Читать книгу "Дом у озера Мистик - Кристин Ханна"

Закончив разбор бумаг, Энни почувствовала облег чение. Она медленно обошла свой безупречный, стильный пустой дом.

«Что мне теперь делать? Куда мне идти?»

Энни дотронулась до компаса, висящего на шнурке у нее на шее и словно очнулась. Возможно, она знала это с самого начала. Она вернется к девушке, которую видела на тех немногих черно-белых фотографиях. Вернется туда, где она была не только женой Блейка и матерью Натали.

Часть вторая

Посреди зимы я наконец-то понял, что во мне живет непобедимое лето.

Альбер Камю

4

После нескольких часов, проведенных в полете и за рулем, Энни наконец свернула на арендованной машине на плавучий мост, соединяющий полуостров Олимпик с основной частью штата Вашингтон. По одну сторону моста бурлили волны в шапках белой пены, по другую — вода была спокойна и отливала серебром, как новенькая монета. Энни открыла окно и выключила кондиционер. В машину влетел чистый влажный воздух, и прядки волос надо лбом сразу стали завиваться крошечными колечками.

За окнами разворачивался пейзаж в сочных зеленых и голубых тонах ее детства. Энни свернула с современной автомагистрали на двухполосную дорогу. Под сиреневатым слоем тумана, скрытый от глаз, лежал полуостров, плоский кусок земли, окаймленный с одной стороны вздымающимися горами со снежными вершинами, а с другой — дикими, продуваемыми ветром пляжами. Это было место, не тронутое суетой и суматохой современной жизни. Старые деревья в лесах стояли, припорошенные серебристым мхом, высоко вздымающийся скалистый заслон защищал береговую линию от неистового прибоя. В самом сердце полуострова находился национальный парк Олимпик — почти миллион акров ничейной земли, управляемой матерью-природой и мифами коренного народа Америки, жившего здесь задолго до прихода белых пионеров.

По мере того как Энни приближалась к родному городу, леса становились гуще и темнее, ранней весной их все еще покрывал мерцающий, переливчатый туман, скрывавший зубчатые верхушки деревьев. В это время года леса еще спали, и тьма опускалась еще до того, как в школе прозвенит звонок с последнего урока. До самого лета ни один разумный человек не рискнет свернуть с главной дороги. В этих краях из поколения в поколение рассказывали и пересказывали истории о детях, которые свернули с дороги, и после этого их никогда больше не видели, о снежном человеке, который бродит по ночам в чащах этого леса, нападая на ни о чем не подозревающих туристов. Здесь, в зоне пропитанного влагой леса, погода менялась быстрее, чем настроение юной девицы. В одно мгновение ясная, солнечная погода может смениться снегопадом, оставив после себя только кроваво-красную радугу, по краям темную до черноты.

Это была древняя земля, место, где огромные красные кедры вздымались в небо на триста футов и стояли в молчании, чтобы умереть и дать семена среди себе подобных, где время определяли по приливам, кольцам на деревьях и приходам лосося на нерест.

Когда Энни наконец добралась до Мистика, она сбавила скорость, вглядываясь в знакомые виды. Здесь было маленькое сообщество лесорубов, созданное идеалистами, первыми пионерами из великого леса Квинолт. Мейн-стрит — главная улица Мистика — состояла всего из шести кварталов. Энни не нужно было проезжать всю улицу до конца, чтобы вспомнить, что на пересечении с Элм-стрит неровный асфальт уступал место гравийной дороге с непросыхающими лужами.

Центр города имел вид неухоженного, забытого всеми старика. Единственный светофор направлял несуществующий транспорт мимо сгрудившихся в ряд магазинов с кирпичными и деревянными фасадами. Пятнадцать лет назад Мистик переживал бум, привлекая людей рыбной ловлей и заготовкой леса, но в прошедшие годы бум пошел на спад, и торговцы устремились в более привлекательные места, оставив после себя несколько пустых зданий магазинов. Неподалеку были припаркованы к тротуару ржавые грузовики, на улицах кое-где мелькали редкие прохожие в линялых комбинезонах и теплых куртках.

Оставшиеся магазины имели непритязательные, а подчас и нелепые названия: магазин тканей «Игла», пончиковая «Дырявый Моисей», магазин детской одежды «Детский уголок», боулинг «Дрожки Дуэйна», «Империя Евы. Платья», итальянский ресторан «У Витторио». В каждом окне красовался плакат с текстом: «Это предприятие поддерживается лесозаготовками» — возмущенное напоминание политикам, живущим в домах с колоннами где-то в далеких городах, о том, что лесозаготовки — основа существования этого района.

Это был маленький истощенный городок лесорубов, но Энни, глаза которой привыкли к стеклу, стали и бетону, он казался чудесным. Небо сейчас было серым, но она помнила, каким оно может быть без одеяла облаков. Здесь, в Мистике, небо выплывало из рук Бога и разворачивалось насколько хватало взгляда. Это была величественная земля впечатляющих пейзажей и воздуха, пахнущего сосновой хвоей, туманом и дождем.

Совсем не похожая на Южную Калифорнию.

Эта неожиданная мысль болезненно напомнила Энни, что она — тридцатидевятилетняя женщина, стоящая на пороге нежеланного развода, — едет домой потому, что ей больше некуда направиться. Она старалась не думать ни о Блейке, ни о Натали, ни о большом пустом доме, нависающем над пляжем. Вместо этого она вспомнила то, от чего ей было не жаль уехать: жару, от которой у нее болела голова, страх заболеть раком, который, как ей казалось, коварно прятался в невидимых лучах солнца, смог, который раздражал глаза и обжигал горло. Она думала о днях «плохого воздуха», когда не следовало выходить на улицу, о грязевых оползнях и пожарах, способных всего за один день поглотить целый жилой район.

Здесь же были ее корни, они распространялись далеко вширь и уходили глубоко в землю. Почти семьдесят лет назад сюда приехал ее дед, немец с внушительной челюстью, со вкусом к свободе и готовностью поработать пилой. Он построил свою жизнь, работая на этой земле, и тому же обучил своего единственного сына, Хэнка. В двух поколениях Борнов Энни была первой, кто покинул эти места, и первой, получившей образование в колледже.

Энни выехала из города по Элм-стрит. По обе стороны дороги земля была поделена на крохотные участки, «на один укус». На пятачках травы теснились стандартные дома, дворы за ними были загромождены старыми автомобилями и стиральными машинами, знавшими лучшие времена. Куда бы Энни ни бросила взгляд, ей повсюду попадались напоминания о лесозаготовках: грузовики, цепные пилы, знаки, предупреждающие о пятнистой сове.

Дорога, извиваясь, начала медленно карабкаться вверх по склону холма, все дальше и дальше углубляясь в лес. Домов становилось все меньше, они уступали место растительности. Потянулись мили тоненьких деревьев, перед которыми стояли таблички: «Вырублено: 1992. Посажено: 1993». Примерно через каж дые четверть мили попадалась новая табличка, менялись только даты.

Наконец Энни добралась до поворота на посыпанную гравием дорогу, пролегающую через пятнадцать акров старого леса. В детстве она любила играть в этом лесу, он был ее детской площадкой. Она провела бесконечные часы, пробираясь сквозь влажные от росы кусты гаултерии и перелезая через стволы поваленных старых деревьев и выступающие из земли корни в поисках сокровищ: огромных белых грибов, которые растут только ночью, при свете луны, олененка, ожидающего возвращения матери, студенистых комочков лягушачьей икры, почти незаметных в трясине.