Читать книгу "Жиголо - Джавид Алакбарли"

женских страхов, скрытых и явных фобий, преодолеть стереотипы и перешагнуть через ханжество. Все его теории были направлены на то, чтобы превратить женщину из сосуда, который предназначен исключительно для воспроизводства потомства, в маленькое сексуальное чудо, способное наслаждаться и дарить наслаждение.

Тут она замолчала и вновь задала вопрос:

— Теперь позвольте вас спросить о том, как же звали этого знаменитого врача?

В этот момент, всё же, в аудитории нашлась пара личностей, которые стали выкрикивать свой ответ:

— Фрейд! Фрейд! Фрейд!

— Эти двое мужчин смогли обессмертить своё имя, благодаря женщинам. Их творчество оказалось предельно востребованным в шестидесятые годы двадцатого века. Произошло это в разгар сексуальной революции. Но им не суждено было увидеть свой триумф. По какой-то необъяснимой иронии судьбы, внук этого врача тоже стал художником и прославился своими удивительными портретами обнажённых женщин.

А ещё мне запомнилась лекция, в которой она говорила о женских архетипах. Она перечисляла их и говорила, что и мужчины, и женщины совершают огромное количество ошибок именно в силу того, что не могут понять суть того женского начала, которое заложено в их избранницах самой природой. Я не переставал удивляться тому, что она демонстрировала на своих лекциях всё новые и новые полотна абсолютно не известных мне художников. Эти изображения на экране поражали. Они удивляли. Порой шокировали. Это было совсем не то глянцевое искусство, которое обычно именуется живописью. К сожалению, наши педагоги никогда в своих лекциях не касались тех фантастических работ, о которых она так любила говорить. Но больше всего меня удивляла её трактовка этих полотен с позиций психиатрии.

***

Счастье способно усыпить человека. Счастливый человек теряет бдительность, не чувствует опасности и ничего не боится. Поэтому беда всегда застаёт его врасплох. Вначале я получил эсэсмэску: «Мне надо срочно уехать. Говорить пока не могу. Не беспокойся. У меня всё хорошо. Попозже напишу».

Я пытался всё же дозвониться. Написать. Всё было тщетно. Я ничего не понял. Разве что осознал необходимость того, что надо набраться терпения и подождать. Но я не мог просто так сидеть и ждать. Я отправился к ней на квартиру. У меня же были свои ключи. Здесь же создавалось ощущение того, что буквально через минуту она вновь войдёт в эту дверь и всё опять станет таким же каким было всегда. До этой дурацкой эсэмэски. Всё было на своих местах. Настораживал лишь абсолютно пустой холодильник. В университете же меня ошарашили новостью о том, что она здесь больше не работает.

Мне оставалось лишь ждать. И длилось это ожидание долгих три месяца. Только тогда я получил первую весточку. Если бы не то обстоятельство, что именно в это время я оканчивал университет и был обязан практически каждый день появляться там, то я бы, конечно, сошёл с ума. И ещё меня изводил мой галерист. Он набрал для меня уйму заказов, и я работал как проклятый.

А потом мне на почту пришло письмо. Оно было просто ошеломляющим.

«Здравствуй, мой дорогой, мой золотой “мальчик”. Не обижайся на слово “мальчик”. Просто я всегда про себя так тебя называю. Будь счастлив. Живи долго. И пусть вся твоя жизнь будет достойна тебя. Из всех людей, живущих на этой бренной земле, я, наверное, лучше всех знаю то, что ты достоин счастья. Большого и настоящего. Я никогда не встречала кого-то, в ком чистота, доброта и искренность всех помыслов были настолько естественны, что казались просто визитной карточкой истинного мужчины.

Но как бы долго ты ни жил, рано или поздно все мы покидаем этот мир. И в момент, когда ты будешь стоять у врат рая и тебя спросят, что же такого замечательного ты сделал в этой жизни, что заслуживаешь того, чтобы попасть именно сюда, я хочу, что бы ты сказал:

— Вы знаете, ведь я тот самый совершенный во всём мужчина, который помог одной несчастной женщине вернуть своё женское “я”. Я помог ей осуществить три самых заветных её желания.

Первым из них было стремление найти такого мужчину, в котором ей хотелось бы раствориться без остатка и испытать такое наслаждение, что можно было бы после этого умереть, сказав:

— Я знаю, что я была в раю.

Второе её желание заключалось в том, что она хотела стать матерью. Диагноз бесплодия висел над ней почти десять лет, и не было у неё надежды на то, что когда-нибудь она сможет родить. Благодаря мне она это сделала. Хотя и скрыла всё это от меня. И, наконец, у неё была мечта о том, чтобы встретить в этом мире родственную душу и перестать чувствовать себя одинокой, несчастной, все ми забытой и брошенной женщиной. Благодаря мне всё это осуществилось.

Я точно знаю, что ты всё же так и не произнесёшь ни одного из этих слов. Очень жаль. А ещё я хочу сказать, что никогда не признавалась тебе в любви. Но я любила тебя той самой страстной, безграничной, почти сумасшедшей любовью, которая сжигает человека дотла. Поверь мне, как специалисту, что это было чистой воды безумие.

Но в ту нашу первую встречу ты с очаровательной улыбкой сказал мне:

— Конечно же, наш роман не может быть сюжетом для слезливой мелодрамы или красивой легендой. Это всего лишь секс. Меня разбирает смех от одной лишь мысли о том, что Ромео и Джульетта думают о безопасном сексе и пользуются презервативами.

Всё правильно. Но, в конце концов, я хочу посту пить очень и очень неправильно. И объявляя тебе о конце наших отношений, всё же должна признаться тебе в том, что люблю тебя. Береги себя. Не ищи меня.

Это бесполезно. Наши отношения так или иначе должны были завершиться.

“И жили они долго и счастливо” — это не про нас. Будь счастлив. Забудь меня. Но помни, что я тебя не забуду никогда».

***

Я всегда был хорошим мальчиком! Очень правильным и послушным. Поэтому я не искал её, не ковырялся в своей кровавой ране пальчиком, даже не плакался никому в жилетку. Я просто жил бледной тенью самого себя. Пытался выдавить из себя всё то, что когда-то питало мою любовь. Пока я всем этим занимался, чуть не умер. Я не выходил из своей студии. Время от времени заказывал доставку еды домой. Не подходил к мольберту. Просто валялся на своём диване и пытался понять, как же мне жить дальше. Решение навсегда оставить живопись пришло как-то спонтанно. Но было окончательным и бесповоротным.

А потом приехал дядя. Консьерж дома сообщил ему,