Читать книгу "Я люблю Париж - Линдси Келк"

— Энджи, крошка, еще только полвосьмого, — просипела сонная Дженни из своего Лос-Анджелеса. — Ты при смерти?

— Нет, слушай, я только что ходила в «Белль»… — начала я.

— Значит, ты не при смерти. Я вернулась два часа назад, я тебе потом позвоню, — перебила она.

— Нет! Дженни, послушай, у меня замечательные новости. Ты слышала, что я сказала? Я буду писать для «Белль». — Я надеялась, что упоминание ее самой любимой библии моды заставит ее повисеть на телефоне хотя бы минут пять. — «Белль». Твой любимый журнал. «Б-Е-Л-Л-Ь».

— Ты только не обижайся, — от всей души зевнула Дженни, — но что ты собираешься писать для «Белль»?

— Не обижаюсь. — Я надулась. Ну что же во мне такого, что отпугивает от меня почитателей «Белль»? Я весь прошлый погубила на то, чтобы разобраться в вопросах моды. Точнее, меня просвещала Дженни, но я и сама теперь преспокойно могу подвести глаза и все такое. Могу целый вечер провести на каблуках приличной высоты и не упасть в грязь лицом (согреваемая мыслью, что в сумке у меня дежурные балетки). — Они хотят, чтобы я написала путеводитель по Парижу. Всякую модную фигню будет писать какая-то другая девушка, она и напишет про — как там Донна говорила? — «Балмейн»? Правильно я сказала? А мне досталось писать про тусовки, про всякий андеграунд. Но мне понадобится твоя помощь, потому что я хочу сделать свою работу очень хорошо. У тебя есть в Париже кто-нибудь стильный из знакомых? Кто-нибудь, кто разбирался бы в тамошних секонд-хендах, барахолках?

— «Балмейн»? О… — протянула она.

— Дженни, послушай, — снова сказала я. Черт меня дернул называть ей громкие дизайнерские имена. — Ты не знаешь кого-нибудь в Париже, кто мог бы помочь мне?

— О, детка, ты многого достигла, — внезапно защебетала Дженни, — ноты просто не можешь писать о моде, ты не можешь писать статью о парижской моде в «Белль».

Она хотя бы уделила мне внимание.

— Во-первых, спасибо за прямоту, и, во-вторых, это статья не о моде, а о поездке, — сказала я. — Мне просто надо написать о паре-тройке барахолок и кафе, а еще осветить, как зажигает Алекс. Все получится. Я думала, ты порадуешься за меня.

— Но это же «Белль», Энджи. Я не хочу, чтобы ты опростоволосилась, — не унималась Дженни. — И потом, ты же понимаешь, некоторые из твоих знакомых знакомы и со мной.

— Твоя поддержка просто сногсшибательна, и я обещаю тебе не подставлять тебя никоим образом. Особенно если ты ответишь на мои чертовы вопросы и скажешь, знакома ли ты с какими-нибудь тусовщиками в Париже.

— А «Белль» будет тебя натаскивать? Они дали тебе список мест, которые надо посетить? — Она продолжала игнорировать меня. — Там в статье будет твоя фотография?

— Нет, они не будут меня натаскивать, и нет, они не давали мне списка мест, которые надо посетить, — найти их и есть моя работа, и уж конечно, они не позволят моему фейсу появиться на их священных страницах.

— Ну хоть так. — Дженни вздохнула с ощутимым облегчением. Зараза. — Ладно, у меня есть идея. Я напишу тебе кое-что для статьи, ладно? Ты когда уезжаешь?

И тут я впервые перестала ненавидеть этот телефонный разговор. Нет, конечно, Дженни за миллион миль в своем Лос-Анджелесе стала мерзкой, спору нет. Но теперь она имела доступ к тоннам модной одежды задарма и временами любила продемонстрировать широту души.

— В понедельник, но ты не заморачивайся, ты не обязана. — Еще как обязана.

