Читать книгу "Ричард Длинные Руки - сеньор - Гай Юлий Орловский"

Сигизмунд некоторое время ехал молча, потом поинтересовался осторожно:

– На каком месте?.. Сэр Ричард, вы говорите, как наш священник, только господа не повторяете через слово. И молитвы я от вас никогда не слыхал.

– Молитва от слова «молить», «умолять». Нет, Сиг, господу наши мольбы не нужны, наоборот… Ему нужны сильные и гордые люди. Он помощников себе растит, а не рабов, халявщиков! Дарвин ошибался, считая, что человек произошел от обезьяны. Этот процесс еще только начинается, хотя прошло фиг знает сколько веков и миллениумов.

Дорога давно исчезла, мы ехали, ориентируясь по солнцу. Я все равно называл это дорогой, ибо в России дорогой называют то место, по которому собираются проехать, так что ехали по прямой, как стрела, дороге, далеко впереди появились небольшие рощи, поплыли справа и слева, но постепенно, наконец, слились в единый лес.

К счастью, не русский лес, где не всякий заяц проберется, а почти ухоженный европейский парк: деревья огромные, величественные, красивые, даже картинно красивые, между ними мягкая трава, а когда, поехали через сосновый бор, то копыта ступали по толстому, вкусно шелестящему слою из сухой хвои. Вершины не сплетались над головами, там яркое синее небо, солнечные лучи красиво освещают коричневые стволы, оставляя другую половину в густой тени. Ярко блестят янтарные капельки смолы. Очень медленно лес начал темнеть, я сообразил, что деревья просто встали плотнее, а хвойный лес сменился лиственным.

Из полумрака леса далеко впереди выступило сооружение из камня, ветхое и полуразрушенное. Между массивных глыб, покрытых зеленым мхом, пробивается трава, упорно втискивая корешки, пытаясь раздвинуть каменные плиты. Кони начали фыркать, а мой зло ржанул, ударил землю копытом. Глаза оставались кроваво-красными, не пооранжевели, значит, опасности нет, просто не нравится здесь. Сигизмунд забормотал молитву, начал осенять направо и налево крестными знамениями.

Каменные руины оформились в полуобвалившийся склеп. Дверь то ли целиком превратилась в ржавчину, а ту унесло ветром, то ли рассыпалась от заклятий, но издали мы увидели только темный провал. Когда миновали последние деревья и кони вышли прямиком к склепу, в проходе на каменной плите мы увидели молодую женщину. В длинном белом платье – возможно, это и есть саван, никогда их не видел, с оборочками и украшениями, – с длинными черными волосами, что как змеи падают за спину, а пара крупных прядей на грудь, сидит спокойно, чуть откинувшись, одной рукой упирается в камень, другая свободно лежит на колене…

Сигизмунд забормотал молитву громче. Я чувствовал, что его трясет, да что там чувствовал, слышал по мелкому позвякиванию доспехов. Лицо женщины, голые от плеч руки, шея и глубоко открытая в широком вырезе грудь – снежно-белые, мраморно-белые. Я ощутил с холодком по коже, что если прикоснуться, то все равно что к пролежавшему в глубинах сырой и холодной земли мрамору. Единственным цветным пятном остались ее губы – неестественно красные, пухлые, чувственные, красиво изогнутые.

Она смотрела в нашу сторону бесстрастно, спокойно, не вздрогнула, когда, испуганные нашим приближением, из темного провала навстречу выметнулись целой стаей летучие мыши. Сигизмунд охнул, сам сперва посерел, как мыши, потом стал таким же белым, как и женщина, забормотал, запинаясь, молитву громче.

Я сказал громко:

– Привет, красавица! Из этого леса есть прямая дорога на юг? Или хотя бы кривая?

В ее прищуренных глазах появился слабый интерес. Мы сидим прочно в седлах, слезать не спешим, она же почти на земле, смотрит без страха и без боязни, только пухлые яркие губы дрогнули в легкой улыбке. Мы оба не могли оторвать взглядов от ее губ, чересчур ярких, живых, с приподнятыми кверху уголками, что придавало ее лицу слегка кокетливое выражение.

– Дорога? – повторила она. – Разве героям нужна дорога?

Голос ее был низким, грудным, мне сразу вообразилось ложе, ее тело на этом ложе, черные волосы разметаны по широкой подушке, почти услышал частое дыхание, ее, конечно, я все еще дышу хоть и учащенно, но пока не так уж, чтоб слишком. Она перехватила мой взгляд, улыбнулась шире, посмотрела на Сигизмунда, с удивлением покачала головой.

– Да мы такие герои, – объяснил я легко. – Немножко липовые. Нет, мой спутник почти настоящий, а меня бы чтоб через этот лес еще и в носилках… И мух чтоб отгоняли всю дорогу.

Она сказала тем же глубоким чарующим голосом:

– Да, вы разные… Нет, дороги здесь нет. Уже давно. Последний раз прокладывали, когда здесь ронял иглы сосновый лес, настоящая корабельная роща… Потом, когда снова все заросло, прорубились через березняк странные такие люди: мелкие, краснокожие, с большими ушами… Но с той поры, как здесь одни дубы, вообще никто не захаживал.

По лицу Сигизмунда было видно, что он только сейчас сообразил насчет соснового леса и дубравника: менялся климат, менялась сама земля, сосны растут только на песке, а дубам дай подзол.

Я подобрал поводья, показывая, что сейчас поеду дальше, уже начал даже поворачивать коня, когда задал вроде бы невинный вопрос:

– Ты давно здесь?

Улыбка угасла на ее лице, веки на миг прикрыли взгляд, а когда вскинула снова, в глазах была смертельная тоска.

– Не помню… – прошелестел ее голос. – Все, что помню… это Свет… ты о нем спрашиваешь, странный? Был Свет, жгучий, обжигающий. Я лежала… да, лежала…

– Я понимаю, – прервал я, – понимаю, в чем ты лежала. И что свет? Заставил тебя встать?

– Нет, – ответила она тихо. – Но он пробудил меня. Я лежала потом долго… Потом стала подниматься, выходить. Далеко отходить не могу, слабею. Но пока вот так, я живу, смотрю, слышу… Вон там муравейник, уже как стог, ему триста лет, я помню, как он начинался с простой норки… Я все эти деревья помню, как они вылезали из земли. Помню те деревья, что их породили. Для меня эти деревья, что раньше была трава, так же растут, стареют, рассыпаются, а на их месте нарастают новые… Это мой лес, я к нему привыкла.

– Хороший лес, – одобрил я. – Многие мудрецы мечтали о таком уединении. И хоть ты не мудрец, а напротив – блондинка, но все равно у тебя здорово. По крайней мере, экология соблюдена.

Когда мы отъехали на пару сот шагов, Сигизмунд перестал бормотать молитвы, хвататься за амулет, осенять все крестами, оглянулся и спросил шепотом:

– Сэр Ричард, да какая же она блондинка?

– Самая настоящая, – сказал я.

– Но у нее же… черные волосы! Она ведьма!

– Все женщины – ведьмы, – утешил я его. – А что черные волосы… так блондинка – это не цвет волос.

По темному и густому лесу кони пробирались довольно долго, потом он поредел, стали чаще встречаться поляны. На краю одной из таких полян сидел спиной к нам дракон размером с козу, обгладывал ветки орешника. Услышал наше приближение, оглянулся, я успел увидеть большие испуганные глаза. Он тут же ломанулся в лес, только ветки затрещали.

– Опять динозавр, – сказал я с тоской. – Что же натворила эта чертова комета… Или смещение земной оси?