Читать книгу "Американский пирог - Майкл Ли Уэст"

Аппарат стоял на столике о трех ножках и звенел точь-в-точь как звонит печка, когда мои пирожки подрумянятся.

— Алло? — крикнула я и замерла.

Мне вдруг припомнились тысячи голосов, звучавшие в разные годы и в разных городах и сообщавшие о какой-то беде.

— Это резиденция Мак-Брумов? — пробасил какой-то мужчина.

На миг я задумалась. Мак-Брумов? Нет здесь таких. Все они давным-давно умерли. Тут только я, Минерва Прэй, да мои внучки. Но потом-то я опамятовалась. Мак-Брум — это фамилия моей дочки по первому мужу: Руфи вышла за Фреда в пятьдесят седьмом. Особо пышной церемонии не было, но торт был трехслойный и весь в розах (Фред был искусным кондитером и спек его сам). Еще, помню, был розовый пунш, мятные леденцы и свежий, как дыхание младенца, букетик невесты. Теперь, по прошествии стольких лет, от Руфи с Фредом остались лишь этот дом, закусочная и трое девочек. А от второго мужа Руфи, мерзавца Уайатта Пеннингтона, осталось и того меньше. Элинор теперь единственная Мак-Брум (сказать по правде, она у нас старая дева). Фредди давно замужем и живет далеко от дома, а у Джо-Нелл фамилий не меньше, чем пуговиц в шкатулке для шитья.

— Мэм? Вы еще тут? — окликнул меня все тот же бас. — Алло?

— Да-да, я тут. — Я вздохнула и задумалась, не он ли барабанил давеча в нашу дверь. Усевшись в кресле, я оперлась рукой о столик. И все-то мои мысли разбегаются. Чем дольше живу, тем чаще они разбегаются; совсем как коровы в Техасе, где каждая удирает акров на полтораста. Вот ведь беда, представляете? Конечно, места в моей голове не так-то много, но зато там сухо, пыльно и темно. Как в большом доме в полночный час или на старом чердаке. Так что затеряться нетрудно. Одно лишь прошлое нипочем не теряется, будто освещенное лампочкой в сто ватт, которая никогда не гаснет. Я помню даже больше, чем хотелось бы. Как родилась и выросла в Маунт-Олив, в Техасе, как потом столько времени провела в Теннесси, что теперь он мне как родной. И что кров, под которым я живу, купил когда-то Фред Мак-Брум.

— Да, здесь живут Мак-Брумы, — сказала я в трубку и вежливо закивала, словно этот молодой человек мог меня видеть.

— С кем я говорю, мэм? — спросил он.

— С Минервой Прэй, — ответила я, — моя дочка — урожденная Прэй, но потом взяла фамилию Мак-Брум. Затем ее звали Пеннингтон, а еще позже она едва не стала Креншо; вы же помните мистера Питера из лавки дешевых товаров? Он еще продавал цыплят и уточек на Пасху. Так вот, они были помолвлены. Ну а потом он уехал, моя дочка умерла и… Короче говоря, девочек вырастила я.

— Да, мэм. — Он откашлялся и, кажется, сплюнул. — Мэм, это Хойт Кэлхаун из дорожного патруля штата. Боюсь, у меня для вас плохие новости.

«Что ж, — подумала я, — выкладывай, не тяни».

Я так сильно стиснула трубку, что у меня даже пальцы захрустели. За пару мгновений, что пронеслись до его ответа, я изо всех сил старалась подготовиться к новому удару и заранее сообразить, что же стряслось. Уж мне ли не знать, что такое беда! Я могла бы рассказать этому человеку о неурожайных годах, об эпидемиях гриппа, о мировых войнах и о том, каково зарывать собственных деток в сырую и студеную землю. Не раз мне говорили, что дьяволу так и неймется, если люди счастливы, и потому он все помешивает свой котел, всыпая туда целые пригоршни яда. И вот он подсыпал новую порцию горестей!

