Читать книгу "Traveler: Сияющий клинок - Мэделин Ру"

– Избавление от уз начнем прямо с утра, – пообещал им мастер-друид. – За ночь мы с Галеной все приготовим, а сейчас вам пора хоть немного отдохнуть. Вы это вполне заслужили.

Макаса вскочила из-за стола и скрылась наверху. Остальные последовали за ней. Последним на ноги поднялся Арам. Ему хотелось поговорить с Дреллой прежде, чем все улягутся спать, но дриада рысцой побежала не к лестнице – к двери, в ночь.

– Хочу заночевать под звездами, – сказала она, радостно помахав ему и выскользнув за порог. – Местный лунный колодец так прекрасен, так ярок – славная будет компания!

– Спокойной ночи! – крикнул ей вслед Арам, окруженный друзьями, но вдруг почувствовавший себя совсем одиноким.

Комната наверху им с Макасой досталась одна на двоих. Рухнув в постель, девушка тут же уснула и захрапела, не успел Арам даже задуть свечу. Вскоре к ее похрапыванию присоединились Клок с Мурчалем: икота мурлока и поскуливание гнолла явственно слышались из-за стены. Клок, несомненно, снова гонялся по лесу за ограми, а вот Мурчалю, наверное, снилось, как он ловит рыбу и помогает друзьям.

Усевшись на кровать, Арам обнаружил, что сна у него – ни в одном глазу, и потому взялся заканчивать набросок, сделанный за столом, с особым старанием потрудившись над мастером Тал’дарой и Галеной. Ему хотелось изобразить обоих как можно точнее, запомнить все их черты, все их «изюминки» не хуже, чем лица товарищей. Юная, нежная с виду, Галена ничем не напоминала тех грозных тауренов, с которыми ему довелось встретиться в Низинных Чащобах. Разумеется, телом она была так же крепка и дородна, как и прочие таурены, но говорила едва ли не с акцентом ночных эльфов, а голос ее звучал выше и тоньше голосов соплеменников. Арам старательно запечатлел на пергаменте и ее длинные, затейливые косы, и озорную прядь черных волос, выбившуюся из прически.

Мастер Тал’дара кое-чем напоминал его покойного друга, Талисса Серого Дуба, терпеливого друида весьма почтенных лет, пожертвовавшего собой, чтобы спасти жизнь Арама. Головы обоих украшали длинные вьющиеся волосы и аккуратные бороды, только в свою мастер Тал’дара вплетал множество украшений. Не забыл Арам и о добродушных, улыбчивых морщинках в уголках губ мастера, и о множестве перьев да бисера, нашитых на его кенарийские одеяния.

Нарисовал он и лунный колодец, и эльфов-Часовых – Ийнета верхом на саблезубе, Лларан с натянутым луком и Айель с верной совой. Однако после этого сон его по-прежнему не брал, и тогда он, раскрыв блокнот на чистой странице, разгладил ее ладонью. Клок уже заскучал по родным краям, и он, Арам, тоже. Взглянув на свечку, он рассудил, что света вполне достаточно, чтоб написать письмо домой.

«Матушка», – написал он, сделав глубокий вдох и набравшись храбрости. При одной мысли о матери на глаза навернулись жгучие слезы. Нет, слез Арам не стеснялся. Как-то раз один из матросов с «Волнохода» сказал ему: кто не прослезится, вспомнив о матери, тот вовсе и не мужчина.

Вычеркнув «матушку», он написал: «Дорогая мама!».

С чего же начать? Араму отчаянно хотелось рассказать ей все, всю правду, большую и малую, обо всем, что накопилось в сердце. Хотелось поведать и о страшном, и о смешном, и о минутах безнадежной растерянности, но Арам тут же сообразил, как напугают ее подобные вести. С чего же, с чего же начать?

Дорогая мама!

