Читать книгу "Скунскамера - Андрей Аствацатуров"

— Метонимии? — переспросил Двинятин. — Я сейчас, Андрюшечка, тебе расскажу про метонимию одну историю. Можешь студентам на лекции давать в качестве примера. Запомнят с ходу.

Это история, по словам Двинятина, произошла где-то в начале 1980-х, в одном из технических вузов Ленинграда. На одной математической кафедре работал профессор по фамилии Ким. Кореец по национальности. Было ему тогда где-то лет тридцать пять. Математики, как известно, в отличие от филологов рано получают научные степени и звания. Поэтому, будучи доктором наук и профессором, Ким выглядел весьма моложаво.

Стоял как-то раз этот Ким у расписания.

Дело было в конце июня. У студентов полным ходом шла летняя сессия. Абитуриенты со своими мамами-папами уже начали мелькать в университетских коридорах. Ким всматривался в расписание, выискивая номер аудитории, куда ему надо было идти принимать экзамен. И тут сзади его кто-то похлопал по плечу. Ким обернулся. Перед ним стоял розовощекий студент и приветливо улыбался. Ким раскрыл было рот, но студент его опередил и радостно спросил:

— Что, Тундра, поступать к нам приехал?!

Теперь всякий раз, когда я рассказываю студентам про метонимию, я вспоминаю эту историю. Но воспроизводить ее на лекции почему-то не решаюсь. Даже если в аудитории очень холодно.

По дороге в гастроном

Когда я был маленьким, я очень не любил зимний холод и промозглый ветер, продувавший улицы в нашем микрорайоне. И потому мне нравилось особенно зимой заходить в гастроном на проспекте Тореза. Там внутри было тепло и всегда вкусно пахло хлебом. Вечерами, когда за окнами детского сада уже начинало темнеть и на проспекте Тореза зажигались фонари, мама забирала меня из группы, и мы обычно шли в гастроном. По дороге она то и дело сердито говорила мне, чтобы я прибавил шагу, иначе мы придем туда поздно, продукты раскупят, и нам ничего не достанется. Мне было на самом деле все равно, купим мы продукты или нет. Я почему-то не любил то, что взрослые называли «настоящей едой». Особенно творог и сосиски. Творог я, давясь от отвращения, ел, но больше размазывал по тарелке; а сосиски, которые мама на завтрак нарезала тоненькими шайбами, я, когда она отворачивалась, украдкой выбрасывал в форточку.

Поэтому лично мне торопиться в гастроном было незачем. Я упрямился, просил маму зайти на детскую площадку или поиграть в снежки, но она тянула меня за руку и пугала тем, что в магазине, если я не потороплюсь, придется стоять в длинной очереди. Этого мне очень не хотелось: стоять на одном месте возле кассы, медленно продвигаться вперед, разглядывать со спины скучное пальто какой-нибудь бабки и слушать обрывки взрослых разговоров.

— Мама! А ты купишь мне конфет? — спрашивал я по дороге.

— А волшебное слово? — напоминала мама.

Волшебное слово

В детстве мы все время что-то просим. Особенно у взрослых. Мячик, игрушку, мороженое, велосипед, щенка… Нам, как правило, ничего не дают и не дарят, но предварительно уточняют: — А волшебное слово?

— Пожалуйста! — умоляем мы и, естественно, ничего не получаем.

В квартире издателя Александра Ванина однажды рано утром раздался телефонный звонок.

— Саша, привет! — восторженно закричали в трубку, и Ванин узнал голос своего немецкого приятеля Тома, известного литературного агента. Том говорил по-русски довольно сносно, хотя и с сильным акцентом, любил Россию, русских девушек и вообще был человеком восторженным и увлекающимся.

— Да, Том, да, дорогой… дико рад тебя слышать, — морщась, произнес Ванин. На часах было восемь утра.

— Саша! Понимаешь, я вчера решил поехать в город Магнитогорск!

— В Магнитогорск? — без всякого интереса уточнил Ванин. Чтобы не будить жену, он уже успел перебраться на кухню, где лежали сигареты. — Том! Магнитогорск — это дико интересно! Конечно, поезжай. Только скажи, пожалуйста, а почему именно в Магнитогорск? Почему не в город Елец, например, или в город Каменск-Уральский?

— Ты понимаешь, — стал поспешно объяснять Том. — Я вчера открываю атлас России, и мне попадается на глаза слово «Магнитогорск». И я чувствую, оно меня магнитом тянет.

Ванин зевнул.

— Саша! Только я хочу знать… Даже спрашивать неудобно.

— Не стесняйся, Том, спрашивай! Как у тебя вообще дела? Как там наши книги?

— Дела хорошо. Там очень страшно?

— Не знаю. Нет вроде…

— Саша! Там могут убить?

Ванин на секунду задумался.

— Знаешь, Том, — сказал он. — Россия — это тебе не твоя Германия. И не Швейцария, куда ты с женой отдыхать ездишь. Это реальный пиздец. Тут полно всяких ебланов и убить, в принципе, могут в любую минуту.

— А в Магнитогорске?

— А в Магнитогорске, — продолжил Ванин, — дела обстоят также, как и везде в России… Только твои шансы быть убитым, наверное, немного возрастут. Я точно не знаю. Главное, Том, не шароебся, где попало.

— Что? — не понял Том.

— Ну не ходи туда, где хулиганы.

— Саша! А если на меня нападут? Что тогда делать?

— Тогда… — Ванин потянулся за сигаретами.

— Может, у вас, у русских, есть какое-нибудь волшебное слово? — с надеждой спросил Том. — Специально для хулиганов?

— Специально для хулиганов? — Ванин щелкнул зажигалкой и закурил. — Специального слова, наверное, нет… Особенно в твоем, Том, случае. О, слушай! Есть идея! — Ванин оживился. — Если к тебе подойдут, знаешь что? Ткни в себя пальцем и громко скажи: «Распиздяй»!

— Как ты сказал? — не расслышал Том.

— Распиздяй! — повторил Ванин. — Скорее всего, поможет.

— Саша! Продиктуй, пожалуйста, буквы. Я запишу.

Прошло три недели. Александр Ванин и его коллега по издательству Михаил Сумин присутствовали на торжественном банкете во французском посольстве. Банкет давали в честь взятия Бастилии. Французское посольство пригласило видных деятелей российской культуры, в том числе и издателей. Ванин и Сумин сидели как раз напротив атташе по культуре и вели с ним светский разговор о своих издательских планах.

Внезапно у Ванина зазвонил телефон. Ванин вежливо извинился, прижал трубку к уху и услышал знакомый голос с немецким акцентом:

— Саша!

— Извини, Том, сейчас не могу разговаривать. Дико занят.

— Саша! Я из Магнитогорска! Не вешай трубку! — было слышно, что Том очень сильно взволнован. — Я в клубе с девушкой. Тут хулиганы вокруг. Уже два раза подходили. А я… а я… слово забыл!

— Какое слово? — удивился Ванин.

— Волшебное. Которое ты мне говорил. И бумажку потерял! А девушка его не знает. Скажи, пожалуйста, еще раз.

Ванин виновато улыбнулся разодетым французам, сидевшим прямо перед ним. Потом развернулся к столу вполоборота и, прикрыв рот ладонью, глухо сказал в трубку: