Читать книгу ""Прогрессоры" Сталина и Гитлера. Даешь Шамбалу! - Андрей Буровский"

За стенкой молчали. Кажется, Петя слышал сорванное дыхание… но, может быть, ему только казалось.

— До свидания, Старик Мы еще встретимся.

Молчание. Тогда Петя толкнул дверь и опять оказался в коридоре. Ему говорили — не меньше двадцати-тридцати фраз. Он сказал намного больше, уже хватит. Он пошел по тому же коридору, где проходил минут двадцать назад. Дверь на лестничную площадку заперта! Плеснулась мутная, темная паника, пока Петя не вспомнил: вот она, черная кнопка. Он нажал кнопку и стал ждать.

Было неуютно в этом мертво молчащем коридоре, где ковер погашал звуки шагов. Хорошо, скоро пришел незнакомый Пете человек, отомкнул дверь. Человек привел Петю на очень привычное место — на кафедру. Тут все было простое и понятное: книги в шкапах, столы и стулья, исписанные листы на столах… Привычный, понятный ему мир. После полутора суток сплошного сюрреализма это было особенно приятно.

Что? Ах да! Какой он невежливый: это Мария Ивановна предлагает ему напиться чаю. Петя мотает головой: пить не хочется. И вообще ничего не хочется, он совершенно выжат, как лимон.

По коридору бегали, смеялись, какая-то легкомысленная молодежь заглядывала на кафедру. Петя едва не проворонил шаркающий звук шагов профессора. Зашел Арнольдов: с широкой, довольной улыбкой. Если бы ничего и не сказал, Пете все стало бы ясно от этой довольной улыбки.

— Петр Исаакович! Вы сдали экзамен, поздравляю.

— Спасибо… Спасибо, профессор!

— Мария Иванна, а вы нам не сделаете чаю?

Мария Ивановна тоже улыбалась: довольно и немножко гордо, словно это она сдала экзамен.

— Теперь хотите чаю?

— Теперь хочу!

Арнольдов легко, весело рассказывал, что испытатель назвал европейцем второго из четырех. Петя был третьим. Значит, его испытатель считал настоящим тибетцем Чуем!

— Или считал меня не таким подозрительным, как второй.

— В любом случае экзамен вы сдали… Поздравляю!

— Теперь вы меня возьмете лаборантом?!

Петя ляпнул и испугался: очень уж нахально получилось.

— Не возьму! — помотал головой Арнольдов. — Я вас возьму сразу ассистентом.

У Пети даже стало тепло в животе от удовольствия.

— Вы ведь знаете… — Арнольдов замешкался. — Вы ведь знаете, что нужен человек…

Действительно, Петрова недавно забрали. Кто думал — за длинный язык, кто полагал — за низкопоклонство перед старой буржуазной интеллигенцией… Точно никто ничего не знал, и вообще говорить на эту тему считалось глубоко неприличным. И вообще поминать «врагов народа» было совершенно неприлично, то-то Арнольдов и замешкался.

— Я знаю, — легко сказал Петя. Благодарный Арнольдов кивнул.

Опять говорили о приятном, понятном: о подготовке ассистентов, о том, что прикомандированные из «республик» не знают русского языка, а надо их как-то учить. Что надо будет Пете съездить в Улан-Удэ, в Монголию, попрактиковаться в бурятском языке, да и вообще узнать страну, народ.

Было еще совсем рано; настенные часы показали 12.

— Когда-то в это время на Петропавловской крепости стреляла пушка, — сказала Мария Ивановна, проследив Петин взгляд. — Пушку потом отменили.

Петя невнятно промычал… Неосторожное замечание про пушку можно было понять и так, что Мария Ивановна осуждает, что коммунисты отменили старый обычай стрелять из пушки в 12 часов дня. Но, с другой стороны, ее слова — признак доверия.

Петя охотно позвонил бы, сказал своим, что сдал экзамен, все в порядке. Но отец сейчас на заводе, его нельзя отрывать, а деду позвонить никак нельзя: дома у них нет телефона. Он пойдет домой и там будет встречать папу, когда папа вернется с работы. А потом зайдет к соседям и позвонит от них, наконец, Тане. Потому что, хотя она все время ссорится с Петей, он будет к девушке великодушен, он поведет ее гулять и в Эрмитаж.

Бежать? Но зачем бежать, если его берут на кафедру? Того, кто убегает от «органов» и прячется в Белоруссии, вполне могут на кафедре и не оставить. Он же ничего не сделал плохого! Его хотят убить, но Петя же ни в чем не виноват!

— Завтра же зайдите на кафедру, Петр Исаакович. Надо вам входить в курс новых дел.

Так Петя Кац сдал важный экзамен и совсем было собрался остаться на кафедре тибетского языка и страноведения. Как и многие люди до него, Петя совершенно забыл мудрую поговорку: «Если хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах». Ну, и другую поговорку он не принял всерьез: не убил плохого человека…

Первый плохой человек

Не успев выйти с кафедры, Петя встретил начальника Первого отдела, Пеликанова. Пеликанов словно бы ждал Петю. А может, и правда поджидал?! Когда речь идет о Пеликанове, никогда ничего нельзя знать.

У Пеликанова высокий желтый череп и лицо, покрытое морщинами. Пеликанов, когда пишет, держит голову низко, и кажется — у него морщины даже на макушке. Или там и правда есть морщины?

Забытое племя пелукбаков верило, что плохих людей надо убивать. Если их все время убивать, то мир постепенно станет лучше без их злой воли и злых дел. «Благодари богов, если ты встретишь только одного плохого человека за все утро», — гласила печальная мудрость забытого племени. «Если ты встретил плохого человека, убей его», — продолжала другая.

Мрачная мудрость не спасла племя, давно перебитое тибетцами. От пыльной мудрости веяло скукой и жестокостью.

Первоотделец улыбался… Это была скверная улыбка.

— Пройдемте со мной, Петр Исаакович.

До сих пор глава Первого отдела никогда не говорил с Петей, даже как бы его не замечал. Проходил и смотрел куда-то вбок. А вот теперь он смотрел и улыбался. Что ему нужно от Пети?! Петр вошел в Первый отдел… Первый отдел разгораживала стойка, и посетители должны были стоять перед ней. По другую сторону стойки, под портретом Сталина, сидел неприметный человек, курил и писал. При виде вошедших он сделал вдруг понимающее лицо, потушил папиросу и вышел. Петя видел, что, вставая, человек сунул в карман кителя револьвер.

А на место этого человечка сел первоотделец Пеликанов. Он зашел за стойку и сел, теперь Петя стоял в Первом отделе, перед стойкой. А начальник Первого отдела Пеликанов сидел позади стойки, писал. Петя знал, что Пеликанов — очень плохой человек, но убивать его совсем не хотелось. Было скучно. Первоотделец все писал и писал.

— Рассказывайте! — гавкнул Пеликанов.

— О чем?

— Все с начала.

Петя едва поймал смешок: второй раз за сутки с ним говорили именно так!

— Про детство надо?

— С начала.

— Родился я в Севастополе, в тыща девятьсот пятнадцатом, в семье ремесленника, Исаака Иосифовича Каца. В Ленинграде живу с 1920 года, когда сюда приехал папа.