Пишу тебе с Когтистых гор, из маленького аванпоста под названием Дозорный холм Тал’дары. Ты не поверишь, какая же здесь красота, и как все не похоже на Приозерье! Деревья большие, как горы, но только после того, как пересечешь долину, где не угасает пожар. А по пути сюда со мной случилось так много всякого, что даже не знаю, с чего начать…

И все же Арам начал – начал выплескивать на страницы блокнота все, что наверняка не испугает мать слишком уж сильно и не заставит плакать. Многое рассказал он о Клоке, о Мурчале, и о том, как Макаса вначале была ему врагом, а после сделалась лучшей подругой и даже сестрой. Затем описал «Волноход» и Талисса. Рассказал, как они взяли на себя заботу о желуде, и как он, конечно же, даже после ясного предостережения Талисса, все-таки не уберег этот желудь от воды. Это, в свою очередь, привело его к Дрелле, и тут уж, рассказывая о дриаде, и о ее улыбке, и о ее смехе, и о том, как во время странствий под солнцем ее лицо покрыла россыпь веснушек цвета весенней травы, Арам развернулся вовсю. Он понимал: рассказ его выглядит глупо, но, может быть – может быть! – заставит встревоженную мать улыбнуться.

О гибели Грейдона и о множестве столкновений с опасностями Арам решил умолчать. Ни словом не упомянул он ни о боях на арене, ни об осколках, ни о смерти Талисса, ни о том, как Макасу едва не унес дракон. В глубине души ему хотелось избежать рассказа о Грейдоне – не только затем, чтоб не расстраивать мать, но и чтоб не расстраиваться самому. Стоило вызвать из глубин памяти лицо отца, рука задрожала над страницей блокнота: ведь время лечит не всякие раны. Да, эта рана начала понемногу затягиваться, но даже от воспоминаний о Грейдоне струп мог легко дать трещину. Потому-то Арам обошел стороной и местопребывание, и смерть отца, а письмо завершил обещанием:

Не знаю, мама, когда вернусь, но вернусь обязательно. Приключения приключениями, но в Приозерье мой дом. Передай Робертсону с Селией, и Роббу тоже, что я по ним страшно соскучился, а Чумаза обними за меня и угости лишней косточкой, ладно? Люблю тебя, мама. Ты обо мне не волнуйся: со мной надежные друзья, и я уверен: они помогут вернуться к тебе всем, чем только сумеют.

Последнее было истинной правдой. Не зная, когда письмо удастся отправить, и удастся ли отправить вообще, Арам вложил листки обратно в блокнот и бросил взгляд на сестру. Макаса сладко похрапывала, но даже во сне не выпускала из рук любимого оружия – цепи. Задув свечу, Арам улегся на мягкую уютную перину и принялся вслушиваться в голоса блуждающих огоньков, вьющихся среди высоких, как горы, деревьев. Их песни казались шелестом ветра в преддверии скорого ливня.

Глава шестая. Дурные знамения

Вначале Арам словно бы вновь брел через просторы Обугленной долины. Языки пламени упорно крались к самым ногам, а после взмывали в воздух, но вскоре тишина уступила место пронзительному треску ломающегося дерева, и еще более пронзительным воплям мужчин и женщин. Над головой его сквозь облако дыма тянулась вверх корабельная мачта, на полотне паруса плясали алые огоньки. Корабль. Он на корабле! Несмотря на всю зыбкость окружавшего его мира снов, сердце Арама забилось, как бешеное. «Волноход» и мерный плеск морских волн у его борта он до сих пор помнил – ярче некуда, но сейчас корабль заживо пожирал огонь.

Увидев в дыму силуэты людей, борющихся с пожаром, Арам без оглядки ринулся в общую суматоху.

– Воды сюда! Бадью, живее! Воды мне!

– Течь в трюме! Слишком много воды! Ко дну идем…

Крики неслись над палубой, пробиваясь сквозь треск и гул пламени. Прикрыв ладонью глаза, Арам выбежал из капитанской каюты на основную палубу, вгляделся в лица команды, пытаясь понять, что это – причуды памяти или же нечто большее. На фоне пожиравшего фальшборт огня мелькнули тени, канаты, тянущиеся к мачте, вспыхнули, лопнули, бичами щелкнули над головой, а тени вмиг обернулись фигурами воинов.