Читать книгу "Экстаз в изумрудах - Рене Бернард"

Его слова повергли Гейл в изумление. Она всегда считала, что здоровье связано с балансом четырех соков организма: черной желчи, желтой желчи, флегмы и крови. Все, что она слышала от врачей в детстве, лишь укрепляло ее в этом веровании.

— Я думала, что медики все еще верят в четыре сока.

Он улыбнулся:

— Вера — это религия. А, как я уже сказал, медицина не религия. Мы служим науке. Если мы что-то и знаем наверняка, так только то, что мы почти ничего наверняка не знаем. Большое влияние на мою профессию оказали древние греки, арабы и их средневековые последователи. Но я еретик, мисс Реншоу.

— Тогда зачем просить меня изучать их, если вы не придерживаетесь этих учений? — удивилась она.

— Слово «еретик» имеет греческие корни и означает «тот, кто может выбирать», мисс Реншоу. Вы должны прежде научиться хорошо разбираться в научных школах, чтобы выбрать, какой придерживаться, а какую игнорировать. Эту ступень пропускать нельзя. Если вы и вправду хотите идти в ногу со своими современниками мужского пола, то должны хорошо владеть медицинским языком — изъясняться свободно и без ошибок. — Он добавил к растущей стопке еще один увесистый фолиант. — И не забывайте, что здесь, как я уже сказал, есть и полезные крупицы истины. Но они не лежат на поверхности, и найти их может лишь острый, пытливый ум.

Гейл ответила ему таким серьезным взглядом, что у Роуэна сжалось сердце. Такая открытая и жадная до знаний, она искренне верила ему и с готовностью принимала все, что он говорил. При мысли, что эта настойчивая, не ведающая преград мисс Реншоу будет смотреть на него такими глазами, у Роуэна кружилась голова, но он знал, в чем состоит опасность. Вероятно, исключительно поэтому брать женщин в университеты считалось неразумным.

Она была такой красивой и представляла такой соблазн для души и тела, что только слепой и глухой мужчина был неспособен понять развращающую привлекательность подобного ученика.

«Она не оставит равнодушным даже самого бесчувственного из стариков. К счастью для меня, она не задержится здесь надолго, и все это кончится прежде, чем мне будет нанесен серьезный урон».

— Что ж, с этого мы и начнем, чтобы я мог посмотреть, как быстро вы усваиваете знания, мисс Реншоу.

Он окинул взглядом устрашающую стопку книг, прикидывая в уме, в какой мере обескураживающим является задание.

— Начните с «Артицеллы». Я загляну к вам, когда вернусь с обхода пациентов.

— А мне можно с вами? — с жаром спросила она.

Он покачал головой:

— Пока еще нет. Ваше дело — читать.

— Но я могла бы…

— Читайте, мисс Реншоу. Читайте. И первое, что вы прочтете: «Жизнь коротка, искусство — вечно».

— Да, доктор Уэст.

— Учитесь, мисс Реншоу. Учитесь так, как будто от этого зависит ваша жизнь, хотя в данном случае так оно и есть.

Глава 4

Роуэн поправил масляную лампу на столе и подвел черту под дневным посещением больных. Скоро он поручит Гейл переписывать их истории болезней, чтобы она могла наблюдать за курсом лечения каждого пациента и начала проникаться той практической работой, которую требовалось проводить для диагностики заболевания и обеспечения правильного ухода. Работа эта будет скучной, но он не сомневался, что Гейл возражать не станет. Несмотря на все его попытки засыпать мисс Реншоу книгами и заданиями, энтузиазма у нее не убавилось.

Определяя глубину ее медицинского образования, Роуэн узнал, что мисс Реншоу обладала цепким умом. Она рассказала, что все свои знания о лекарственных травах почерпнула из разговоров в шотландской аптеке по соседству с лавкой модистки, куда часто заходила ее мать. Эти знания она пополняла практическими советами домохозяек, кухарок и крестьянок, с которыми приходилось пересекаться. Как-то в гостях, в семье друзей, ей в руки попалась книга по анатомии. К сожалению, она была на немецком языке, но иллюстрации Гейл просто заворожили. Она бы так и просидела в библиотеке, если бы не появился хозяин книги и не забрал неподобающие картинки из ее своенравных рук. Недавно хирург из Стэндиш-Кроссинга нечаянно снабдил ее еще кое-какими наметками знаний. Но в деревне хирургия считалась грубым ремеслом, и поскольку лекарь также вырывал зубы, в обществе его не принимали. Так что служить для нее надежным источником информации он не мог.

Но о самой Гейл Реншоу Роуэн практически ничего не знал. Откуда были родом ее родные и как умерли родители, еще предстояло выяснить. Его ученица старалась держаться на расстоянии. Он мог лишь догадываться, что она происходит из семьи сельского мелкопоместного дворянина, выросла в более или менее комфортных условиях и получила сносное образование. Но беспечно увлеклась неженскими занятиями — ботаникой и другими естественными науками, в результате чего приобрела знания, выходящие за рамки тех, которые ее родители считали подобающими для своей единственной дочери.

Следующим логическим шагом в ее обучении была анатомия. Оставалось надеяться, что ее латынь на должном уровне. Если бы Гейл разрешили учиться официально, необходимый фундамент знаний в ней был бы уже заложен. Утверждая, что схватывает все на лету, она ничуть не преувеличивала. Но книги оставались книгами, давая лишь теоретическую подготовку. Требовалось предоставить ей доступ к телу и…

Роуэн со стоном досады прервал цепь своих рассуждений. Мисс Реншоу должна уйти задолго до начала курса практической анатомии, и он, как никто другой, должен помнить об этом.

Подвергать свою ученицу мучениям являлось одной из его целей, что отнюдь не радовало. Но поскольку она все чаще и чаще демонстрировала остроту ума и цепкость, он начал с интересом ждать каждой новой схватки ил и дебатов со своей необычной ученицей. Он предъявлял к ней такие жесткие требования, какие не предъявлялись ни к одному ученику, но она переносила все с достоинством и улыбкой, что повергало Роуэна в растерянность.

— Простите, что помешал вам, доктор.

Из боковой двери, спрятанной за одной из антикварных горок, появился извиняющийся Картер.

Тот факт, что он вошел в кабинет Роуэна не через главный вход, свидетельствовал о многом. Это означало, что он спешил и поднялся наверх по лестнице для прислуги. Должно быть, что-то стряслось у миссис Эванс или кухарки.

— Ничего страшного, Картер. Ваше лицо я счастлив видеть всегда.

— Глупости! Я без конца докучаю вам вызовами, невзирая на время суток. Не думайте, я благодарен вам за то, что не кричите на меня.

«Как мой отец». Всю сознательную жизнь Роуэна Картер являлся частью семьи. Еще нося короткие штанишки, Роуэн поклялся, что, как бы ни устал, как бы плохо себя ни чувствовал, он никогда не будет вымещать зло на старом милом Картере. На косяке двери, ведущей в кабинет, все еще имелись вмятины, оставленные бронзовыми подставками, которые отец Роуэна запускал в голову Картеру, если тот нарушал его минуты счастья, когда он планировал будущие приключения или мечтал о медицинских открытиях. Заработок отца зависел от пациентов, но он ненавидел их за то, что они заболевали в самые неподходящие моменты.