Читать книгу "Скунскамера - Андрей Аствацатуров"

— Рас-пиз-дяй…

Михаил Сумин покосился на коллегу с недоумением и неторопливо произнес:

— Александр, мы ведь вроде с вами сегодня пили мало…

— Что?! — не услышал Том. — Я не понимаю! Саша! Продиктуй по буквам, громко! Я запишу! Скорее…

«Дьявол!»

— Извините… то есть pardonnez-moi. — Ванин вскочил со своего места, отодвинул стул и беспомощно огляделся. Кричать «распиздяй» было негде — повсюду сидели приглашенные.

— Саша! Ты меня слышишь? — торопил Том. — Я записываю.

У барной стойки людей было относительно мало. Ванин в считаные секунды оказался там и уже собирался произнести вслух «волшебное слово», как вдруг по другую сторону стойки перед ним выросла брюнетка с большим вечерним вырезом.

— Хотите что-нибудь заказать? — спросила она с кокетливой учтивостью.

Ванин, не опуская телефон, плотно сжал губы и повертел головой. Потом помахал перед лицом барменши ладонью. Но она не уходила.

— Распиздяй! — громко сказал он, наконец. — Диктую по слогам: Рас-пиз-дяй! Записал? Еще раз…

Краем глаза Ванин заметил, что девушка неодобрительно качает головой. «Ну и черт с ней!» — подумал он.

— Спасибо! — прокричал в трубку Том.

— Не за что, — устало сказал Ванин. — Держись там! Если волшебное слово не поможет, — кричи, чтоб ментов вызывали.

— Кого? — спросил Том.

Ванин дал отбой, сунул телефон в карман и, подмигнув брюнетке, направился к своему столику.

Я не знаю, помогло ли Тому «волшебное» слово. Раз он потом вернулся в Германию, остался в живых и не умер, значит, помогло. А вот мне с детства «волшебные» слова никогда не помогали.

Да и не только мне.

За границей, ну там в какой-нибудь Европе или Америке все время на нас удивляются: почему, мол, русские такие грубые и невоспитанные? И тут начинается! Вспоминают крепостное право, дикость российских лесов и полей, загадочную славянскую душу, морозные сибирские зимы, сумрачный небосклон и суровость здешнего лукоморья.

Да не грубияны мы…

И не хамы…

Просто мы не верим в «волшебные» слова.

Причем с самого начала. Да и зачем в них верить? Чего ради их повторять и напрасно сотрясать воздух? «Пожалуйста» — «спасибо»! «Спасибо» — «пожалуйста»! Все равно ведь ничего такого волшебного не случится. И сказка не начнется. За красивое «спасибо» никто не превратит тебя в царевну лягушку или в трех богатырей. Никто не купит тебе пирожное и машинку. А за «пожалуйста» тебя даже в сортир без очереди не пустят. Особенно в филармонии. Стой и жди, как все.

Сам я очень рано разочаровался в «волшебных» словах. Я и сейчас их не люблю и произношу вслух редко. Да и то с большой неохотой. Может быть, поэтому меня так часто бросают женщины… Я, наверное, им кажусь очень неблагодарным.

Мясной отдел

Гастроном на Тореза был чуть ли не единственным продуктовым магазином в нашем микрорайоне. Мы заходили в него и сразу попадали в мясной отдел. Он располагался перед кассами. Здесь у прилавка всегда было полно людей. Они ничего не покупали, просто стояли и переводили взгляд с кусков мяса на широкую физиономию рыжего мясника. Тот, в свою очередь, отвечал им безучастным взглядом. Мама мне как-то раз объяснила, когда мы с ней подошли к мясной витрине, что все эти люди ничего не покупают, потому что ждут мяса.

— Так там же лежит уже мясо? — помню, удивился я. — Вот же оно.

— Это не то, — зачем-то понизив голос, сказала мама. — И вообще сколько раз тебе можно повторять, чтобы ты не показывал пальцем?!

— А чем тогда показывать?

— Ты меня с ума сведешь. Это мясо — плохое, понимаешь? А покупатели ждут хорошего.

— А зачем продавать плохое мясо?

Наверное, я сказал глупость, потому что мама вдруг испуганно оглянулась.

— Знаешь, — она заговорила вдруг преувеличенно ласково и очень поспешно. — Вот тебе двадцать копеек, купи себе сок, выбери там яблочный или виноградный.

Она кивнула головой в сторону соседнего отдела «Соки и мороженое».

— Понял? Попьешь и подожди меня здесь. Или вот что… Знаешь, вдруг там очередь… Подойди потом в молочный отдел, если меня долго не будет. Это где сметану разливают. И закрой рот!

Дети очень любят почему-то задавать взрослым ненужные вопросы. Например, маленький мальчик вдруг возьмет и ни с того ни с сего спросит:

— Папа! А когда мы с тобой снова пойдем к той красивой тете? Ну, помнишь?

Папа, конечно, рассердится. Папе захотелось спокойно отдохнуть от семейной жизни, а ему все испортили.

— А ну, выйди из-за стола! — кричит папа. Ребенок встает и уходит. Он здесь лишний.

Он всегда лишний, когда разговаривают взрослые. В наши дни, если с вами рядом ребенок, — это неудобно. Только и всего. А в прежние советские времена это было еще и опасно.

Моя тетя в 1954 году, когда ей было пять лет, увидела из окна троллейбуса похоронную процессию и громко спросила:

— Мам! Это кого хоронят? Товарища Маленкова?

Бабушка, не раздумывая, взяла ее за руку и спешно покинула троллейбус. И правильно сделала. За этого «товарища Маленкова» ее тогда могли отправить в места не столь отдаленные. Вместе с дедушкой.

Меня в таких случаях всегда чем-нибудь отвлекали: мороженым, соком или игрушкой. Родители старались не вести при мне лишних разговоров, чтобы я не задавал свои дурацкие вопросы. Но все было без толку. Я постоянно о чем-то спрашивал и, не получив ответа, чувствовал себя лишним и никчемным.

Мой Ося Бродский

Каждый писатель считает своим непременным долгом отдать дань уважения какому-нибудь собрату по ремеслу. Сочинить о нем статью. Или книгу. Не забыв при этом самого себя, разумеется. Тут главное правильно выбрать «собрата». Желательно покрупнее и позаметнее. Чтоб всем было интересно. «Мой Пушкин», «Мой Гоголь», «Мой Уитмен», «Мой Блок» — что ни говори, тексты замечательные и со вкусом написанные. Так почему бы и мне не попытать счастья? У меня и автор имеется. Вполне достойный.

Чтобы быть «моим».

«Осей Бродским» родители прозвали рыжего мясника, который работал в нашем гастрономе. Его настоящего имени никто не знал, но мама как-то раз за обедом сказала, что мясник в магазине на Тореза — «ну вылитый Ося Бродский». И отец, хмыкнув, с ней согласился.

Называть мясника «Осей Бродским» в нашем доме стало чем-то само собой разумеющимся. Я часто слышал от мамы: «На Шверника мясо, наверное, уже закончилось, так что сейчас отдышусь и пойду к Бродскому». «У Бродского была только грудинка, да и то какая-то страшная», «Бродский, засранец, сунул мне к вырезке паршивый довесок, весь жилистый. Иначе, сказал, не продам». «Бродский вчера на прилавок вывалил синюшных кур, таких старых, будто они умерли своей смертью».