— Милая, я тебя прикрою. Облегающие джинсы, подчеркнуто заспанные глаза, берет… Я в теме. Я подниму твою планку. Ты будешь стилягой. Ты будешь белль-стилягой. Бипстером. — Ее смех перерос в зевок. — Серьезно, я тут дохну от скуки. Пришли подробности по электронке, что будешь делать, как только приедешь на место, и я тебе пришлю кое-что. И я уверена, у меня кто-то был в Париже. Пойду вспоминать.

— Да?

— Да. Энджи, я типа вплотную этим займусь. А теперь, пожалуйста, дай мне поспать.

— Тогда типа иди спать, — засмеялась я. — Что-то ты, Лопес, совсем типа олосанджелилась.

— Типа того. Пошла ты, Кларк. — Она снова зевнула. — Иди купи себе «Белль», не расслабляйся. Люблю тебя.

— Я тебя тоже люблю.

По крайней мере думала, что люблю, до тех пор пока не получила три огромные коробки DHL следующим утром. Оказалось, я совсем не знаю, что такое любовь. Любовь, оказывается, это когда одна коробка называется «вечер», другая «день», а третья «хрен его знает, куда это надеть, но прикид лютый». Я немедленно принялась копаться в них, разрывая скотч при помощи своих ключей от квартиры и извлекая одну восхитительную вещь за другой. В каждой коробке лежал конверт из манильской бумаги с первоклассными рукописными (ну, нацарапанными кое-как) заметками о том, куда каждый комплект можно надеть. Джинсы «Джо» с «Тори Берч» на плоской подошве и пиджаком «Элизабет энд Джеймс». Комбинезон василькового цвета от Дианы фон Фюрстенбергс платформами «Ив Сен-Лоран». Отделанное стеклярусом флаппер-платье «Баленсиаги» с платформами «Джузеппе Занотти». Сумочку «Миу-Миу» — со всем. Спустя час игр в переодевания я присела на краю дивана в бледно-голубом шелковом «Ланвине» с красным лицом и маниакальной улыбкой. В самом низу коробки, название которой начиналось на «хрен его знает», под висюльками и браслетами от Кеннета Джей Лейна лежала записка от Дженни:

«Я помню, ты сказала, чтобы я не заморачивалась, но ты едешь в Париж. От „Белль“. А твои знакомые знакомы и со мной, поэтому я не позволю тебе сунуться в мировую столицу моды одетой с ног до головы в ужасный „Американ аппарель“, — и не смей говорить мне, что была не в нем, когда открывала эту коробку, даже если теперь на тебе уже спортивный костюм „Нарцисо Родригез“»…

Я сделала паузу и бросила взгляд на одежду, лежавшую на диване: и где тут спортивный костюм? Я что-то упустила?

«…потому что он просто отпадный. Ты в нем будешь выглядеть просто супер, Энджи, я так тобой горжусь. В общем, бери шмотки, зажигай в них, делай фотки, но самое главное — ВЕРНИ ИХ ОБРАТНО, желательно целыми и не залитыми кетчупом.

Люблю тебя, Джей Ло».

В Лос-Анджелесе было только восемь утра, то есть до того, как мне официально разрешалось звонить Дженни и при этом не попасть в список под названием «ты для меня умер», оставалось еще четыре часа. Три прокола — и ты вылетаешь из фаворитов; один я уже сделала, когда она застала меня за глажкой воротника рубашки от Томаса Пинка, которую я брала у нее, моим утюжком для выпрямления волос. Наверное, она такого никогда не делала. Хотя я ей не поверила. А вот чему я верила, так это тому, что коллекция одежды, валяющаяся на моем диване, — во-первых, бесподобная, во-вторых, стоит больше, чем моя квартира, и в-третьих, сделает из меня самую хорошо одетую охотницу за дешевизной на улицах Парижа.

Я набрала сообщение, что посылка пришла и что я буду холить и лелеять одежду, как будто это новорожденный младенец. Которого я была готова продать, только бы эта красота осталась при мне навсегда. Прижимая к груди бледно-голубые широкие брюки от Стеллы Маккартни, я уставилась на груду избранного шмотья. Клянусь, это был один из самых красивых видов, что я когда-либо имела честь созерцать. Разве Париж может сравниться?