Читать книгу "Львы Сицилии. Сага о Флорио - Стефания Аучи"

Лица враждебные, насмешливые или сочувствующие. Один из них, некий Гули, по-дружески посоветовал братьям не хитрить, ибо в Палермо им это с рук не сойдет.

Палермо присматривается к ним, к Флорио. Внимательно присматривается. И не делает скидок. Что касается клиентов, то их мало.

Хотя пряностей сейчас вдоволь, причем отличного качества.

Поэтому, когда спустя какое-то время скрипнула входная дверь, Паоло и Иньяцио не верят своим глазам.

Входит женщина. В платке и переднике. Держит в руке клочок бумаги. Протягивает его Паоло: он стоит ближе.

— Я не знаю, что там написано, — объясняет она. — У мужа болит живот и сильная лихорадка. Велено купить вот это, но денег совсем мало, в аптеку пойти не могу. Я была у Гули, но он сказал, на эти гроши ничего не купишь. Вы можете мне помочь?

Братья переглянулись.

— «Лекарство от запоров», — читает Паоло. — Посмотрим, что у нас есть. Рута душистая, цветы мальвы… — он называет травы.

Иньяцио тянется к полкам, снимает аптекарские сосуды. Травы отправляются в ступку, Паоло выслушивает женщину.

— Четыре дня как муж мучается, не может встать с постели, — говорит она. — Не знаю, что и делать. — Она с тревогой смотрит в сторону Иньяцио, работающего пестиком. Неужели они смогут вылечить его? — Не знаю, куда и податься! Пришлось заложить серьги, чтобы заплатить доктору.

— У вашего мужа жар? Сильный? — Паоло трет подбородок.

— Места себе не находит, ворочается в постели…

— Ему плохо, бедняге… Конечно, если сильный жар… — Иньяцио показывает на большую банку у себя за спиной. Паоло все понимает.

Щепоть темной коры падает в ступку.

Женщина недоверчиво смотрит на Иньяцио.

— Что это?

— Это хина. Кора дерева, которое растет в Перу, ее используют для лечения лихорадки, — терпеливо объясняет Паоло.

Женщина волнуется, шарит по карманам. Иньяцио слышит звон пересчитываемых монет.

— В этот раз не надо платить, не беспокойтесь, — говорит он.

Она не верит своим ушам. Достает деньги, кладет на прилавок несколько тари[3].

— Но другие…

Паоло накрывает своей рукой ее руку.

— Другие — это другие, они делают так, как считают нужным. Мы — Флорио.

Так все и начинается.

* * *

Идут недели одна за другой. Приближается Рождество.

Однажды, когда колокола только пробили полдень, в лавку приходит Джузеппина. Муж и деверь откладывают в сторону банки и аптекарские весы.

— Я принесла вам обед, — говорит Джузеппина. У нее с собой корзина с хлебом, сыром, оливками. Иньяцио ставит перед ней стул, предлагает сесть, но она отрицательно мотает головой: — Мне пора. Там Виктория одна с Винченцо.

Паоло берет ее за руку:

— Не убегай.

Он просит странно мягким тоном, и она осторожно садится рядом с мужем, который протягивает ей кусок хлеба, смоченный в оливковом масле.

— Я уже поела.

Он сжимает ее руку:

— И что? Возьми еще.

Джузеппина соглашается. Но глаз не поднимает.

Иньяцио медленно жует. Смотрит на брата и невестку.

Шутят. Или, вернее, Паоло шутит. Джузеппина берет кусочки, которыми он ее угощает, но лицо у нее напряжено.

В дверь стучат.

— Кто еще там, поесть спокойно не дадут… — Паоло вытирает рот рукавом и идет в лавку. Иньяцио дожевывает последний кусочек сыра и тоже встает.

Джузеппина хватает его за рукав:

— Иньяцио!

Голос у Джузеппины суровый, ему даже кажется, это брат его окликает.

— Что?

— Мне нужна твоя помощь. Я… — Из соседней комнаты доносится звон бальзамариев. — Я хочу отправить письмо Маттии. Ты поможешь написать?

Иньяцио оборачивается:

— А разве Паоло не может тебе помочь?

— Я просила его. — Рука Джузеппины, лежащая на столе, сжимается в кулак. — Он ответил, что у него нет времени, а тут еще я со своими просьбами. Но я знаю, он просто не хочет, а когда я сказала ему об этом, он разозлился. Маттия не знает, как у нас дела, как мы устроились… Раньше мы с ней каждый день виделись в церкви. А сейчас я даже не знаю, жива ли она, я просто хочу ей написать…

Иньяцио вздыхает. Эти двое, как вода и масло: можно налить в одну чашку, но они не смешаются.

Она говорит тихо. Берет его за руку, сжимает его ладонь.

— Я не знаю, к кому обратиться. Мне и поговорить здесь не с кем, не хочу рассказывать человеку постороннему о своих делах. Хотя бы ты, помоги мне.

Иньяцио молчит, думает. Нужно ответить: нет. Пусть обращается к писарю. Он не хочет знать, почему у нее такое несчастное лицо или почему она отталкивает Паоло.

Знать не хочет, но все равно знает: он видит и слышит их каждый день, даже если они не ругаются громко. Есть вещи, которые слышишь не ушами — их ощущаешь душой. А он любит их обоих, хоть и оказался между ними.

И тогда он, кроткий брат, терпеливый и добрый, чувствует, как внутри шевелится змея, ядовитая гадюка. Иньяцио умеет ее сдерживать, побивать камнями, он не имеет права ее выпускать. Он не может учить Паоло, как тому обращаться с женой.

Джузеппина почти кричит:

— Пожалуйста! Я прошу тебя!

Иньяцио знает, что не должен вмешиваться. Он должен уйти, сказать ей, чтобы она еще раз поговорила с Паоло.

Пальцы его руки сами собой переплетаются с ее пальцами.

И тогда он резко отдергивает руку, отвечает, повернувшись к Джузеппине спиной:

— Хорошо. А теперь уходи.

* * *

Когда Паоло спрашивает, зачем он берет домой бумагу и чернила, Иньяцио все объясняет. Видит, как у брата темнеет лицо.

— Молодец. А вот я не хочу выслушивать ее упреки еще и в письме.

За ужином все немногословны, едят ложками из большого блюда в центре стола. В конце нехитрой трапезы — виноград, немного сухофруктов. Виктория ходит по комнате с Винченцо на руках. Баюкает.

Спи, мой сыночек, храни тебя Бог, баю-бай. Выйдет на небо луна, в колыбельку заглянет, ветер соленый морской тебе песню споет.

Джузеппина вытирает руки о фартук. Подходит к Виктории, целует ее.