Читать книгу "Вампиры, их сердца и другие мертвые вещи - Марджи Фьюстон"

Голос Генри звучит неуверенно. Бывший друг касается моего плеча самым коротким, нежнейшим движением.

Я останавливаюсь. Мое сердцебиение отдается в горле.

Генри покусывает нижнюю губу, как делает всегда, когда о чем-то думает. Я с трудом удерживаюсь от улыбки.

– Да?

Он вздыхает и прекращает кусать губу.

– Если я могу что-нибудь сделать… – Генри разводит рукой, словно хочет охватить весь мир. – Ну, не знаю… я просто хочу тебе как-то помочь.

Мой рот слегка приоткрывается. За последний год мы сказали друг другу не больше пяти предложений. Одна из его бабушек умерла, но я так и не выразила Генри соболезнования, потому что убедила себя: ему это не нужно, и мое молчание стало еще одной пропастью между нами. Потом мой отец заболел, и дыра, образовавшаяся из-за отсутствия Генри, растворилась в гораздо большей пропасти. Тем не менее, мне стыдно, что я не старалась быть рядом, когда умерла его бабушка. Но не думаю, что Генри хочет пристыдить меня. Я знаю его достаточно хорошо, чтобы почувствовать искренность в его словах, – по крайней мере я так думаю. Но за год многое может измениться. Возможно, это всего лишь слова, которые люди произносят в подобные моменты, чтобы заполнить тишину.

Генри поворачивается, и мысль, что он собирается обнять меня, так пугает, что я срываюсь с места и бегу к парковке.

– У папы сегодня все хорошо, – сообщает мама, как только я переступаю порог.

– Отлично. – Я улыбаюсь ей, испытывая небольшое облегчение, словно перестала тонуть, но мама быстро возвращает меня с небес на землю.

– Не позволяй себе испытывать ложные надежды.

Не успев до конца снять ботинок, я замираю на месте.

– Зачем ты это сказала?

– Я пытаюсь защитить тебя. – Уголки ее рта слегка опускаются. – Я знаю тебя, Виктория. Тебе нравится притворяться, что все в порядке, но пришло время отпустить.

– Ты имеешь в виду папу? Я держусь за папу, так почему же ты не держишься?! – Мой голос звучит яростно и хрипло.

Мама отступает назад, как будто я дала ей пощечину.

– Это несправедливо. – Обида делает ее голос грубым, и почему-то я чувствую себя хуже, хотя хуже уже некуда, и отгораживаюсь от этого чувства.

– Пожалуйста, хватит! – Я скидываю второй ботинок с такой силой, что он ударяется о стену.

Я пытаюсь проскользнуть мимо мамы в комнату отца, но она протягивает руку и хватает меня за предплечье. Мы по-настоящему не прикасались друг к другу с тех пор, как заболел папа. Есть в прикосновении к другому человеку, который разделяет твою боль, то, что усиливает ее, – так что становится невозможно ее игнорировать, – и мы обе предпочитаем сторониться этого. Избегать прикосновений – наше негласное правило. Мама нарушила его.

В глазах щиплет, когда за ними нарастает давление. Гнев накрывает поток нашей общей скорби, и мне требуются все силы, чтобы сдержать его.

Мама прочищает горло и на секунду отводит от меня взгляд, но не отпускает руку.

– Я хочу, чтобы ты уехала на несколько дней, – говорит она. – Поезжай на Тахо с друзьями. Ты проводишь все свободное время в комнате с отцом, и я знаю, что тебе хочется быть рядом с ним, но нужно подумать и о себе. Мы с Джессикой справимся здесь сами.

– Я в порядке. – Я удивлена, что мама вообще вспомнила про эту поездку. Я много говорила о ней, когда у нас с друзьями появилась идея поехать, но это было целую вечность назад. Я отстраняюсь от мамы, и она не пытается меня удержать.

Мой гнев возвращается, вытесняя собой печаль. Они хотят избавиться от меня, чтобы никто не мешал им сидеть и планировать похороны. Но останутся ли у папы жизненные силы, если он окажется запертым в доме, где все только и ждут его смерти?

– Я не оставлю папу!

– Это не просьба. Я – твоя мама. Я действую и в твоих интересах.

Я таращусь на нее, разинув рот. Она не может так поступить со мной. Я разворачиваюсь и практически бегу в папину комнату.

Папа улыбается, когда я вхожу. Сегодня он выглядит бодрее, словно использует пятьдесят процентов от своей обычной мощности вместо тридцати, как я уже привыкла видеть.

– Привет, малышка.

– Я не ребенок, папа, – отвечаю я, хотя хочу, чтобы он называл меня так всегда.

Папа отмахивается от моих возражений.

– Да, да. – Умолкнув, он вглядывается в мое лицо. Перед ним притворяться труднее. – Что не так?

– Просто поругалась с мамой. – Я слабо улыбаюсь. – Она хочет, чтобы я поехала на озеро Тахо. Ненадолго покинула дом. Ты можешь в это поверить?

Папа подзывает меня ближе и берет за руку. Его кожа на ощупь мягкая и тонкая, словно бумага, как кожа у старушек в церкви, которые держат меня за руку все время, пока мы разговариваем. Я с трудом заставляю себя не отдергивать руку. Папе всего сорок восемь.

– Я согласен с ней. – На этот раз я пытаюсь вырваться, но папа сжимает пальцы крепче. – Мы с ней уже все обсудили.

– Вы говорили об этом?! – Боль сдавливает мне горло.

– Малышка, ты не отходила от меня с самого первого дня болезни. Такое впечатление, будто ты перестала жить собственной жизнью, а я этого не хочу. Когда ты в последний раз встречалась с друзьями? Это пойдет тебе на пользу.

Я останавливаю взгляд на прыгающих щенках, украшающих одеяло, и прикусываю щеку изнутри.

– Мне даже не нравится Тахо.

Кроме того, никто из моих друзей теперь даже не посмотрит на меня. Но мои родители этого не знают. Я сказала им, что мы с Генри поссорились… и не упомянула, что остальные мои друзья выбрали его сторону.

Папа долго молчит. Когда я снова поднимаю взгляд, он хмуро смотрит на телевизор, расположенный в другом конце комнаты. Кадр застыл на лице Брэда Питта, который высасывает кровь из крысы. Мама, должно быть, включила для папы «Интервью с вампиром».

Наконец папа переводит взгляд на меня.

– Тогда поезжай в Новый Орлеан.

– Что?!

Упоминание Нового Орлеана бередит раны в моей груди. Это то место, куда папа планировал отвезти меня в качестве подарка на выпускной. Оно напоминает обо всем, чего у меня теперь не будет. Мы планировали эту поездку последние пару лет. И выбрали Новый Орлеан, потому что там был снят любимый папин фильм «Интервью с вампиром», а еще потому, что первый североамериканский вампир был замечен там в монастыре Урсулинок в 1728 году. Ходят слухи, что в том месте до сих пор держат вампиров взаперти на чердаке третьего этажа. К тому же один из