Читать книгу "Российско-греческие отношения в XX веке. Очерки - Татьяна Васильевна Никитина"

в Советской России резко отличалась от дореволюционной уже тем, что в ней исчезли богатые, зажиточные семьи, которые когда-то заметно оживляли греческую экономику, ввозя на родину свои капиталы. В 1930-е годы это был в основном бедный люд, который не только не имел капиталов, но даже не мог сделать сколько-нибудь ощутимых пожертвований соотечественникам, пострадавшим от землетрясения. Между тем такие пожертвования были традиционны в XIX веке.

В апреле 1928 г. в Греции произошло сильнейшее землетрясение. Коринф с его 15-тысячным населением был разрушен до основания. Англия, Франция и Италия прислали свои военные суда с помощью, санитарную и продовольственную помощь оказали американцы, сделали свои пожертвования многие отдельные дипломаты, в том числе и советские[87].

Греческий посланник в Москве Пануриас обратился к заместителю народного комиссара иностранных дел М.М. Литвинову с просьбой о проведении среди греческого населения, проживающего в пределах Советского Союза, сбора пожертвований в пользу пострадавшего населения Греции. В письме к наркому финансов СССР Н. П. Брюханову М. М. Литвинов писал: «Трудно, конечно, заранее установить общую сумму возможных пожертвований. Греков в СССР достаточно много, но все они бедны и много пожертвовать не могут»[88].

Советскими властями был установлен лимит пожертвований в 25 тыс. рублей. Однако за три месяца было собрано и переведено в Грецию лишь 2,5 тысячи[89].

Национализация собственности в СССР привела к обнищанию греческой диаспоры, следовательно, и к желанию греков покинуть СССР и уехать на родину. Особенно это стало заметно после сильного землетрясения в Крыму, в Ялте, в сентябре 1927 г., когда без крова остались 400 семей понтийцев. В связи с этим в афинской газете «Патрис» от 13 марта 1928 г. появилось заявление Ясовидиса, депутата Салоник, члена Независимой беженской группы, в котором он говорил, что пострадавшие от землетрясения понтийцы «оставлены на произвол судьбы» с риском быть отправленными на Украину на предмет поселения там. «Эти понтийцы, – писал Ясовидис, – подлежат обмену и на основании конвенции об обмене имеют право приехать в Грецию и получить компенсацию». Ясовидис считал, что греческое правительство должно оказать понтийцам такую поддержку. Однако оно не предприняло никаких действий в этом направлении.

12 ноября 1928 г. в той же газете «Патрис» появилась статья, в которой Греческая миссия в Москве обвинялась в бездействии и недостаточной защите интересов греческого национального меньшинства в СССР.

Между тем это не совсем соответствовало действительности; почти каждый день советский МИД получал ноты Греческой миссии о защите греческих граждан, сопровождавшиеся списками лиц, за которых ходатайствовала Миссия.

В 1927 г. греческий посланник Пануриас совершил поездку по Крыму, чтобы ознакомиться с ситуацией на месте. В результате в своей ноте советскому МИДу он заявил, что греческое население недовольно условиями своей жизни и «массами» собирается покинуть Союз. На это НКИД СССР ответил, что не располагает подобными сведениями, но заявляет: если кто-то пожелает покинуть Союз, то «не встретит с советской стороны препятствий»[90].

Весной 1928 г. агент НКИД СССР Боркусевич сообщал из Одессы Уполномоченному НКИД в УССР Берзину о приезде в Одессу секретаря Греческой миссии Куандзакиса, который остановился в гостинице «Бристоль» и созвал здешних греков, чтобы выяснить у них ситуацию по поводу притеснений со стороны советской власти. Явившегося к нему журналиста местной газеты он попросил ничего не писать о нём в прессе, сказав, что он здесь по своим частным делам. За Куандзакисом было установлено наблюдение. Проявляя инициативу, агент запрашивал НКИД, можно ли сообщить о приезде секретаря Греческой миссии в печати, добавляя, что «может быть, это отучит Греческую миссию от её привычек посылать своих агентов на места для взбудораживания греческого населения»[91].

Какие же притеснения испытывали греки? К одним из наиболее важных для них относятся притеснения религиозные. Известно, что советская государственная политика по уничтожению церквей, гонения на священников коснулась и греков. Так, греческий премьер Э. Венизелос был буквально потряс ён известием о том, что в Ленинграде национализировали греческую посольскую церковь[92]. При содействии Греческой миссии и советского МИДа было приостановлено закрытие греческой церкви в Москве и отменена высылка её священников за пределы СССР, но в 1930 г. эту церковь обложили налогом в десятикратном размере, что было равносильно её закрытию[93]. В Симферополе городские власти сначала запретили звонить в колокол по праздникам, а затем отказались возобновить договор на аренду церкви. Греческую миссию очень заботил вопрос о греческих церквах в Севастополе, Керчи, Одессе. Советские власти намеревались их уничтожить. В Керчи собирались снести греческую церковь, которая стояла там более ста лет и представляла собой историческую ценность, чтобы вместо неё построить Дом Советов. В марте 1932 г. советник Греческой миссии просил НКИД ходатайствовать о сохранении этой церкви[94]. Греческие священники, согласно решению советских властей, обязаны были состоять в советском гражданстве. Пануриас просил, по крайней мере, не применять эту меру по отношению к «безобидным» греческим попам в Крыму. Священникам греческих церквей запрещалось выдавать греческим гражданам справки о крещении и бракосочетании, хотя эти справки были необходимы Греческой миссии для внесения изменений в списки своих граждан.

В июне 1932 г. советским дипломатам в Афинах было послано сообщение из Москвы. В нём говорилось: «… греки в последнее время ставят ряд церковных вопросов. Мы пошли им навстречу в разрешении дел с церквями в Севастополе, Керчи, но поскольку сейчас их обращения принимают массовый характер, то мы решили в отношении церквей в Ленинграде и Москве дать отрицательный ответ»[95].

Греческая миссия направляла в НКИД многочисленные ноты с просьбами, касающимися частноправовых интересов греческих граждан. Причём больше всего Миссия протестовала против деятельности органов ГПУ в провинции, где, по её мнению, было много необоснованных преследований и арестов греков. Часть просьб удовлетворялась. В качестве примера можно привести дело инженера Вуцинаса, которого обвиняли в экономической контрреволюции и шпионаже. НКИД обещал поддержать Вуцинаса, дело тянулось год, с февраля 1928-го по май 1929 года.[96]. Но всё же просьба Вуцинаса о помиловании и замене ему тюремного заключения высылкой в Грецию была удовлетворена.

Таких просьб со стороны Греческой миссии было достаточно много, и к концу 1929 г. НКИД занял твердую позицию невмешательства в дела судебного характера.

К этому времени усилился выезд из СССР греков, занятых в частном секторе. По сведениям греческого дипломата Анисаса, около 8 тыс. семейств, то есть приблизительно 40 тыс. человек постепенно собрались в южных городах – Новороссийске, Мариуполе, Одессе – и отдельными партиями уезжали в Грецию.

Но и здесь встретились трудности: местные власти не разрешали греческим семьям погрузку в этих портах на греческие пароходы, которые находились под фрахтом СССР. Власти требовали, чтобы