Читать книгу "Киерленский изувер - Марс Букреев"

хозяйственных нужд или чего-то еще, хотя колодец был рядом. Бочонок был хорошим местом для засады, если за ним укрыться, то с проулка Этли никто не увидит.

Но для начала нужно сделать пару вещей: найти оружие, ведь нож остался в руках Глыбы и посмотреть, что же такое он видел про игру в книге.

***

Этли осматривал переулок в поисках, хоть чего-то похожего на оружие. Но кроме камня-голыша, величиной с кулак, ничего не нашел. Сейчас бы пригодилась дубинка, изъятая стражей на воротах. Можно было бы выйти на площадь, поискать там, но кто знает, когда явится Глыба.

Он уселся за бочкой, привалившись к ней спиной, раскрыл мешок и достал плащ. Серый, поношенный, весь в заплатках. В плаще хранились огниво, чернильница и острые тростниковые палочки для письма, в пядь длиной. Таскать в мешке перья Этли не мог, слишком уж они ломкие.

Он нашел уже надорванное место на плаще и оторвал кусок. Завернул в ткань камень, затянул узел под ним. Получился своеобразный кистень. Дрянной кистень.

Почему бы просто не встать, и не уйти. Он уже в городе, можно запросто укрыться в Нищем дворе или на Языке. Там никто не будет разбираться, кто он такой и откуда. Как не крути, а Вигда прав, "Один строй - одна судьба!" - в прошлом. Сейчас, в мирном большом городе, каждый за себя.

Этли вздохнул и снова полез в мешок. Муфлон все перевернул там. Он вынул пачку листов и книгу. При взгляде на обложку закружилась голова, ком подступил к горлу. Но это было привычным, и Этли быстро взял себя в руки.

"Запределье", давно утерянная реликвия остроухих. Написанная высоким эльфиком, языком, забытым даже самими эльфами. Древние страницы содержали такие вещи, о которых не следует знать смертным. Его последняя надежда.

Открывать книгу смысла не было. Солнце уже катилось к закату и переводить было некогда. К тому же, раз он вспомнил об "игре", значит эта информация уже переведена и содержится в записях. Он сунул книгу в мешок. Странными свойствами она обладает: головокружение и тошнота, когда смотришь на текст, полученные из нее знания держались в голове пару дней, после чего таяли, оставляя лишь смутный туман воспоминаний. Сначала, он думал, что проблема в нем. Но Альдан сказал, что с ним происходит тоже самое.

Сверху на книгу он положил свернутый плащ и взялся за перевод. Часть из них была написана им, часть Альданом, всего около четверти книги. И нигде еще не встретилась информация, ради которой Этли добыл ее.

Он переворачивал листы, пробегая глазами по тексту, до тех пор, пока не наткнулся на "Инеллугойа", древний ритуал, который эльфы перестали проводить до того, как Спаситель привел людей через море на север. Прочитав, Этли откинул голову, глядя в вечернее небо. Многое стало понятным. Да, Глыба прав, их всех приговорили, еще тогда, десять лет назад. Но вопросов возникло еще больше.

Обряд Инеллугойи служил остроухим для связи с Мириадом - богами Запределья, многоликим, аморфным нечто. Ни разу в рукописи не появлялось имя отдельного бога. Только так - Мириад. Когда бессмертные твари сталкивались с проблемой, перед которой пасовал их тысячелетний опыт, эльфы отправляли гонца к богам.

Для этого избирали несколько жертв из настоящих бессмертных эльфов, не альвов, жертвы требовались сугубо добровольные. Одного из них казнили, через отсечение головы, остальные какое-то время перекидывали ее друг другу. Хотя тут в "Запределье" закралось противоречие. Абзацем ниже утверждалось, что несчастному отрубали руку или ногу, и он, истекая кровью, наблюдал за игрой.

Позже, "когда все знаки сулили благополучный исход" приходило время умирать и остальным жертвам. Каждого из них предупреждали о дне смерти, и они, вольно или подчиняясь судьбе, собирались в одном месте. Когда их убивали, первая жертва оживала, про отрубленную голову не говорилось ни слова, и сообщала совет, данный ему Мириадом.

Насколько метод был действенен книга умалчивала, зато сообщала нечто интересное. Несколько раз вместо личности гонца возвращалось нечто иное. Оно передавало волю богов и оставалось жить в обществе эльфов в оболочке жертвы. И начинали происходить странные вещи: "пустели дома, где оставался жить иной", "многие, пообщавшись с ним, прыгали с вершины скалы или выбрасывались из башен". Ну, потому, наверное, и дома пустели.

Нелепица с головой эльфийки - пародия на Инелугойю. У какого-то эльфа нашелся обрывок "Запределья", точнее копия отрывка, и в отчаянии остроухие решили спросить совета богов. Но вот время для убийства остальных жертв настало только сейчас. А жертвы - Глыба, Муфлон и он, Этли. На Глыбу наложили какое-то заклятье, превратив его в послушное орудие эльфа-колдуна. Горе-колдуна. Кто вернется из Запределья, в тело той эльфийки? Если, вообще, ритуал сработает.

Этли засунул в мешок перевод колдовской книги, завязал его и только сейчас заметил, что одна из тростниковых палочек выпала и лежит на земле. Возиться с завязками было неохота, и Этли сунул ее за обмотку на ноге, чай не сломается.

Глава 4

Наступила ночь. В переулке царила темень, нарушаемая лишь слабыми отблесками заката. Этли сидел в засаде, сжимая самодельный кистень.

Глыба все еще не появился. Может быть и не появится? И все это, просто морок. Но не успел он так подумать, как в переулке раздались шаги. Этли выглянул из-за бочки. Черная тень шагала к дому Вигды. Не прячась, не таясь. Судя по комплекции - Глыба. Интересно, а как он попадет в дом? Попробует залезть в окно или будет взламывать дверь? Ну, в последнем случае Этли может и не выходить из своего укрытия. Глыба своим шумом перебудит всю округу.

Глыба остановился в нескольких шагах от крыльца и внезапно сказал:

- Выходи, Аскель, я знаю, что ты здесь.

Колебался Этли не долго, ведь для этого он и проторчал тут до ночи. Он встал из-за бочки и шагнул на встречу ожившему мертвецу.

- Скажи мне, Рилк, когда ты был мертв, что ты видел там?

- Ничего. Там нет ни Бездны с бесами, ни престола Триединого. Только темнота и покой. Мы одни в этом мире, Аскель.

- К сожалению, не одни. Одумайся, зачем тебе торопиться туда? Мертвый ты или нет, но можешь жить дальше. Прикончим твоего "хозяина" и все, весь мир перед тобой!

Глыба помолчал, потом, уже далеко не деревянным голосом, ответил:

- Знаешь, что было, когда я воскрес? Десять лет