— Мэм, Джо-Нелл Мак-Брум приходится вам… дочерью?

— Внучкой, — прохрипела я. Мое старое сердце забилось так, что я едва могла вздохнуть. Разве Джо-Нелл не дома? Нет, я не припомню грохота ее маленькой машины. Обычно она подымает ужасный шум, повсюду зажигает свет, включает миксер и названивает кому-то по телефону. От всего этого просыпается Элинор, несется вниз и устраивает Джо-Нелл скандал.

— О господи, — сказала я в трубку, — что с ней?

— Авария.

— Авария?!

— Успокойтесь, мэм, — заторопился Хойт Кэл-хаун, — я слышал, она жива. Но в любом случае, вам нужно подъехать в центральную городскую больницу. Ее увезли туда на «скорой».

— Сейчас же еду! — крикнула я. И тут у меня затряслось колено. Я не смогла бы унять эту дрожь даже за тысячу долларов. Мой мозг словно начисто высох, и в голове колотилась одна-единственная мысль: «Она умрет, она точно умрет!» Трубка упала мне на колени, но я даже не подняла ее. Фланелевая ночнушка провисла под ее тяжестью, словно голубая в цветочек сточная канава. Так я и сидела пару минут, покачивая телефонную трубку, словно младенца в люльке. На языке вертелось столько вопросов, которые я не задала мистеру Кэлхауну. Может, перезвонить ему и выяснить, что за авария? Может, она врезалась в дерево? Или кто-то стукнул ее по голове пивной бутылкой? (Элинор уже несколько лет предсказывает, что этим и кончится.) Но я понятия не имела, кто такой этот Кэлхаун и какой у него номер телефона. Сейчас, наверное, он сидит в своей патрульной машине, привалившись пузом к рулю, и передает что-нибудь по рации. А затем сплевывает в бумажный стакан, в каких продают кофе на вынос.

Из комнаты Элинор послышалось медленное шарканье, с которым выбираются из постели древние и брюзгливые старухи. Стало быть, она встает. Через минуту она появилась в дверях, придерживая ворот халата конопатой рукой.

— Кто это звонил? — спросила она, щурясь от яркого света.

— Полиция. — Я подняла трубку и водворила ее на рычаг. — Джо-Нелл попала в аварию. Я еду в больницу.

— О боже… — Элинор нахмурила брови. — И сильно ей перепало?

— Уж, наверное, сильно, раз даже из полиции позвонили.

— Сейчас, я что-нибудь накину. — И она ушла в свою комнату, а я — в свою. Пальцы у меня словно одеревенели, и я бы вряд ли смогла застегнуться, а потому набросила нарядное платье без пуговиц. Едва я натянула колготки, как по нейлону со скрипом побежали стрелки. Да только мне было все равно, и, зажав под мышкой сумочку, я выскочила из спальни. Из коридора было видно, что Элинор еще сидит на постели и натягивает ботинки. Вообще-то, класть шляпы или башмаки на постель — очень дурная примета, но я не сказала ни слова.

Дело в том, что Элинор была у Руфи первенцем. А первый блин — он, как известно, всегда комом.

— Я тут подумала, — сказала она, — может, это совсем пустяковое ДТП и весь сыр-бор из-за того, что она набралась. Мы ведь обе знаем, какая она пьянчуга. Это было неизбежно.

— Полицейский говорил, что все очень серьезно, — возразила я.

— Они всегда преувеличивают, Минерва. Для них, кто проскочит на красный свет, тот уже и преступник.

— Зачем тогда везти ее в больницу?

— Да чтоб протрезвела. Или взять кровь для теста. По закону штата так поступают со всеми, кто в пьяном виде садится за руль. По крайней мере, должны так поступать.

— Да с чего ты взяла, что она была пьяной?

— Минерва, полицейские не звонят по ночам просто так.

Что верно, то верно. Я ощупала свой живот и произнесла: