Читать книгу "Евангелие от Джимми - Дидье ван Ковелер"

С тех пор я пытаюсь переключиться на других женщин. Пока мне попадаются только уродины, или дуры, или то и другое вместе, но я надеюсь, через месяц-другой это пройдет. В один прекрасный день Эмма останется в прошлом, а я смирюсь с неизбежным. Вот только держать на нее зла я не могу. Пытаюсь винить ее во всех грехах, но сам себе становлюсь противен и начинаю ее понимать.

— Ваша очередь!

В приемной никого, остался только я. Встаю и подхожу к окошку. Здороваюсь, регистраторша спрашивает, что у меня, показываю руку, кровавое пятно на повязке. Девушка нажимает какую-то кнопку, и над второй дверью слева загорается зеленая лампочка. Благодарю, прохожу через металлоискатель и оказываюсь в коридорчике. Светящееся панно на трех языках просит меня снять обувь и не входить в кабинет до звукового сигнала. Дождавшись гудка — би-ип, — вхожу в кабинет. Желтые кафельные стены, надутый врач за столом. Его зовут д-р Бр, так написано на бейдже, его лицо скрыто под белой маской.

Он просит меня присесть, берет мой паспорт, вводит данные в компьютер. Секунд через пять поднимает глаза от экрана и с подозрительным видом сообщает, что моя медицинская карта пуста. «Это опасно?» — спрашиваю я, шучу, конечно, но он даже не улыбается.

— Вы что, никогда не болели?

В голосе упрек. Я отвечаю: «Да нет, здоров».

— А осмотры, прививки, диспансеризации?

Я объясняю все как есть: мои приемные родители были люди бедные, жили мы в южной глуши, они полагались на природу, а местная школа — это вообще было черт-те что, я сам выучился чему мог, а потом уехал и зажил самостоятельно. Он явно сомневается, задумчиво поправляет маску, скрывающую лицо. Вот он, прогресс медицины: врачи все лучше защищаются от больных.

— Вы знаете, какая у вас группа крови?

— Нет.

— Ладно, я все равно должен заполнить вашу генетическую карту: это делается в обязательном порядке. А в вашем случае тем более необходимо.

— В моем случае?..

— Выявление ожирения в начальной стадии.

Отвечаю, что пришел из-за укуса собаки…

— Разденьтесь и встаньте на весы.

Я со вздохом поднимаюсь. Он наблюдает мой стриптиз с осуждением во взгляде, напоминает мне, что по законам штата Нью-Йорк при моем росте вес не должен превышать двухсот тридцати фунтов, — в противном случае полагается принудительное лечение или денежный штраф. Отвечаю, что работаю в Коннектикуте. Это, оказывается, еще хуже: двести десять фунтов. Клятвенно обещаю сесть на диету. Он велит мне дождаться результатов: возможно, склонность к ожирению у меня в генах.

— Да нет, это от несчастной любви. Мне было так худо, что я ел все подряд, чтобы отвлечься. Теперь-то уже лучше: я начал посматривать на других женщин.

— Сто девяносто пять фунтов, — объявляет врач, кивая на экран, где высветился вердикт весов. — Если данные генетической карты подтвердят наследственную склонность к ожирению, придется полечиться.

— Бросьте, когда у меня есть женщина, я худею.

— Со здоровьем, знаете ли, не шутят. И до суда доводить не советую.

Я молчу. Он выкачивает из меня полную пробирку крови, колет взамен противостолбнячную сыворотку, записывает мои координаты и обещает прислать результаты через неделю, засим до свидания, всего хорошего.

Я снова в приемной, жду счета, сижу на том же стуле, и мне так же худо, как и полчаса назад, но тут я хотя бы в своем праве: несчастная любовь пока еще не запрещена даже в штате Нью-Йорк.

