Читать книгу "Два Сэма: Истории о призраках - Глен Хиршберг"

Дженни расхохоталась, но вскоре замолчала. Ни одному из нас, думаю, не нравилось, как звучал смех в этой комнате, в этом доме, где на нас глядели лица в черных рамках.

— Степка-растрепка, — произнесла она, с опаской перекатывая звуки этого имени во рту, как малыш, решающийся лизнуть на морозе флагшток.

— Моя мама так звала меня, когда я был маленьким, — откликнулся Стефан от двери, и пальцы Дженни сжались и выскользнули из моей руки. Стефан не двигался в нашу сторону. Он просто стоял там, в то время как мы смотрели на него точно парализованные. Миновало несколько секунд, и он добавил: — Потому что я ненавидел стричься. Или просто плохо себя вел. Она говорила это вместо того, чтобы накричать на меня. От этого я плакал.

С другого конца коридора, из гостиной, казалось, донесся какой-то глухой стук, будто что-то упало.

Пожав плечами, Стефан прошел обратно в коридор. Мы шли за ним, не только не касаясь, но даже не глядя друг на друга. Я чувствовал себя виноватым, потрясенным, опустошенным. Когда мы проходили мимо окон, занавески вздымались, касаясь нас.

— Эй, Келли! — громко прошептал Стефан и потом, повернувшись к нам, спросил: — Вы думаете, он умер?

— Похоже, что так, — ответил я, бросив взгляд в сторону кухни, туда, где будто бы шевелились тени и на кушетке лежал странный лист бумаги.

Мне не давало покоя ощущение, будто я наблюдаю за игрой актера, изображающего труп, и, зная, что актер жив-здоров, стараюсь заметить его дыхание.

— Но машина-то здесь, — напомнил Стефан, — «линкольн». Эй, Келли!

От его крика я вздрогнул, а Дженни съежилась, попятилась к входной двери, но тоже стала кричать.

— Келли?

— Эй! Что это, вон там? — пробормотал я, а мой позвоночник дрогнул, точно выдернутый из розетки электрический провод, и, когда Дженни и Стефан взглянули на меня, указал наверх.

— Где...— начала было Дженни, и потом это повторилось, и они оба это увидели.

Из-под полуприкрытой двери наверху лестницы, единственной двери, которую мы могли увидеть с того места, где стояли, мелькнула внезапная вспышка света — мелькнула и неожиданно пропала, точно молниеносно высунувшийся язык змеи.

Мы стояли там по меньшей мере с минуту, а может и дольше. Даже Стефан выглядел растерянным. Не испуганным, это точно, но что-то на его лице отразилось. Я не мог понять, что это было, и от этого занервничал.

Потом, без предупреждения, Стефан поднялся до середины лестничного пролета; и, когда он ступал по лестнице, пыль взлетала со ступенек, точно он хлопал по ним, и мы слышали его голос:

— Дурацкий способ повеселиться, Келли. Я иду. Готово или нет?

Он остановился и, обернувшись, глянул на нас горящими глазами. В основном на меня.

— Идем?

— Идем, — предложил я Дженни и, впервые сделав это первым, шагнул к ней и тронул ее за локоть, но, к моему удивлению, она отстранилась от меня. — Дженни, она там, наверху.

— Я так не думаю, — шепнула она мне.

— Идем же, — прошипел Стефан.

— Эндрю, что-то не так. Останься здесь.

Я посмотрел ей в лицо. Дженни Мэк, умница, первая девочка, с которой мне хотелось остаться. И в тот же момент я ощутил себя во власти Стефана. Секрет его власти был не в отваге, не в находчивости, а в готовности пойти на любой риск. В любой момент Стефан Андерш был готов обменять что угодно на что угодно или, по крайней мере, мог убедить людей в том, что готов к этому. Знать, что ты можешь «все», — по-моему, это все равно что держать в руке гранату с выдернутой чекой и размахивать ею перед ошеломленными лицами прохожих.

Я заглянул в глаза Дженни, наполнявшиеся слезами, и мне захотелось поцеловать ее, хотя я и не знал, с чего в таких случаях начинать. Я произнес, копируя голос Стефана:

— Я иду наверх. С тобой или без тебя.

Я не мог ничего объяснить, ничего не имел в виду. Это было похоже на игру. Мы просто рядились в костюмы, выплясывая друг вокруг друга, пугая и разыгрывая друг дружку.

— Келли? — позвала Дженни, следуя за мной, теперь уже не скрывая слез; я снова подошел, чтобы коснуться ее, и она сильно толкнула меня, отпихнув к лестнице.

— Скорей, — позвал Стефан, без малейшего оттенка торжества, который я мог бы предположить в его голосе.

Я двинулся наверх, и мы, плечо к плечу, тяжело ступая, взошли на верхнюю ступеньку лестницы. Когда мы достигли площадки, я оглянулся на Дженни. Она почти опиралась на входную дверь, взявшись за дверную ручку одной рукой, а другой утирала лицо, озираясь в поисках сестры.

У наших ног свет снова мелькнул из-под двери. Стефан поднял руку, а мы оба стояли и слушали. Мы слышали ветер, низко гудевший, и теперь я был уверен, что слышу Пролив — бьющийся о край земли, набегающий на прибрежную полосу.

— Раз-два-три! — завопил Стефан и распахнул дверь, которая наотмашь отворилась и, ударившись о стену, со стуком отлетела обратно и захлопнулась.

Стефан снова пнул ее, распахивая, и мы разом ворвались туда, где должна была быть спальня и где сейчас была просто комната — белое, совершенно пустое пространство.

Даже еще до того, как свет в очередной раз скользнул по нам, снаружи, через окно, я понял, что это было.

— Маяк, — проговорил я. — «Гринпойнт Лайт»..

Стефан ухмыльнулся:

— Ага. Хэллоуин.

Каждый год ребята с северной окраины нашего города на Хэллоуин включали свет на маяке «Гринпойнт Лайт», просто забавы ради. Один год они даже наняли паромы, увешали их водорослями, собрали на палубах своих наряженных пиратами родителей и плавали вдоль берега, этакие корабли-призраки для малышни.

— Ты думаешь, что... — начал было я, когда Стефан резко схватил меня за локоть.

— Ой! — вскрикнул я.

— Слушай, — велел Стефан.

Я услышал, как дом стонет, точно шевелится, как шелестит бумага где-то внизу, как входная дверь от ветра бьется о косяк.

— Слушай, — прошептал Стефан, и на этот раз я услышал это.

Очень низкий звук. Очень слабый, точно как если проводишь пальцем по краю стакана, но можно было сразу и безошибочно понять, что снаружи, во дворе, кто-то поднимал язык колокола и осторожно ударял им.

Я во все глаза смотрел на Стефана, а он на меня. Потом он прыгнул к окну, взглянув вниз. По резкому движению его плеч я догадался, что он хочет открыть окно шире.

— Ну? — спросил я. — Мне ничего не видно, только крышу.

Он толкнул окно, открывая его еще шире.

— Молодцы, девчонки! — крикнул он и какое-то время чего-то ждал — не то смеха, не то громкого удара колокола, не то чего-то еще.

Взволнованный, он повернулся ко мне, и луч света пересек его фигуру, осветив до пояса, и когда он погас, у него было уже другое выражение лица, уже спокойное.