Читать книгу "Бунтующая Анжелика - Анн Голон"

Людовик XIV осекся. В его голосе, несмотря на все самообладание, почудилось нечто неопределенное, но внушающее страх. Может быть, потаенная боль… Серые глаза Альбера де Сансе, широко раскрытые и отливавшие зеленью, напомнили ему взгляд иных Глаз. Он глухо продолжил:

— ..Он действовал, как безумный, и должен за это заплатить. Пусть его настигнет позорная кара. Его повесят, как последнего негодяя. Не мечтал ли он поднять на нас Парламент и городской люд, как некогда Этьен Марсель натравил цехи парижских ремесленников на предка нашего Карла V?..

Эти слова предназначались парламентским чинам, прошению которых монарх не собирался дать ход. Возложив руку на золотой набалдашник эбеновой трости, он уже собрался проследовать далее, но тут в голову юного Альбера де Сансе пришла спасительная мысль:

— Сир! — вскричал он. — Соблаговолите поднять глаза, и вы увидите на потолках Версальского дворца шедевры кисти моего брата-ремесленника. Он работал для вашей славы…

Луч солнца проник в окно и осветил вверху бога Марса в колеснице, влекомой волками. Остановившись, король задумался. Прекрасное творение грубого бунтовщика на мгновение приоткрыло ему мир, в котором человеческое благородство принимает иные обличья. К тому же его практический ум вдруг возмутился, представив смерть работника, способного совершать такие чудеса. Истинные художники, умеющие творить не по заученным образцам, были редки. Почему Перро, отвечавший за работы во дворце, не предупредил его о талантах того, кого сейчас приговорили без суда? В ужасе перед бунтом и яростью монарха никто не осмелился вступиться за него. Король отрывисто произнес:

— Надо отсрочить казнь. Мы желаем рассмотреть дело этого человека.

Он обернулся к де Бриенну и продиктовал приказ о помиловании. Братья, все еще стоявшие на коленях, уловили его реплику:

— ..Он будет работать в мастерских господина Лебрена.

Альбер и Дени бросились через темный парк к зловонному болоту, которому предстояло стать дворцовым прудом. Но они опоздали: Гонтран де Сансе де Монтелу раскачивался на ветвях дуба напротив белеющего в сумерках замка.

Под кваканье лягушек братья обрезали веревку. Альбер отправился за каретой, лакеем и кучером. Наутро экипаж выехал в Пуату. Без остановок, под раскаленным летним солнцем и в светлых ночных сумерках, они мчались, снедаемые желанием поскорей предать земле предков это большое тело с неподвижными и уже бесполезными руками, как если бы одна лишь эта земля была способна залечить все раны и стереть выражение едкой скорби, запечатленное в чертах распухшего лица.

Гонтран-ремесленник! Художник Гонтран! Тот, кому чудилась мелкая веселая нечисть в тусклой полировке медных котлов на кухне родного Монтелу, кто перетирал красную кошениль и желтую глину, чтобы рисовать на стенах, и пьянел от сочной лесной зелени, как от терпкого ликера. Юноша с дикой и потаенно щедрой душой!

Рыдая как дети, Дени и Альбер погребли тело у сельской церкви Монтелу, около могил их семьи.

— Потом, — продолжал свой рассказ Дени, — я вернулся в замок. Там все было мертво, ни детских голосов, ни людского говора. Только на кухне я нашел кормилицу Фантину с глазами, как уголья, и тетушку Марту. Она ничуть не изменилась, такая же горбатая, тучная, со своим всегдашним вышиванием на коленях. Эти две старые вещуньи лущили горох и что-то бормотали.

Там я и остался. Ты же знаешь, наш отец написал в завещании: «Наследство перейдет тому сыну, который останется на земле»… Почему бы не мне? Я вернулся к своим мулам, стал встречаться с тамошними фермерами, женился.., на Терезе де Ламайер. Она без приданого, но с хорошей репутацией и очень милая. На Преображенье у нас будет ребенок.

— Стало быть, — завершил свое повествование новоиспеченный барон де Монтелу, — вот что господин де Марильяк велел тебе сообщить. То есть, понятно, не о моей женитьбе, а о деле Гонтрана. Чтобы ты рассудила хорошенько, чем ты обязана королю после стольких оскорблений с твоей стороны и со стороны нашего семейства. Но я думаю…

Дени вгляделся в лицо сестры, на которую он, младший брат, всегда взирал не без некоторого страха — страха перед ее красотой, дерзостью и таинственностью ее частых побегов. Вот и сейчас она вернулась какой-то непохожей, чужой… Щеки чуть ввалились, явственнее проступила тонкая лепка скул. Она стояла бледная, застывшая, в самое сердце пораженная услышанным. С тайной радостью и испугом Дени почувствовал: она не уступит, будет, как всегда, верна себе. Но ей предстоят отнюдь не мирные дни. И он прошептал:

— Господин де Марильяк очень плохо тебя знает. Спроси он меня, как тебя окоротить, я бы никогда не посоветовал ему сообщать тебе, что один из Сансе де Монтелу повешен именем короля.

Глава 5

С тех пор как Анжелика возвратилась домой, к ней ежедневно являлся с докладом управитель поместья Молин. Со счетными книгами под мышкой старик медленно поднимался по широкой аллее, ведущей от его каменного дома с черепичной крышей к замку.

Человек независимый, зажиточный буржуа, ловко ведущий свои дела, мэтр Молин истово служил интересам семьи Плесси-Белльер. Под защитой своей должности он весьма ловко распоряжался и собственным достоянием. Ни Анжелика, ни покойный Филипп не имели представления, чем, собственно, занимается мэтр Молин. Они знали одно: он неизменно появлялся, когда в нем возникала нужда, будь то в Париже, когда обитателей замка призывали ко двору, или в Плесси, когда их постигала опала.

Вот и среди тех, кто встречал беглянку в родном замке, выделялась суровая физиономия Молина, которая в старости стала напоминать внушительные лица древнеримских патрициев. Он одним из первых склонился над полубесчувственным телом Анжелики, которое два мушкетера извлекали из кареты, в то время как де Бретей игривым тоном скликал прислугу:

— Я привез вам госпожу дю Плесси! Она при смерти. Ей осталось жить всего несколько дней…

Лицо интенданта осталось бесстрастным. Он приветствовал Анжелику совершенно так, как если бы она явилась на день-два из Версаля для того, чтобы обсудить продажу какой-нибудь фермы в уплату карточных долгов. Но вслушавшись в его монотонную речь о бедствиях и неурожае, постигнувших Плесси, она почувствовала облегчение. К ней, бог весть почему, вернулось ощущение безопасности.

Он ни в чем не упрекнул ее. Ни о чем не спросил, хотя роль Молина в делах семейства и прочные связи с его судьбой давали ему такое право. Он молчал. Ни словом не обмолвился о том, в какое смятение привел его неожиданный отъезд Анжелики, какие быстрые и смелые маневры он предпринял, спасая доходы семьи от всепожирающей напасти. Ведь известно, что немилость властей предвещает скорое разорение. Уже собирались те крысы, вороны и кишащие черви, что обычно набрасываются на пошатнувшиеся состояния. Молин везде навел порядок, поручился по векселям, успокоил кредиторов. «Госпожа дю Плесси путешествует, — говорил он, — она должна вернуться. Никаких распродаж не предвидится». — «А как же король? — спрашивали у него. — Все же знают, что госпожа дю Плесси навлекла на себя гнев короля, она арестована, посажена под замок!»