Читать книгу "42 - Томас Лер"

Все чаще и острее: отсутствие Карин и присутствие Анны. Боишься задохнуться, сердце бесится, когда глядишь по сторонам на открытом пространстве, хочется располосовать ножом безумный холст вокруг, чтобы прорваться к жизни через раны в лживом воздухе. Я почти не слушал, когда два австрийских журналиста (Штайнгертнер и Малони, номера 22 и 23) взяли меня в тиски, как арестанта, для удобства разговора. По их убеждению, ЦЕРН сознательно вызвал это явление. Пожилая чета застыла перед собственным домом, словно в танцевальном па. Чучело жесткошерстной таксы, задравшей лапу у фонарного столба, точь-в-точь как живая, даже с короткой вечной струйкой мочи. Я указал австрийцам, что ЦЕРНисты, судя по всему, так же шокированы и беспомощны, как и все остальные. Но австрийцы возразили, что, по-видимому, существует иная группа — истинные зачинщики и метатели бомбы замедленного действия. Однако тут Шпербер прервал их разоблачения, беззвучно с нами заговорив. Подойдя ближе, он связал наше трио сфер в квартет. Так зарождался его «Перечень», пока в сыром и схематичном виде. Опрятным почерком часовых дел мастера он записал наши имена на полях информационной брошюры ЦЕРНа, положив ее на крышу итальянской спортивной машины, забальзамированной в процессе обгона: «№ 21. Хаффнер, Адриан, род. 1965. Некогда проживал в Мюнхене, журналист». И добавил себе под нос:

— Павший жертвой злободневности.

На первой странице брошюры — многоспиральная мандала столкновения частиц. Сверху надпись: «ЦЕРН. Международная лаборатория по исследованию физики частиц… примите участие в одном из величайших приключений человечества». Мы обогнали спортивную машину. Вскоре на горизонте показались плоские постройки и шеренга флагштоков, где соизволили вывесить флаги две дюжины спонсорских наций.

7

Вода способствует иллюзии нормальности, особенно если быстро плыть и нырять — она, булькая, давит на уши, а взгляд загораживает серо-зеленая волна. Так было и когда-то прежде. Выныриваешь — и через миг тишина лопается, словно проколотый пузырь, а на тебя обрушивается акустический переполох: детские вопли, свист, плеск, крики. В закрытом бассейне отеля «Виктория-Юнгфрау» поздним летом, в полдень, разумеется, гораздо спокойней. Здесь была бы уместна мертвая тишина. Тогда капли, падающие с моего тела на водяную броню, звенели бы, как жемчужины или рисовые зерна по тарелке. Прошла четверть часа, а ластоногий, через которого я перемахнул одним прыжком, так и не вынырнул. Женщина в анемоновой шапочке по-прежнему неподвижна в ледяной пелене, поблескивающей вокруг поднятой руки и разбивающейся о левое плечо. В длинной череде моих гостиничных бассейнов мне хорошо запомнился этот, в стиле ар деко. Я позабыл тюленя (по-моему, шестидесятилетнего), ноне анемоно-вую даму и не маленькую рыжеволосую девушку с кошачьими глазами, вытянувшуюся на кафельной скамейке. Ее перевернули и разрезали купальник на уровне продолговатого, пахнущего кокосом пупка. Когда? Так было уже вчера, а может, и три года тому назад. Избегайте крытых бассейнов. Не такое уж невыполнимое желание встретить одного из наших приводит в бассейн самого дорогого отеля в городе. Ничто не льется. Из кранов, душей, садовых шлангов, под которые мы подставляем руки и головы, выплескивается лишь скудная порция. Будто на тебя вяло плюнул, всегда один-единственный раз, большой чванливый зверь — хранитель водотока.

