Читать книгу "Где нет княжон невинных - Артур Баневич"

— То есть… ведьма? Ну что ж, благодарю покорно. Хотя вряд ли они поверят. Один мой знакомый чароходец, не помню который, сказал, что старовата я для ведьмы.

— Ленда! — Он умоляюще взглянул на нее. Поздно. Ленда уже оседлала любимого конька и понеслась, получая горькое удовлетворение от собственных слов.

— Конечно, нет таких законов, которые нельзя было бы обойти. Мало ли, что баба старая и не годится для учебы? Если у нее есть другие козыри, то хрен с ней, бабе хуже, не мэтру. Что мешает дурную подучить, она ж серебром платит? Ах, прости. Такому, как ты, академически образованному, наверное, можно только золотом. Известны подобные случаи, хоть, признаюсь, чаще это касается престарелых мальчиков, которым тридцать стукнуло, а у них ни доспехов, ни монашеской рясы, да и для торгашества головы слабоваты. Ну, так их богатые папочки в чародейскую школу силой суют, чтобы они полными-то глупцами не выглядели, а отцу позволили в корчме дитятком ученым похвастаться.

— Ленда, может быть, мы…

— С девкой проблема потому сложнее, что от ведьмы требуется в два раза больше, чем от чародея. И даже такие простолюдинки, — она указала на дом, — знают, что, ежели девушку в учебу не отдать, когда у нее молочные зубы выпадать начинают, то она ничего не добьется. Тогда, видя престарелую ученицу, которая за мэтром книги и черного кота носит, люди начинают зубоскалить. И правильно делают, ибо она либо глупа, либо болезненно самолюбива, либо фантазерка, либо, что еще хуже, феминистка. Долго перечислять — и чем дальше, тем для девки хуже. А уж хуже всего для такой, которая кота и книги к убогому платьишку прижимает. Потому что спросят бывалые люди, чем же эта голодрань учителю-то платит? Тем, что портянки штопает?

— Ты сама видишь, — поймал он момент, когда Ленда замолкла, чтобы набрать воздуха, — не получится у нас на два слова-то в лес заскочить.

— А пошел ты…

— Не потому, что мне наши беседы не нравятся, просто после того, что было на мосту, я совсем дохлым хожу. Ни одному чародею ты портянок не штопала, вот тебе и кажется, что для магуна взять такую… — он замялся, — здоровую девку на руки, прохаживаться с ней по заснеженному бору и забавлять рассуждениями касательно равноправия — это все равно что раз плюнуть. Я тебя разочарую. Нам сплюнуть значительно легче.

— Ты хотел сказать «вульгарную».

— Я хотел сказать «крупную», — признался он. — Прости, я действительно не то слово подобрал. Так как — позволишь себя отнести?

— Сама дойду. — Морщась, она перенесла ногу над конской шеей. — У меня совести не хватает твою, как ты выразился, дохлость усугублять.

Дебрен сделал шаг вперед, положил руки ей на бедра.

— Прежде чем ты пнешь, — тихо проговорил он, не глядя вверх. — Тебе уже раз отрезали ногу — думаю, не потому, что медикам в голову такая фантазия взбрела. Так что не будь глупой козой, не брыкайся, а позволь тебе помочь. — Она глубоко вздохнула, но какая у нее при этом были мина, он поглядеть не решился. — Я буду обследовать Гензу, зондировать позвонки. Воспользуюсь случаем и осмотрю твои ноги. Обещаю, что, если не найду ничего плохого, больше носить тебя не стану.

Он ждал. Рук не убрал, но поскольку, кроме густо залатанных штанов, их разделял еще и металл, Ленда не сделала ничего, чтобы изменить такое положение.

— Извини! — Тон не был покорный, просто она говорила тихо, но все равно он невольно поднял голову. Извиняющаяся Ленда Брангго? Конечно, она прикинулась, будто не заметила его удивления. Это было легко: она смотрела куда-то вверх и в сторону. Наверняка не помышляла о том, чтобы ее профиль походил на те, что чеканят на монетах: гордые, властные и хмурые. Но именно таким он его видел. — Пожалуй, и со мной легкий беспалицевый шок случился. Голову тебе ерундой забиваю, когда речь идет о жизни. — Она слабо улыбнулась. — Насколько я тебя знаю, ты силой трактир занимать не собираешься? — Дебрен не ответил, пораженный тем, что она читает его мысли. — То есть или мы убедим хозяев угостить горстку голодранцев, или нам придется слать на морозе?

— Мы не…

— Конь Гензы захромал, а на моем княжеский знак. Никто его не купит. Так что же у нас из заменителей звонкой монеты остается? Арбалет Гензы? Латы ротмистра?

— Сама видишь. В худшем случае…

— Нет, Дебрен. В самом худшем-то я еще больше ослабею и помру у костра, из-за чего никому хуже не станет. Но я не допущу, чтобы по моей вине кто-либо лишился остатков надежды. Возможно, ты не знаешь, но у Збрхла это самый худший сезон в жизни. То, что он вез в шкатулке, должно было почти целиком пойти на выплату долгов. И на то, чтобы детям голод в глаза не заглянул, если отца в очередной поход из дома вытащат. Уже сейчас он из-за меня попал в беду, а ты еще хочешь, чтобы он без оружия остался. Тебя только то извиняет, что ты в армии не служил. А я — служила и знаю, какое дерьмовое жалованье получают те, кто в одних лаптях нанимается.

Он усмехнулся. Она вроде бы рассматривала края вывески, но как-то это почувствовала. Потому что обозлилась еще прежде, чем он заговорил.

— Я знал, — буркнул он. — Ты цапаешься с ним как кошка с собакой, а на самом деле…

— Ничего ты не знаешь, — фыркнула она.

— Там, на мосту…

— Ничего, — повторила она. — Ты не поверишь, но на том, другом, мосту через Вюрну, том, от штурма которого Збрхл медицинскими фокусами выкрутился, — так я там на собственном горбу одного куммонца тащила, так уж сложилось, что мне довелось в одном строю с язычниками против орденских стоять. Я как заразы этих желтых псов ненавижу. Насмотрелась на Сопредельи на их работу, наслушалась женского плача. Но под Вюрной мы как союзники смерти в глаза глядели, потому я как союзник себя и вела.

— Не ровняй Збрхла… Он пиво хлещет, не кумыс.

— И ясира не берет? Верно. Цивилизация — это цивилизация. Ясно дело, приятней, когда насилуемой восьмилетке дюжина насильников по-свойски морвацким пивом в лицо пышет, а не кобыльим молоком. А когда под конец забавы ножичком милостиво по горлу чиркнут, то это тоже лучше, чем веревку на шею накинуть и в языческие страны погнать.

Он немного переждал. Пока Ленда не взглянула вниз.

— Это второй вопрос, который я хотел затронуть. Что хозяева о переросшей ученице подумают, то пусть себе и думают. Ты переживешь. Но если ты начнешь им в глаза ядом брызгать, то мы в сугробах окажемся. Поэтому я хочу тебя покорнейше просить держать язык за зубами. — Она поразила его и тем, что не огрызнулась, и тем, что вертелась в седле. Это походило на кивки головой. Удивленный, он решил продолжить: — А… Збрхлу ты тоже кое-что простишь?

— Дебрен, ты, думается, догадался, что я из Бельницы. А если не ты сам, так тебе этот морвацкий бугай подсказал, потому что мы здесь друг друга за милю чуем, как волк и овца. Поэтому я могу тебе официально заявить, что мое определение хорошего морвака близко к старобельницкому, известному еще с языческих времен, — это такой, который корни снизу обгрызает. Но ты прав: я слишком много болтаю. Ну ладно… подставляйся.