Читать книгу "Человек в витрине - Хьелль Ола Даль"

На улицу повернуло такси, которое везло Рейдара Есперсена. Стокмо дождался, пока Есперсен расплатится, с трудом выберется на тротуар, а такси тронется с места. Он засунул обе руки в карманы куртки и зашагал навстречу старику. Сначала Фольке-Есперсен, ссутулившись, немного постоял на одном месте. Потом поежился и зашагал к своей двери неуверенной стариковской походкой.

— А, это ты! — сказал Есперсен, поравнявшись с Юнни. — Что тебе еще надо?

Стокмо сразу понял, чем все закончится. Рейдар едва удостоил его взглядом и говорил пренебрежительно, как будто заранее сбрасывал его со счетов.

— Хм… Я тоже рад тебя видеть, — сказал Стокмо.

Рейдар покосился на него через плечо. Ему хотелось поскорее попасть домой.

— Я хочу кое-что тебе сказать, — объявил Стокмо.

— И слышать не желаю.

«Он понимает, в чем дело, — подумал Стокмо. — Значит, прошлое и ему не дает покоя. Только он не знает, как со всем покончить».

Фольке-Есперсен толкнул Стокмо в плечо, чтобы тот посторонился.

— У тебя единственный выход! — с напором произнес Стокмо, преграждая старику путь.

— Уйди с дороги! — ответил Фольке-Есперсен.

— Я все решил, — сказал Стокмо. — И…

— Мне надоела твоя болтовня, — перебил его Фольке-Есперсен. — Я ничего вам не должен — ни тебе, ни твоему покойному отцу.

Фольке-Есперсен собирался пройти мимо, но Стокмо схватил его за воротник:

— Никуда ты не пойдешь, старик!

— Что-о?!

Юнни растерялся — он ведь не собирался хватать старика. Ощутив, какой его противник слабый, он совсем оцепенел. Ну и положеньице, нечего сказать! Рейдар — не кто-нибудь. Он сам Фольке-Есперсен!

Рейдар без всяких усилий вырвался и проворчал:

— Да как ты смеешь!

— Ты мне за все заплатишь! — Юнни Стокмо еще кипятился, но его требование не содержало в себе той убежденности, на какую он рассчитывал. Потрясение от собственной наглости привело к тому, что он совсем сник. Ему словно подрезали крылья.

— Убирайся назад в ту вонючую дыру, откуда ты выполз! — прошипел Фольке-Есперсен, дрожа от ярости. Он снова дернулся и прошел мимо.

Стокмо смотрел ему вслед разинув рот. Через два шага старик вдруг остановился, как будто передумал. Сунул руки в карманы, достал перчатки. Мрачно посмотрел на одну из них, а потом замахнулся и хлестнул ею Стокмо по лицу — раз и еще раз.

— Вот дурак! — буркнул Фольке-Есперсен и направился к двери, до которой ему оставалось пройти двадцать пять метров.

Когда старик отвернулся, Стокмо как будто ожил.

— Вор, сволочь! — закричал он, бросаясь следом за высоким стариком. — Это тебе даром не пройдет!

Фольке-Есперсен не обращал на него никакого внимания. Дойдя до двери, он нажал кнопку домофона и стал ждать, глядя в пространство, как будто Юнни Стокмо не существовало.

— Это тебе даром не пройдет! — угрожающе повторил Стокмо. — Я еще вернусь. И тогда, фашист проклятый, не ты будешь хлестать людей по лицу!

Послышалось жужжание. Фольке-Есперсен открыл дверь.

— Делай что хочешь, провались ты пропадом! — буркнул он, входя и даже не оглянувшись.

Дверь захлопнулась перед самым носом Стокмо. Тот ошеломленно уставился перед собой.

— Сволочь! — выругался он. — Ах ты, сволочь! — Он попятился и погрозил кулаком окнам на втором этаже.

Глава 8

НОКТЮРН

В тот вечер впервые за много лет Ингрид Есперсен легла спать одна. Она лежала в постели и думала. Вспоминала, как днем низкое, холодное, белое январское солнце освещало спальню ее любовника и рассыпалось разноцветными лучами, проходя через стеклянную фигурку. Разноцветные лучи падали на кровать, на спину ее любовника, на ее живот. Лежа на спине и обхватив Эйольфа ногами, она неотрывно смотрела на телефон, стоявший на прикроватной тумбочке. Телефон все звонил и звонил. Отвратительный белый аппарат, нарушивший слаженный ритм их движений. Лежа под любовником и ритмично ударяясь макушкой об изголовье кровати, она почему-то сразу догадалась: это Рейдар. Она с ужасом представляла себе последующие часы, наполненные тошнотворным и унизительным сознанием собственной вины, превращавшим каждую минуту в страдание. Ингрид с трудом дотянула до ужина, к которому пригласили Карстена с женой и двумя детьми — внуками Рейдара. Потом Ингрид вспомнила, как сердце екнуло у нее в груди, когда она сидела за столом с гостями и Рейдар вошел в столовую. Просто удивительно, как ей удалось сдержаться. Она заставила себя забыть о страхе и стыде. Вокруг нее словно вырос прочный панцирь. Ни разу у нее не дрогнула рука, она не наградила мужа ни единым испуганным взглядом. Мысли у нее в голове устремились в прошлое. В конце концов, они с Рейдаром прожили вместе двадцать пять лет — четверть века. И все же она никогда по-настоящему не понимала его. До нее Рейдар уже был женат. Когда они познакомились, он был вдовцом; его сын ненамного моложе ее самой. Ингрид вспоминала прожитые с мужем годы и все больше убеждалась: время нисколько не сблизило их, не сделало по-настоящему родными. Доказательство тому — его сегодняшний звонок. Он говорил властно, сухо; его тон и слова подразумевали беспрекословное подчинение. Она послушно выполнила его требование, отчего ей стало страшно. Неужели такое войдет в привычку? Правда, Ингрид не впервые задавалась вопросом, не ошиблась ли она в свое время, приняв предложение Рейдара. Впервые ей в голову пришла другая мысль: она впустую потратила четверть века своей жизни. Причем добровольно! Последняя мысль до того испугала Ингрид, что она тут же ее оттолкнула. И все же до конца справиться со страхом ей не удалось. Она сжалась в комочек и все ждала, когда же ее одолеет сон. Самое страшное — она все больше сознавала, как мало знает о себе. Лежа в темноте и прислушиваясь к звукам дома, к шагам Рейдара, который то входил в спальню, то выходил из нее, к его невнятному бормотанию по телефону, Ингрид пережила настоящую паническую атаку. Она покрылась холодным потом; она ворочалась с боку на бок и в досаде кусала подушку. Не в силах преодолеть тревогу, она встала, пошла в ванную, где у нее находилась аптечка, и приняла таблетку аподорма.

Хотя ей по-прежнему было не по себе, в какой-то миг она неожиданно провалилась в сон. А потом так же неожиданно проснулась. Ингрид понятия не имела, что ее разбудило. Она сознавала одно: проснулась она не просто так.

За окном была ночь. Голова, тяжелая от снотворного, не желала отрываться от подушки. Ныли виски. Она снова сжалась от непроизвольного страха. Бессонница и страх смешивались в ней и мешали друг другу. Изнутри поднималась тошнота. Она лежала без движения, боясь неизвестного ужаса, который ее разбудил. Она лежала окаменев, не смея шелохнуться. Даже голову повернуть боялась, потому что чувствовала: в спальне кто-то есть. И этот кто-то может услышать ее дыхание… Если она шевельнется, кто-то услышит шорох одеяла.