Читать книгу "Троя. Величайшее предание в пересказе - Стивен Фрай"

– И все? Страх, что их сын возвысится над ними? Мне-то чего опасаться? Я стану гордым отцом того юноши, кто затмит меня в славе и доблести, чего ж не радоваться?

Хирон улыбнулся.

– Не все боги – да и не все люди, что уж там, – подобны тебе, Пелей.

Пелей отмахнулся от комплимента – если то был комплимент.

– Так или иначе, – проговорил он с легким унынием, поскольку в его мысли вернулась стылая действительность, – но моря бескрайне широки. Как же мне ее отыскать?

– А, вот в чем дело… Твой друг Геракл никогда не рассказывал тебе о своей встрече с ее отцом?

– С Океаном?

– Нет, Фетида – нереида[32]. Все произошло, когда Геракла отправили добыть золотые яблоки Гесперид, то был одиннадцатый его подвиг. Он понятия не имел, где их искать. Нимфы реки Эридан подсказали ему найти Нерея, сына Понта и Геи. Но, как и Протей – да и вообще любые морские божества, – Нерей способен менять облик по своему желанию. Гераклу пришлось крепко стискивать старого морского бога в объятиях, пока тот превращался во всевозможных существ. Наконец силы старика иссякли. Он сдался и поведал Гераклу все, что тому было надобно знать. Дочка Нерея Фетида – такая же. Сдастся она лишь тому, кто удержит ее в тугих объятиях, сколько б ни превращалась она.

– Геракловой силы у меня нет, – промолвил Пелей.

– Но у тебя есть страсть, есть цель! – возразил Хирон, нетерпеливо притопнув копытом. – Что ты почувствовал, глядя на воду за кормой «Арго» и видя, как поднимается из глубин Фетида, – сильно ль то чувство, чтобы удержать ее?

– Сильно ль? – переспросил Пелей, а затем сам себе и ответил с удвоенной уверенностью: – Уж точно достанет в нем силы!

– Так отправляйся же на берег и позови ее.

Свадьба и яблоко

Вышел Пелей на берег Эгейского моря и стал звать Фетиду, пока не охрип. Со скал и гор медленно наползали на пляж тени, словно сумрачный прибой, по мере того как ГЕЛИОС на своей солнечной колеснице укатывался за спиной у Пелея на запад. Вскоре поплыла по небу над головой у него СЕЛЕНА, изливая лунной своей колесницей серебристо-голубой свет на мокрый песок у стоп Пелея. Все смотрел и смотрел он в черные воды и сипло выкликал имя Фетиды. И вот наконец…

Пригрезилось ли ему или действительно восстал вдали из волн бледный очерк? Кажется, все крупнее он…

– Фетида?

Приблизилась она достаточно, чтобы достать до дна ногами. Двинулась по песку к Пелею, и лишь ленты водорослей прикрывали ее глянцевитую наготу.

– Что за смертный дерзает звать меня? О! – Так быстро она оказалась рядом с ним, что он отшатнулся в страхе. – Я знаю это лицо. Ты однажды ночью осмелился вперить в меня взгляд. Что было в том взгляде? Он меня растревожил.

– То была… любовь.

– Ах любовь. И это всё? Мне показалось, я заметила что-то еще, чему не знаю названия. И все еще вижу это.

– Судьбу?

Фетида расхохоталась, запрокинув голову. Влажная шея, украшенная, как ожерельем, тонкой нитью водорослей, показалась Пелею красивее чего угодно, что повидал он на белом свете. Упускать возможность нельзя. Он ринулся вперед и схватил Фетиду за талию. Вмиг ощутил он, как развело ему руки, и соскользнули они. Фетида исчезла – в объятиях Пелея оказался дельфин. Стиснул Пелей дельфина так крепко, что кровь запела у него в ушах, и чуть не завалился он вперед: держал Пелей теперь осьминога. Следом возникли угорь, скат, медуза, тюлень – и сверх того столько всяких морских существ, что Пелей потерял им счет. Не желая поддаться отвращению от устрашающе странного своего занятия, закрыл он глаза, встал покрепче, поднатужился и хватку не ослаблял, ощущая всевозможно шипастое, скользкое, шелковистое и мягкое, пока не услышал вздох и вопль. Истощенная непомерным расходом сил, потребных на то, чтобы столько раз сменить облик, да еще и так быстро, Фетида сдалась. Когда Пелей открыл глаза, Фетида обмякла у него на руках, вся заалевшая, загнанная.

– Я был прав, – нежно проговорил Пелей, – сие предначертано. Ты не побеждена. Не в моих ты руках – ты в руках МОРОСА[33]. Мы оба.

И там, на влажном песке, он уложил ее и со всею ведомой ему любовью сделал своею.

На Олимпе вздохнули с облегчением. Опасное пророчество Прометея теперь касалось только Пелея, который хоть и славный малый, благородный воин, прекрасный царевич и все такое, но едва ли тянул на первоклассного героя среди смертных, чтобы упоминать его в одном ряду с Тесеем, Ясоном, Персеем или Гераклом. Пусть себе породит ребенка, что превзойдет отца своего в величии. Кроме того, Пелей милый – как и Фетида.

Когда пара предварительно объявила миру, что вскоре Хирон поженит их в пещере на горе Пелион, все олимпийцы, да и вообще все боги, полубоги и малые божества ответили молодоженам любезностью и приняли их приглашение посетить событие, обещавшее быть последним грандиозным собранием бессмертных в истории.

Все боги, полубоги и малые божества?

Все – или почти все.

У Хирона в пещере места хватило лишь для самого кентавра, двенадцати олимпийских богов и нашей счастливой парочки. Вероятно, «счастливой» – сильно сказано, однако к той поре Фетида уже приняла свою судьбу. О пророчестве Прометея она знала, но пламя материнства, какого она в себе не подозревала, вспыхнуло в ней, сияло все ярче и теперь уж полыхало свирепым жаром. Ликовала Фетида от грядущей возможности носить в своем бессмертном чреве дитя, обреченное на величие.

Божественные почетные гости заняли свои места полукругом в недрах пещеры, Зевс – на троне посередине, по бокам от него – Гера и любимая дочь Афина. Прочие олимпийцы ссорились из-за остальных мест по сторонам и сзади и вели себя как избалованные дети. ДЕМЕТРА, самая нетщеславная, сидела себе тихо в заднем ряду вместе с дочерью Персефоной, царицей Преисподней, уполномоченной представлять и Аида, – тот никогда не выбирался в надземный мир. Близнецы Аполлон и Артемида вытеснили Посейдона и Ареса с мест впереди, Афродита решительно протолкалась поближе к Гере, а та чопорно склонила голову, здороваясь с Гермесом – тот, смеясь, вошел вместе с ДИОНИСОМ и хромым Гефестом. Когда олимпийцы наконец устроились со всем достоинством, на какое были способны, Хирон пригласил внутрь старших полубогов и титанов и разместил их стоя, уж где нашлось в пещере место, оставив посередине проход, по которому приблизятся к нему жених с невестой. Снаружи, у входа в пещеру, на траве расселись нимфы морей, гор, лесов, лугов, рек и деревьев, и все перешептывались, чуть ли не с ума сходя от предвкушения. Столь полного собрания бессмертных в одном месте не случалось со времен установления Двенадцати на горе Олимп[34]. Здесь были все.