Завтрак в столовой. Филе судака в имбирном соусе, рулеты из мяса косули, початая утиная грудка, жареный картофель, здесь и там еще парочка салатов или подпорченный креп, мороженое, кофе «шюмли». Успокаивающая симметрия на тарелках перед парными едоками. По всей видимости, предшественник или предшественники были не дилетанты или же не вышли к столу. Девятнадцать посетителей. Около колонны — пожилой официант в белой ливрее, молодой — перед 50-летней мадам Какаду и ее кучерявым случным жеребцом, который озадаченно уставился на этикетку бордо урожая некоего молниеносно поднявшегося в цене года. Все как вчера, на своих местах, как шахматный узор пола. Беззаботно спустившись к завтраку в пижаме, я мог бы и поступиться пересчетом гостей ресторана. В цюрихские дни осмотрительность и небрежность еще уравновешивали друг друга. Но с тех пор, как перед глазами встали Шрекхорн[14] и Айгер — заносчивые союзники того ледника, что раскинулся на летних просторах, — мне требуется общество. Разрез на лоснящейся материи купальника.

8

О робости воды перед нашими телами нам довелось узнать уже в здании ЦЕРНа. Первый кран мог быть неисправен, второй — не в духе. Дальнейшие эксперименты сделали из неверия аксиому: наша волшебная сила смехотворно ограничена долей секунды и длиной руки. Плевки кранов. Взмах крыла. Мобильный телефон, который мы одалживаем у фотоэкземпляра для звонка тете в Глазго, маме в Рим, любовнице в Берлин, жене во Флоренцию или на горячую линию Ведомства по борьбе с пиратством во времени (12-47-42-), теряет свое мерцающее сознание, прежде чем мы успеваем нажать кнопку. По мнению нашего великого (1,94—0,26) Мендекера, каждый предмет и каждое живое существо, попадая в нашу сферу, вспоминает — в высшей степени коротко — то энергетическое состояние, в каком его застигла катастрофа.

Даже здесь, в штаб-квартире Общества Цинизма, Ереси, Рвения и Неистовства, ничто не в силах изменить обстоятельства, тяготившие нас уже несколько жарких полуденных часов. Волнообразная жесть европейских флагов над головами. На тропинках и улочках на первый взгляд вполне безобидного научного городка, напоминающего большой университетский кампус или современную фабрику по производству взрывчатых веществ, приклеено несколько ЦЕРНитов или ЦЕРНиан («Бюллетень № 3»): поодиночке — деловито, бездвижно шагают, бесконечно слезают с велосипедов, и группками — углубились в рутинные споры о каонах и мюонах; бледные глубоководные рыбины с телескопическими глазами в ущельях Марианского желоба, несущие на плечах 8000 м застылого небесного океана. И одни мы, суверенные подводные лодки нулевого часа, разрезаем ультрамариновый кристалл.

Только Шпербер и — странным образом — Борис Жука производили на меня вменяемое впечатление после нашего тщательного обследования территории ЦЕРНа. Считающие, пишущие, пьющие, почесывающие в паху, рисующие человечков ЦЕРНисты были зафиксированы между диаграммами и компьютерами, в аудиториях, бюро, лабораториях, архивах, коридорах и туалетах с той точностью и натуральностью, о каких они и мечтать не могли во время своих экспериментов по столкновению частиц.

Два нападения на Мендекера. Один раз его защитили телохранители Тийе, другой раз — энергичная Пэтти.

Приступы слабости у забывчивых пожилых журналистов от недостатка питья в пустынном климате.

Пробка в столовой «Кооп» в главном здании, но перед этим — событие более яркое: «Митидьери и Дайсу-кэ стирают Повсеместно Протянутую Паутину» («Бюллетень № 1»), в так называемом «Микрокосме» — центре для посетителей, обещавшем «погружение в глубины материи». Они одновременно протянули руки к клавиатурам компьютеров. В ту же секунду с двух мониторов пропало изображение. Затем от их приближения почернели еще два монитора, в которые вперились взгляды бессмысленно-амбициозных юнцов. И тогда Митидьери воскликнул: