Читать книгу "Зов морской раковины - Зое Дженни"

Люси на кухне готовит ужин для Вито. Как заледеневшая, я сижу в саду и жду, когда она позовет меня помочь ей с готовкой. Я жду ее голоса, но она молчит, я слышу только ее шаги по каменному поду и грохотание кастрюль. С открытыми глазами я погружаюсь в сон: я еще школьница и сижу за уроками, а мама на кухне готовит ужин. Шум, который она производит, обступает меня со всех сторон; он как бы записывается на ленту, которая ввинчивается в мой мозг. На каком-то участке моего сознания каждый звук сохраняется, чтобы снова зазвучать, когда я буду совсем одна и захочу вспомнить ее лицо и поговорить с ней, даже когда ее не будет рядом. Пронзительный звонок в дверь гаснет в саду. Я слышу, как Люси с грохотом переставляет сковородку и спешит вниз по лестнице. Она ведет его по дому; его туфли с железными набойками гулко стучат по полу. Смех Вито разлетается по опустевшей библиотеке Алоиса. Перед окном в коридоре Люси и Вито останавливаются и выглядывают в сад. Они смотрят в мою сторону, не замечая меня, хотя я и машу им. Они застыли у окна. Мне видны очертания головы Вито, которая кажется слишком большой для его узких плеч. Гладко зачесанные волосы блестят. Однажды здесь так же стоял Алоис. Я столкнулась с ним, когда шла из кухни к себе. На нем была рабочая одежда, в руке кисть, которую он собирался положить на подоконник. Кисть пропиталась свежей краской.

«Как ты думаешь, может ли дом также неожиданно превратиться в развалину, как уставший от жизни старый человек?» – спросил он, не поворачиваясь ко мне. Алоис еще никогда ни о чем меня не спрашивал, и я решила, что он, скорее всего, перепутал меня с Люси. «Наверное», – сказала я неуверенно, глядя на кисть, с которой капала желтая краска.

Люси широко отворяет перед Вито калитку сада. Он замечает меня, Люси останавливается возле куста роз и заговорщически подмигивает мне, когда Вито произносит: «А-а, младшая сестренка», – и, загодя протянув руку для рукопожатия, торопливо направляется ко мне, преодолевая пространство между калиткой и шезлонгом. Тут же он забрасывает меня множеством вопросов, слегка сжимая мою руку в своей и глядя на меня своими маленькими глазами, окруженными бесчисленными крохотными морщинками. Люси накрыла в саду стол и выносит еду в больших посудинах. Вито интересуется, где я работаю. Неподготовленная к подобного рода расспросам, я отвечаю прямо, что работаю на почте и сортирую письма. Кажется, что его глаза становятся при этом еще меньше, они совсем утопают в гнездышке из мелких морщин. Люси раскладывает еду по тарелкам и говорит со смехом, что на почте – это только временно, а со следующего года я буду учиться в университете. «Само собой», – говорит Вито и улыбается, мы чокаемся бокалами с тепловатым вином, нагревшимся на жаре, которая, тяжело повиснув в воздухе и не в силах переместиться в другое место, покрывает лица, руки – всё, к чему ни притронься, – сырой липкой пленкой. Красные цветки герани понуро свисают с ограды монастыря, хотя их только что полили. Вито рассказывает, что занимается гостиничным бизнесом, сейчас у него безумно много работы, ведь его фирма строит целую сеть новых отелей к двухтысячному году, когда ожидается наплыв паломников. Некоторые отели уже полностью забронированы, хотя они еще не выстроены. «К такому потоку людей нам нужно подготовиться должным образом», – повторяет он, фыркая как носорог. За ужином Вито и Люси говорят так много и так быстро, что вскоре, засыпанная их словами, я сижу как глухонемая, даже не пытаясь уследить за нитью разговора. Когда Вито говорит, он раскрывает рот, обнажая передние зубы – ряд белых обрубков. Он беспрестанно перебивает Люси, что, кажется, ей совершенно не мешает, так как всякий раз она усердно кивает ему в знак одобрения, позволяя его голосу и звонким щелчкам периодически вспыхивающей зажигалки баюкать себя. На лбу и на кончике носа Вито высыпали блестящие капельки пота. Неожиданно он пододвигает свой стул поближе к Люси и, восседая таким образом, загораживает кладбищенские тополя, которые теперь словно прорастают из его головы. Я резко встаю, убираю со стола и как можно быстрее покидаю их.

В кухне мне отдаленно слышны их голоса, которые становятся все громче и возбужденнее, они переплетаются между собой и образуют кокон из слов. Хихиканье Люси нанизывается на смех Вито, на этот ничего не значащий смех, в котором нет радости – лишь привычное напускное довольство.

