Читать книгу "Мудрость леса. В поисках материнского древа и таинственной связи всего живого - Сюзанна Симард"

слегка сутулился всю оставшуюся жизнь. В каком-то смысле им повезло: лесозаготовители погибали регулярно. Одни под падающими деревьями, другие под стволами, которые волокли лошади. Кого-то раздавило между налетающими друг на друга бревнами на реке; кому-то оторвало руки динамитом, применявшимся для разрушения заторов на реке Шусвап.

Однажды тем же летом, когда Джиггс упал в сортир, папа повел Робин, Келли и меня на поиски сокровищ – выброшенных подков и трелевочных чокеров вдоль старого лотка-водовода, где он работал еще мальчиком. Он рассказывал нам, что именно здесь дедушка Генри и дядя Уилфред вручную валили деревья, кряжевали их (то есть делили на части) и обрезали сучья. Хвойных пород хватало, и лишь иногда насекомые или патогены уничтожали небольшие группы пихт Дугласа или сосен белых, а иногда кедр или тсугу. Мужчины в нашем семействе заготавливали любую ценную древесину, до которой могли добраться.

На ручную валку одного дерева уходила большая часть дня, на участок – неделя.

Дядя Уилфред был практичным бизнесменом, а дед – балагуром и юмористом. Оба изобретали: Уилфред сконструировал ручной подъемник с блоками в своем двухэтажном фермерском доме, а дедушка поставил водяное колесо на ручье Симард-Крик, чтобы вырабатывать электричество для плавучих домов. Старые деревья в лесах достигали высоты пятнадцатиэтажного здания, и дед выискивал самые прямые из них. Они вставали с Уилфредом друг напротив друга на грубо вытесанных подножках, установленных выше комлевого расширения дерева: в этом случае требовалось пилить немного меньше. Они изучали наклон дерева и участок, а затем планировали распилы так, чтобы дерево упало в направлении водовода.

Мужчины обливались пóтом, толкая взад и вперед двуручную пилу, инструмент звучал, как слайд-гитара[13], опилки усеивали шерстяные рукава. Вальщики начинали с верхнего пропила, горизонтально прорезавшего ствол с той стороны, где уклон шел вниз. Пройдя треть пути поперек ствола, они останавливались передохнуть и съесть кусочек копченого лосося. Из разреза сочился сок. Дедушка ругался, проверяя наклон дерева, – «Il est un bâtard!»[14] – и показывал своим наполовину отрубленным указательным пальцем, что дерево может упасть как минимум в двух направлениях. Еще час ноющих предплечий, и появлялся нижний пропил, под углом сорок пять градусов к верхнему, соединявшийся с ним глубоко в сердцевине. «Mon chou!»[15] – кричал Уилфред, выбивая получившийся клин заболони обухом топора. На дереве оставалась широкая улыбка, напоминавшая их рты, поскольку большую часть зубов они потеряли из-за кариеса еще в подростковом возрасте и сейчас пользовались протезами.

Завершив первый рез, мужчины ели земляничный пирог, пили воду и закуривали «Craven A». Затем снова забирались на подножки и начинали пилить противоположную сторону дерева – примерно на пару сантиметров выше сделанного верхнего пропила. Малейший просчет, и ствол мог взбрыкнуть и снести им голову.

Когда оставалась лишь горстка неповрежденных волокон в сердцевине ствола и дерево чуть сдвигалось, они бросали пилу. Дедушка бормотал «Sacrament!»[16] и вгонял обухом топора металлический клин в этот срез. Ксилема трескалась. Дерево со стоном кренилось в сторону водовода, а вальщики вопили: «Поберегись!» – и изо всех сил неслись вверх по склону. Дерево с шумом рассекало воздух, его крона, словно парус, ловила ветер, создавая такой вихрь, что папоротники внизу подавались вперед, обнажая бледную изнанку листьев. Кружение ветвей и иголок. Несколько секунд спустя дерево приземлялось с оглушительным тяжелым грохотом. Земля вздрагивала. Сучья трещали, как ломающиеся кости. В облаке перьев на землю планировало птичье гнездо, захваченное потоком воздуха.

Дед Генри и дядя Уилфред обрубали ветви, двигаясь вдоль упавшего дерева. Делили его на десятиметровые куски, чтобы Принс мог отволочь их к воде. Конец каждого куска они оборачивали трелевочным чокером, словно лассо для теленка, только это лассо представляло собой железную цепь толщиной с запястье. Концы кусков потоньше зажимали с помощью выкованного вручную клещевого захвата, который открывался так же широко, как львиная пасть. Чокер или клещи привязывали к вальку – вырезанной из молодого деревца горизонтальной палке, которая висела позади хвоста Принса; нагрузка распределялась по упряжи. Принс вздыхал и фыркал, когда волочил бревно от пня к водоводу. Затем братья закатывали бревно в верхнюю часть лотка с помощью кантовального крюка – шеста с поворотным железным крюком. Работа сделана, дерево отправилось по воде вниз, они стояли и снова курили. Целые и невредимые еще один день, еще один день – картинка и рефрен, которые до сих пор сопровождают мои воспоминания о вальщиках нашей семьи.

Я привыкла верить в то, что природа живуча, что земля восстановится и придет мне на помощь, даже когда условия ужесточатся. Но папина мать осознавала опасность работы в лесу, и это вселяло в нее тревогу. Бабушке не было и тридцати, когда из-за инфекции у нее отвисла стопа[17]. Ей хотелось, чтобы жизнь сыновей оказалась проще и безопаснее. Несмотря на это, дядя Джек стал лесорубом и заботился о матери до такой степени, что до сорока лет жил в родительском доме.

А вот мой отец бросил работу в лесу еще в юности из-за случая, который произошел, когда ему было всего тринадцать лет, а дяде Джеку – пятнадцать. Он рассказал нам эту историю в тот день, когда мы искали сокровища; солнце садилось, мы устроились на бревнах, рядом со сложенными металлическими чокерами, которые, к своей радости, нашли. Братья бросили школу, чтобы помогать дедушке Генри и дяде Уилфреду. Мой отец и дядя Джек занимались приплывающими бревнами, связывая их сыромятными веревками в боны на озере Мейбл. Каждое кедровое бревно, колотясь о стенки водовода, спускавшегося на километр с горы Симард, с грохотом неслось к ним, как сани с горы. Как только ствол рушился в воду, папа и дядя Джек должны были направить его к бону.

Однажды утром, дрожа под весенним дождем, отец запаниковал. С помощью багра – деревянного шеста с железным острием на конце – он пытался удержать равновесие на крутящемся бревне, но под напором волн делать это было все труднее.

– Идет! – крикнул Джек, ноги которого едва поспевали за вихляющим стволом.

Кедровое бревно вылетело с низа лотка, как лыжник с олимпийского трамплина, по более высокой дуге, нежели обычно, и рухнуло в бездонное озеро в двадцати метрах перед ними. Никто не мог предсказать, в каком месте оно ракетой вырвется обратно на поверхность воды.

Время остановилось. Папа сказал нам, что в тот момент вспомнил про сочинение о Второй мировой войне, которое написал перед тем, как уйти из школы: «Всю долгую ночь пушки бабахали, бабахали, бабахали…» Учитель задал текст в пятьсот слов, но