чужую территорию, когда иду через деревню и поглядываю на занавески на окнах, плотно задернутые, чтобы не впустить в дома холод зимнего вечера. В блеклом белом свете луны все вокруг кажется двухмерным, а передо мной стелется моя длинная тень, отчего я кажусь себе намного выше, чем есть на самом деле. Я иду через городок, пока взору моему не открывается залив, где прибрежные скалы окружают полоску песка, словно защищая ее собой. Я начинаю спускаться по извилистой тропе, но вечерние тени обманчивы, и это пустынное место вызывает во мне панику — нога моя скользит на глине, и я вскрикиваю. Из-за своего импровизированного вещевого мешка я теряю равновесие и, упав, скатываюсь вниз. Подо мной хрустит влажный песок, и я перевожу дыхание, ожидая, не появится ли боль. Но со мной все в порядке. У меня даже мелькает мысль насчет собственного иммунитета к физической боли: типа, что человеческое тело не предназначено для того, чтобы страдать эмоционально и физически одновременно. Моя рука по-прежнему болезненно пульсирует, но все это как-то издалека, как будто она принадлежит кому-то другому.

Внезапно я ощущаю острую потребность что-то почувствовать. Неважно что. Я снимаю ботинки, несмотря на холод, и чувствую, как в подошвы ног давят песчинки. Безоблачное небо по цвету напоминает густые синие чернила, над морем тяжело повисла полная луна, отражаясь в неспокойной воде мерцающими полосками. Я не дома. Это самое важное. И я не чувствую себя как дома. Запахнув пальто, я сажусь на вещевой мешок, прижимаюсь спиной к твердой скале и жду.