Воздух как шуршащий шелковый платок, накинутый на деревню. Деревенская площадь с церковью и фонтаном посередине напоминает котел, в котором по вечерам собираются и перемешиваются друг с другом деревенские жители. Здесь царит разноголосица детских криков, мужского говора и женского смеха. Перед баром, склонившись к столам, сидят все те же немолодые мужчины в домашних тапках и играют в карты. Свет из бара освещает площадь. Только неказистая церковь на другой стороне потонула в темноте. Пройдя вдоль улочки рядом с церковью, через старые ворота я выхожу за деревенскую стену. Здесь можно уловить лишь лай собаки – единственное, что доносится с оживленной площади. Стоя спиной к деревне, я смотрю на расположившийся в долине город. Его освещенные улицы, как щупальца, подбираются к лесам. За ними высится узкий горный хребет. Через пару дней после моего приезда я была там с Люси. Утром мы выехали из дома, чтобы осмотреть окрестности. Люси показывала мне целую россыпь маленьких деревушек, выстроенных из белого камня, обитателями которых, как казалось, были лишь старики да кошки. И вот когда мы уже умирали от жары и примелькавшихся ландшафтов с полями подсолнухов и табака, дорога стала подниматься в гору. Полчаса мы ехали через лес вдоль кустарников, молодые деревца стучали ветками в стекла машины. Наверху мы бродили по траве, ощетинившейся и выцветшей под солнцем. Улицы деревень, по которым мы гуляли, с высоты напоминали растекшиеся во все стороны кляксы. Там, где мы стояли, ничего не росло, ни единого деревца, вокруг только вызывающая тошноту плоская степь. Мое сердце глухо стучало под свитером, и больше всего мне хотелось упасть на землю и не шевелиться. Но рядом была Люси, со смехом подставлявшая лицо ветру и с гордостью повествовавшая об этой местности, словно сама ее сотворила. «По ночам здесь, должно быть, жутко, как ты думаешь?» – спросила я. Она посмотрела на меня так, будто я спросила что-то совершенно неуместное. Вдруг земля под моими ногами заходила ходуном, словно я стояла на спине животного, которое с фырканьем поднималось на передние лапы. Небо задрожало, на какое-то мгновение я ощутила под ногами твердую почву и попыталась сосредоточиться на красноватой точке у левого уголка губ Люси, но ее лицо, наклонившееся ко мне, внезапно разлетелось черной пылью.

Когда я пришла в себя, я лежала в машине на заднем сиденье, укутанная в одеяло. Меня разбудил запах свежего хлеба. Подо мной урчал мотор. Я смотрела на затылок Люси, неподвижно возвышавшийся над бежевой обивкой сиденья, и на ее руки, державшие руль. Дождь стучал по крыше, ручьями стекал по стеклам машины, а я, не знаю почему, чувствовала себя довольной и сытой и улыбалась сама себе.

Церковные колокола пробили час. Судя по всему, сегодня Вито останется на ночь. Я медленно бреду к деревенской площади. Бар все еще открыт, не видно только женщин с детьми. Собравшись с духом, я захожу внутрь через завесу из пестрых пластмассовых висюлек и направляюсь к стойке. В соседнем зале мужчины играют в бильярд. Звук ударяющихся друг о друга шаров время от времени сопровождается выкриками и ругательствами играющих. Рядом со мной стоит полноватый мужчина в клетчатой, вылезающей из брюк рубашке; он без устали выуживает из небольшой коробочки фисташки и отправляет их себе в рот. Зубами он раскалывает скорлупу и бросает ее на стойку. Официант в черном жилете недоверчиво посматривает на меня краем глаза, прежде чем спросить, что я буду пить. Я заказываю портвейн и присаживаюсь за свободный столик, откуда можно наблюдать за бильярдом. Двое играющих передвигаются одинаково неуклюже. Они похожи как братья. Во время игры рты у обоих открыты, веки полуопущены, как будто они сейчас заснут. Третий – болезненно бледный молодой человек со впалыми щеками – без остановки ходит вокруг бильярдного стола, нервно постукивая кием по полу. Все трое сразу же заметили мое появление, и братья теперь частенько поглядывают в мою сторону, вдруг заговорив значительно громче. Парень серьезно смотрит на меня в упор. Когда он склоняет голову над зеленым сукном стола, волосы падают ему на глаза. Я не имею ни малейшего представления о бильярде, но взираю на играющих как человек, знающий толк в игре. Вдруг в самом разгаре партии оба брата со скучающим видом ставят кии на место и подходят к стойке бара. Третий негодует и в знак протеста стучит кием об пол, но братья уже устроились у стойки, они оживленно и беспардонно встревают в беседу бармена и того типа с фисташками.