Читать книгу "Ренегат - Артем Мичурин"

– Голодать станешь? – просипел Захар. – Пять дней воду хлебать? О дите подумай лучше. Димка помер, ему теперь все равно, а ты живая пока.

– Это… – вклинился Стас. – Я не слишком помешаю, если спрошу, о чем вы тут толкуете? Чего она не будет? Что у вас вообще здесь творится?

– Не надо дурочку ломать, – переключил наконец свое внимание Захар. – Все ты верно понял – на ужин сегодня мясцом побалуют. А Маша вот Диму есть не желает, хочет с голоду подохнуть и ребятенка заморить. Правильно я говорю, Маш?

– Хватит! – Девчонка согнулась и спрятала лицо между коленями, не прекращая раскачиваться взад-вперед.

– Понятно, – кивнул Стас. – И частенько это дело практикуете?

– Нет, – ответил Захар, – не часто. На корм обычно беглые идут да смутьяны, а такие здесь редкость, приходится картошкой мерзлой, капустой, свеклой, отрубями и прочим гнильем залежалым пробавляться. Я за четырнадцать лет, – старик задумался, что-то прикидывая, – от силы десятка два всего человечков-то и употребил. В первый раз брезговал тоже, а потом ничего, приелся. Вот ты рожу кривишь, а чего кривишь, и сам не знаешь, не пробовал ведь никогда. Хорошее мясо, съедобное вполне, чуть свинины пожестче. Не скажут – не отличишь, если опыта нет. Бараку нашему повезло – остальные будут воду хлебать с шелухой капустной, а мы сегодня по-царски отужинаем, и не только сегодня. Одного мертвяка обычно дней на пять хватает. Наварят из него бульону чан, – Захар ненадолго умолк и мечтательно закатил глаза, – арома-а-атного. Знаешь ты, как мясо пахнет, ежели его пару раз в год хавать? Не-е-ет, не знаешь. Запах такой, будто… будто в кущи райские попал. Аж слюною давишься. Если еще и горяченькое, так просто… Плеснут в миску, а от бульона парок поднимается. К лицу ее поднесешь и дышишь, дышишь… Рукам горячо, а не можешь оторваться. Потом к губам прислонишь, отхлебнешь, и кажется, что жил ты все это время не зря. Не зря помои жрал, не зря говно месил, терпел не зря. Потому как вытерпел, а вот он, чей шмоток в миске твоей бултыхается, – нет.

– Угу. Поучительно.

– Еще как. – Старик потянулся за водой, сдерживая кашель, отхлебнул, прохаркался и сплюнул в сторону. – Хозяева-то здешние не дураки, доходчиво объяснить умеют. Когда с человеком бок о бок годик хотя бы поживешь, пообщаешься, а потом тебя им же и кормят, сразу очень хорошо понимаешь, где твое место. Жрешь, причмокиваешь, а у самого в башке такая херня крутится, что не приведи господи. Ведь сейчас его, бедолагу, уминают, а выкинь фортель какой, и эти твари, что вокруг с мисками сидят, будут тебя за обе щеки трескать. Начинаешь на всех волком смотреть, авансом каждого ненавидишь, а это в деле разобщения шибко полезно. Нет единения – нет и бунтов. Святым ведь капусты гнилой не жалко, они не из экономии мертвяков рабам скармливают, а профилактики ради.

– Что ж вы тогда бульончик-то расхваливаете, если видите сами, ради чего вас им подкармливают?

– Зачем расхваливаю? – переспросил Захар и пожал плечами. – Да вкусный он потому что. Вкусный и питательный. Отказываться раньше надо было, а теперь уж смысла нет. Устоялось все, утряслось, не переделаешь.

– Неужели так больше о побеге и не думали, за четырнадцать-то лет?

– Думал, конечно, поначалу. Только думами одними из пустошей не выберешься. Да и куда мне идти? Дома нет, семья… Что здесь подыхать, что на воле – разницы никакой.

– А в чем трудность состоит из пустоши выбраться? Я сюда меньше чем за сутки дошел. Не все своим ходом, правда, но тем не менее. А ведь наверняка и поближе Мурома поселения имеются.

– Навашино только, – усмехнулся старик. – В сторону Нижнего пусто все. В тех краях если кто и живет, так уж точно не люди. К востоку – Арзамас, к северу – Тенгушево, а промеж ними пустошь сплошная. Но проблема-то не в этом даже. Здесь до Оки рукой подать, километров тридцать всего. Если плаваешь хорошо, то в ней твое спасение. Только до Оки еще добраться нужно, а пешком да с голыми руками шансов на это мало совсем.

– Почему?

– Ну, во-первых, фору тебе давать не станет никто. Димке повезло неслыханно, что его еще вечером не хватились. Так он, видишь, и с везением не далеко ушел. Заплутал, наверное. Здесь это немудрено. Бури пыльные иной раз поднимаются, аж небо закрывают. Споткнулся, упал, все – потерял направление. Через час буря миновала и – опа! Куда забрел? Поди разбери. А сидеть ждать – тоже не выход. Нагонят быстро. Вот если б удалось лошадь раздобыть, тогда другое дело – будет шанс уйти. Да и кошаки на такую крупную животину не позарятся. Но от лошадей нас всегда на расстоянии держали.

– Что за кошаки такие?

– Не видал никогда?

Стас помотал головой.

– Ну, – продолжил Захар, – кошку-то обычную видеть приходилось? Или во Владимире всех уже пожрали?

– Кошку видел.

– Так вот представь себе эту тварь, но не мелкую да костлявую, а чтоб килограмм под двадцать-двадцать пять. И морда у них еще вытянутая такая, на манер собачьей. Резвые, заразы, будто скипидаром подмазаны. Когтями мясо до кости располосовать могут. Поодиночке обычно не нападают, чаще стайками небольшими. Смышленые, под пули не лезут. Охотятся ночью в основном. Четыре-пять кошаков человека раздирают вмиг. Ты, видно, сильно фартовый, если от самого Мурома чесал, а так с ними и не познакомился. Их тут не сказать, что много, но не редкость.

– А собаки?

– Есть и собаки. Правда, те к Арзамасу ближе обитают. В сторону Мурома, говорят, мало их осталось. Добычи нет. Кошаки-то и на птицу охотятся, и яйца из гнезд таскают, а собакам тут уже ловить нечего. Но эта живность не самая страшная. Куда хуже, если с коренными повстречаешься.

– С навашинскими, что ли?

– Ага. С ними, голубчиками. Это зверье любой стае фору даст. А «святые» наши и впрямь сущими ангелами покажутся. Мимо меня за четырнадцать лет много народу прошло всякого. Попадались и такие, кому из одной кабалы посчастливилось выбраться да сразу в другую угодить. Ты вот усмехаешься, а они рады были радехоньки. Бригады-то меж собой не воюют, но чужих рабов присвоить завсегда готовы. Что упало, то пропало, подобрал – мое. Так эти двое ухитрились от Навмаша удрать. Вот уж наслушались мы тогда страсти всякой. Верно говорят – все в сравнении познается.

– Неужели еще хуже может быть?

– Может, оказывается. Здесь ведь к нам отношение какое?

– Скотское, – без раздумий ответил Стас.

– Верно. Мы скотина рабочая. Но нас, как скотину, все ж таки берегут, без надобности не расходуют. Рачительно, одним словом, к имуществу относятся. Издевательств всяких не практикуют. А для коренных зверства – норма. Они развлекаются так. Выберут, скажем, пяток рабов порезвее и охоту устраивают. Дают времени отбежать минут десять, а потом садятся на лошадей, биты берут, пруты стальные, и пошла потеха. А то еще бои промеж рабов затевать любят, или с собаками. Но хуже всего с этим дела у Рваных Ран обстоят. Там народ, говорят, вообще отмороженный. Фанатики полоумные. Рабы у них не задерживаются почти. Либо сразу сожрут, либо в жертву принесут, а потом сожрут.