Вернись, Эмма. Никакое я больше не противоядие, без тебя я сам себя отравляю этим ядом изо дня в день. Вернись, любимая, верни мне твое тело, твою улыбку, твое желание… Выходи замуж, заводи сколько угодно детей, живи как тебе хочется, но когда разочаруешься, пожалеешь, загрустишь, подумай обо мне… Я буду ждать. С завтрашнего дня сяду на диету. Завяжу с чипсами, с пивом, со слезами. Я стану другим человеком, ты и не узнаешь меня, когда ко мне вернешься.

~~~

— Его нашли!

Голос звучал хрипло, сдавленно, с дребезжанием. Ирвин Гласснер отступил на три шага, прикрывая наушник мобильного телефона от грома аплодисментов.

— Вас плохо слышно. Вы не могли бы перезвонить через час?

— Проект «Омега». Его нашли.

Гласснер вздрогнул, похолодел и медленно отошел еще на несколько шагов, к самому краю сцены. Коллеги-советники расступались, хмурились, провожая его неодобрительными взглядами. Президент заканчивал свое обращение к прессе, посвященное Дню независимости, и тем, кто его написал, подобало дослушать, невзирая на то, что Брюс Нелкотт по своему обыкновению пропустил половину, а остальное исказил, переврал и расцветил словесами, подпитывая свою харизму.

Советник по науке спустился с трех ступенек установленного на газоне подиума и, пытаясь унять сердцебиение, отошел к приготовленному буфету, где потели на подносах прикрытые целлофаном канапе.

— Вы уверены? Он жив?

— Иначе я бы вас не побеспокоил, — отозвался глухой голос доктора Сандерсена. — Он прошел медицинский осмотр, и компьютерная программа «Иона» опознала генокод. У меня есть его имя, адрес, биографические данные. Если вашим нынешним хозяевам это интересно, приезжайте ко мне.

Ирвин оперся о дерево, силясь совладать с головокружением. Филип Сандерсен отключился. Сколько же ему сейчас лет? Семьдесят пять? Восемьдесят? Можно, конечно, погрешить на старческий маразм, но каким-то шестым чувством это предположение Ирвин отметал. Он ведь и сам втайне надеялся. Двадцать пять лет его преследовали воспоминания о том совещании по поводу Туринской плащаницы. Он оставил себе копию уничтоженных по приказу Белого дома архивов и много месяцев потом проверял данные и результаты опытов Сандерсена: ДНК, приписываемая исчезнувшему ребенку, полностью совпадала с геномом распятого, но только анализ крови, сделанный в независимой лаборатории мог подтвердить, что он действительно является клоном.

В 2015 году, когда генетическая карта стала обязательной для всех граждан США, советник Гласснер нажал на ФБР, и была создана компьютерная программа, связанная с базой данных Министерства здравоохраннеия, которая должна была немедленно распознать генотип «Омега», буде таковой появится в любой медицинской карте. Это ничего не дало. При демократической администрации, пришедшей затем к власти, программа «Иона» будто бы продолжала действовать, но Ирвин Гласснер не обнаружил никаких ее следов, когда победа республиканцев вновь привела его в Белый дом. Теперь он знал почему.

После официально наложенного Джорджем Бушем-младшим вето доктор Сандерсен покинул страну и за границей продолжал свою деятельность в частном порядке. Ирвин регулярно читал как его научные публикации, так и сведения, поступавшие о нем из ЦРУ. Доктор заработал миллионы, вовсю практикуя «трансплантацию ядра» — так это называли теперь, дабы не произносить запретного слова, поскольку клонирование было приравнено к преступлению против человечества. Филип Сандерсен предлагал по каталогу полный спектр услуг — от дублирования домашних животных до воспроизводства человеческих органов из стволовых клеток — и как нельзя лучше «раскрутился» в СМИ, однако государственную тайну, о неразглашении которой взял с него подписку Буш, хранил, да так строго, что Ирвин со временем убедил себя в верности своего первого впечатления: если и был рожден клон из крови Туринской плащаницы, то он не выжил, а пожаром в Исследовательском центре просто прикрыли неудачу в надежде на возобновление финансирования.