Читать книгу "Замри, умри, воскресни - Мэриан Кайз"

Я пробежала глазами накопившуюся почту — шесть или семь листовок с рекламой йоги, буклет про очищение кишечника, больше ничего — и прослушала автоответчик: ничего срочного, все сообщения заканчивались обещанием позвонить на мобильник. (Уж этот мне мобильник. Куда легче было бы жить без него.) После этого я запихнула в сумку туалетные принадлежности, белье и зарядник к телефону и стала искать что-нибудь чистое из одежды, чтобы было что надеть на работу. Нашла одну отутюженную блузку на дверце шкафа, но мне требовалось две. Порывшись в шкафу, отыскала еще одну, но оказалось, что она висит неношеная по той простой причине, что под мышками у нее въевшиеся желтые пятна, которые никакая стирка не берет, потому я ее больше и не надеваю. Ну ладно, придется довольствоваться тем, что есть, пиджак снимать не буду — и все. В заключение я упаковала свой костюм в тонкую полоску и туфли на высоких каблуках. (Я никогда не хожу без каблуков. У меня всегда такие высокие каблуки, что, если я по какой-либо причине скидываю туфли, люди начинают озираться и недоуменно спрашивают: «Куда она подевалась?» — а мне приходится отвечать: «Я тут, внизу».)

Перед уходом я с тоской посмотрела на свою кровать; сегодня мне придется спать у родителей в гостевой спальне, а это совсем не одно и то же. Я обожаю свою постель. Давайте-ка я вам о ней расскажу.

Несколько моих любимых вещей

Любимая вещь № 1

Моя кровать. История любви

Моя кровать очень миленькая. Это не просто старая кровать. Эту кровать я собрала своими руками, причем это не значит, что я получила ее в плоской коробке из «ИКЕА». Я купила дорогой матрас — точнее, не самый дешевый из тех, что были в продаже. Кажется, он был третий по дешевизне. Гулять так гулять.

Дальше. Постельные принадлежности. У меня не одно, а два пуховых одеяла. Одно, как вы догадались, чтобы укрываться. Второе — вам это понравится — я стелю под простынку, так что можно сказать, я на нем сплю. Этому фокусу меня научила мама. Трудно передать, насколько это приятно — погрузиться в нежные пуховые объятия. Такое ощущение, будто эти два одеяла меня поглаживают и приговаривают: «Ну вот, хорошо, ты теперь с нами, расслабься, все будет в порядке», — как герой-любовник в конце фильма говорит девчонке, которая удрала от плохих фэбээровцев да еще и сумела без единого выстрела вывести их на чистую воду.

Простынки, одеяла и наволочки: хлопок, разумеется, и все белое, белое, белое (если не считать кофейных пятен).

Уникальная деталь: изголовье. Точнее — это лучшее во всей кровати. Мне его сделал приятель Коди — Клод (я заплатила, это был не подарок), и это изголовье достойно кинозвезды пятидесятых годов: большое, все в завитках и изгибах, обитое шелком цвета старой бронзы, по которому разбросаны чайные розы — немного от сказки, немного от ар-нуво, одним словом — замечательное. Кто ни приходит, всегда на него обращает внимание. Антон даже, когда впервые вошел, воскликнул: «Ой, какая у тебя девичья кроватка!» — и с хохотом меня на нее повалил. Счастливые денечки…

Я бросила на кровать прощальный взгляд. Не хотелось мне с ней разлучаться. Я даже перебросилась парой слов со своими несуществующими сестрами. Одной я сказала: «Отправляйся к маме, ты старшая». Но ничего не произошло, пришлось ехать самой.

Я вышла из машины и, нагруженная чистыми блузками и костюмом, прошла в дом. Мама вскинулась:

— Зачем они тебе?

— На работу ходить.

— На работу? — Можно подумать, она такого слова в жизни не слыхала.

— Да, мам, на работу.

— Когда?

— Завтра.

— Не ходи.

— Мам, Мне надо. Если я не пойду, меня выгонят.

— Возьми отпуск по семейным обстоятельствам.

— Такой отпуск дают, только когда кто-то умер.

— Да уж лучше бы умер.

— Мам!

— Нет, правда! Нам бы все сочувствовали. Выказывали почтение. А соседи бы еще и поесть носили.

— Пироги с начинкой, — уточнила я. (Так оно и бывает.)

И песочные корзиночки с яблоками. Маргарет Келли печет изумительные поминальные корзиночки с яблоками. (Это было сказано с определенной долей горечи, сейчас поймете почему.) Но, вместо того чтобы с Достоинством умереть, он заводит себе любовницу и меня бросает. А теперь еще ты собралась выйти на работу. Возьми отгулы.

— У меня их не осталось.

— Тогда больничный. Доктор Бейли тебе выпишет. Я заплачу.

— Мам, я не могу. — Во мне поднималась паника.

— Какие у тебя могут быть такие неотложные дела?

— В следующий четверг свадьба Давинии Вестпорт.

— Большое дело, — пробурчала она.

Если быть точными, то эта свадьба должна была стать одной из самых громких за этот год. Самая важная, сложная, дорогостоящая и наводящая ужас работа, какую мне когда-либо приходилось выполнять. Подготовка этого торжества уже несколько месяцев не давала мне покоя ни во сне, ни наяву.

Взять хотя бы цветы. Пять тысяч тюльпанов должны были прибыть в рефрижераторах из Голландии, а флориста с шестью ассистентами выписали аж из Нью-Йорка. Свадебный торт был заказан в виде четырехметровой копии статуи Свободы, но он должен был быть сделан из мороженого, поэтому заранее изготовить его было невозможно. Шатер, вмещающий до пятисот гостей, предстояло установить в чистом поле в Килдэре вечером в понедельник, а к утру следующего дня он уже должен быть превращен в страну арабских сказок. Тысяча и одна ночь. А поскольку Давиния — вообще-то любезная и понимающая девушка — решила сочетаться браком в январе, я до сих пор металась в поисках достаточного количества обогревателей, чтобы нам всем не окоченеть. И это — не считая всего остального. Которого было очень-очень много. Для меня было знаком профессионального признания, что Давиния именно меня выбрала для организации своей баснословной свадьбы. Но стресс, я вам доложу… Что, если повара слягут с отравлением, а у флористов будет аллергия на пыльцу? Парикмахер может сломать руку, шатер могут порезать хулиганы… И все это — мои проблемы.

Но ничего этого я маме объяснить не могла, поскольку все готовилось в строжайшей тайне, а мама умеет хранить секреты еще похуже моего. О шоколадке с начинкой «Тирамису» знала уже половина округи.

— Ты уйдешь на работу, а как же я?

— Может, попросим кого-нибудь из соседок с тобой побыть?

Тишина.

— Хорошо? Пойми, это моя работа, мне за нее деньги платят, я уже и так два дня пропустила.

— Каких соседок?

— Мм-мм…

За последнее время состав жителей квартала претерпел некоторые изменения. То все соседи были женщины маминого возраста и старше, и звали всех Мэри, Мора, Мой, Мария, Мора, Мэри, Мари, Мэри, Мэри и Мэри. За исключением миссис Прайер, которая носила имя Лота, но лишь по той причине, что она голландка. Они без конца наведывались к маме — чтобы вручить конверт для церковных пожертвований, а то и просто что-нибудь одолжить по-соседски — ну, вы понимаете…