Читать книгу "Второе дыхание - Дик Фрэнсис"

Когда я закончил колледж и выпорхнул из гнездышка, как оно всегда и бывает, моя бабушка все еще была энергичной сотрудницей турагентства, где она работала, сколько я ее помнил. Турагентство оказалось умным и вместо того, чтобы уволить мою стареющую бабушку на пенсию, как делается обычно, нашло ей новое занятие: она писала брошюры, где давала советы своим ровесникам. В пятьдесят она писала: «Эти роскошные мальчики, которые учат вас игре в теннис, работают за деньги, а не ради ваших прекрасных глаз». В шестьдесят говорила об Австралии: «На Эйерс-Рок стоит взбираться, если вам пять лет или если вы проворны, как горный козел». В семьдесят утверждала: «Сейчас самое время повидать Великую стену. Сделайте это или смиритесь с тем, что вы ее так и не увидите».

Судьба заставила ее смириться с тем, что многого она так и не увидит. Ее довольно долго беспокоили странные приступы онемения в ногах, но бабушка не обращала на них внимания. А в семьдесят четыре она отправилась выяснять, много ли сил нужно, чтобы сплавляться на плотах по перекатам в верховьях реки Колорадо. Нет, она не сплавлялась по перекатам сама – она расспрашивала инструкторов. Она вовсе не была сумасшедшей. Ей платили за то, чтобы выяснить, какие приключения подходят для ее возрастной группы, и, при необходимости, сказать: «Это не для вас». Бабушке, в ее семьдесят четыре года, вовсе не улыбалось бултыхаться на перекатах. Она спешила вернуться домой и потому решила не принимать всерьез чередующиеся приступы жара и озноба. А потом она застряла в аэропорту, и ей пришлось полдня ждать, пока заменят самолет, который должен был отвезти ее в Англию. Она написала мне из аэропорта открытку – я, разумеется, получил ее только три недели спустя.

В открытке говорилось:

«Милый Перри, мне ужасно не по себе при мысли об этом полете, но следующий самолет будет только через пять дней. Береги себя. Я простыла. Твоя бабуля».

За время длительного ночного перелета из Феникса в Аризоне в Лондон она постепенно утратила силу в ногах, а на следующее утро, когда самолет благополучно приземлился в Хитроу, вся нижняя часть тела у нее отнялась. Бабушка с трудом добрела до поста иммиграционной службы. Больше она не ходила.

Последовали часы тревожных расспросов, и наконец нам сказали, что все дело в менингиоме, незлокачественном, но твердом образовании, которое выросло внутри позвоночного столба и теперь давит на спинной мозг. Дружелюбные и явно всерьез озабоченные доктора извели вагоны стероидов. Стероиды не помогли. Пришлось делать операцию. Хирурги долго обсуждали, что надо делать, и сделали все очень тщательно, но во время операции были повреждены сосуды, снабжающие кровью спинной мозг, и стало только хуже.

Когда бабушке бывало не по себе, с этим обычно стоило считаться.

Ей было не по себе в тот день, когда она проделала восемнадцатичасовое путешествие, надеясь уговорить моих упрямых родителей оставить свой любимый дом, – лишь затем, чтобы увидеть, как этот дом взорвался, похоронив их под собой. Не по себе – хотя и не так сильно – ей было и в тот день, когда мне сломали лодыжку тележкой для гольфа. А еще раз мы не поехали кататься на горных лыжах в одну долину, только оттого, что бабушке снова стало сильно не по себе. И благополучно избежали гибели под снежной лавиной.

Когда улеглась медицинская пыль, моя бабушка, теперь уже не шустрая, принялась отпускать шуточки насчет «частичной бездеятельности». Она ужасно боялась, что ее «уйдут на пенсию». Однако этого не случилось. Ей поручили писать заметки об отдыхе и путешествиях для инвалидов. А я заключил договор с агентством, присылающим сиделок. Они пообещали каждую неделю отряжать нового доброго ангела, который будет жить на квартире и заботиться о бабушке: обихаживать ее, ходить в магазин, готовить, одевать свою пациентку и вывозить ее туда, где она будет собирать материал для своих новых заметок. Ночевали сиделки в маленькой комнатке с окнами во двор, где полки до сих пор были забиты моими учебниками по физике. Ношение формы – по желанию. Бабушка настояла также на том, чтобы сиделки смотрели прогнозы погоды.

Из всех сиделок, которых присылало агентство, плоха оказалась только одна: она была очень непривлекательна, угрюма и к тому же привезла с собой собаку. Бабушка предпочитала, чтобы ее добрые ангелы годились ей во внучки, были хорошенькими и не обремененными посторонними обязанностями. И агентство, к своему изумлению, обнаружило, что сиделки, раз поработавшие у моей бабушки, просятся к ней снова.

В тот четверг после ленча у Каспара Гарви я, в числе прочих новостей, рассказал бабушке и о заболевшей кобылке – и, как всегда, обнаружил, что она уже успела подумать об этом и сделать свои выводы. Впрочем, это и неудивительно: бабушка поглощала газеты со скоростью пылесоса, а поскольку она сама всю жизнь работала в газете, то имела привычку читать между строк и додумывать то, о чем умолчал автор.

– Должно быть, теперь Каспар Гарви заберет своих лошадей от Оливера Квигли – как ты думаешь, Перри? И отправит их к Лорикрофту, у которого работает его дочь.

Поскольку руки у бабушки работали довольно сносно, она обычно расстилала газеты у себя на коленях. Я смотрел, как она сражается с непослушными листами бумаги, зная, что за непрошеную помощь мне спасибо не скажут. Вот если бабушка роняла газету на пол и досадливо вздыхала – это был знак, что ей действительно нужно помочь.

Выглядела она, как всегда, безупречно – и неважно, что ради этого ей и ее нынешней сиделке пришлось потратить час кропотливого труда. На этот раз на бабушке было темно-синее платье с кружевной оторочкой и серебристо-белой искусственной гарденией, приколотой слева. Бездействующие ноги были обуты в серебряные кожаные туфли.

– А с чего ты взяла, что Гарви непременно заберет лошадей? – спросил я, несколько озадаченный.

– Он охотится за славой. А этому Оливеру Квигли вечно не по себе – ты ведь мне сам это не раз говорил, так?

– Ну, в общем, да…

Я сидел в большом кресле у окна, рядом с бабушкой. Ее инвалидная коляска была установлена на ее любимом месте, с которого мы оба могли смотреть, как сварливые чайки гоняются друг за другом над илистой равниной. Бабушка всегда говорила, что, поглядев, как эти птицы дерутся друг с другом, перестаешь удивляться, почему люди все время воюют. Видимо, агрессивность – один из естественных и непреодолимых инстинктов.

В тот день мне показалось, что жизненные силы у моей бабушки отхлынули и ушли, как вода во время отлива, хотя она изо всех сил пытается это скрыть. Меня это очень встревожило: я не представлял себе жизни без бабушки.

Она всегда была для меня не только приемной мамой, бинтовавшей содранные коленки, но еще и духовным наставником, советником и союзником. Подростком я временами пытался бунтовать, но все эти детские мятежи давно остались в прошлом. Все эти годы я регулярно навещал ее, внимал ее житейской мудрости и мотал на ус ее советы. Рано ей еще уходить. Я не готов ее потерять. А может, и никогда не буду готов…

– Если Квигли потеряет лошадей Гарви… – рассеянно начал я.

Но бабушку больше интересовали другие вопросы.