Читать книгу "Ката - Стейнар Браги"

– К ее гибели причастны другие лица? – переспросила Ката со смехом. – О чем вы? – Пастор наклонился к ней и что-то сказал, но она не слушала. – Зачем? Зачем кому-то понадобилось бы с ней такое делать?

Сигрун повторила, что эти версии еще рассматриваются, а под конец сообщила, что кое-что из сообщенного им с Тоумасом будет высказано на пресс-конференции в полицейском управлении позже сегодня днем, и посоветовала им не читать и не смотреть ничего в СМИ, не слушать сплетен, а если им будут предлагать помощь – принимать ее.

Ката моргала, сидя на диване, курила прямо в помещении и витала в неспокойном сне спутникового телевидения – телевизор, который добрый папа когда-то давным-давно купил для Валы, – что-то про калифорнийских домохозяек, которые держали в руках апельсины, выпивали лишнее, вводили под кожу ботулин, от чего их лица становились одутловатыми и гладкими, ссорились на нескончаемых вечеринках, орали на детей и мужей, а потом одна за другой незаметно для окружающих исчезали из сериала.

6

Так прошло несколько дней, а может, часов; для Каты это было неважно. Инга и Тоумас составили список и обзвонили народ. Ката рассматривала вместе с Ингой фото надгробий и выбрала такое: белый мрамор. Но нужно ли высечь там крест, она не знала.

Инга спросила:

– А что Вала сама хотела бы? – и тогда Ката разрешила: пусть будет крест.

Улицу открыли, машины разъехались, а они с Ингой пошли погулять вдоль берега моря на Айиссиде и к Рейкьявикскому озеру. Ката продолжила прогулку у себя во дворе, ходя по нему кругами и рассыпая корм для птиц, который отыскался в одном из кухонных шкафов. Потом села у окна и стала ждать, когда прилетят птицы, и они прилетели: стая дроздов. В больнице один пациент рассказывал ей, что однажды обнаружил у себя во дворе мертвых дроздов. Дело было осенью; они с женой вырыли во дворе яму, положили в нее этих дроздов и забросали землей. Вечером во дворе раздался писк, и когда землю разгребли, птицы стали с щебетом вырываться на поверхность и улетать прочь. Оказывается, в это время года в ягодах начинается брожение; птицы наклевались их и заснули пьяным сном под деревом… Но этот рассказ, без сомнения, был выдумкой, так как живые существа вряд ли продержались под землей дольше пары минут: ведь там нет кислорода.

* * *

Утром того дня, на который были назначены похороны, Кате дали разрешение посидеть в комнате Валы. По случаю такого события скотч с двери был снят, но женщина-полицейская все же следила за Катой из-за порога.

– Вы верующая? – спросила она женщину, а та немного помешкала и затем кивнула. Явно ведь неверующая – народ сейчас не верит ни фига, разве что в политику, в футбол, в других людей и в те или иные источники своих страданий и бед.

Ката стиснула зубы, ощутив мягкое сопротивление челюсти (стискивать ее оказалось неожиданно приятно), села на кровати и огляделась вокруг. Сердце билось ровно и спокойно, мысли появлялись и исчезали, словно чужие. Хоронить будут в закрытом гробу.

«И ты ее никогда не увидишь», – подумала она, но каких-то особых чувств при этом не испытала.

К ней закралась мысль: может быть, Вала всегда знала, чем закончится ее жизнь. Стоило ей только попытаться преодолеть одиночество, все время окружавшее ее, как тут же последовало суровое наказание. Тогда лучше б она так и сидела здесь со своим кукольным домиком…

Ката обводила глазами картины на стенах, письменный стол, книжные полки и домик. Она попробовала молиться, но не вспомнила никаких молитв. Вдруг ее охватило нестерпимое желание спрятаться в этом домике, где ее никто не найдет и не потребует от нее ничего, никаких действий… Но домик был по-прежнему накрепко заперт.

В церковь они поехали вчетвером: Тоумас с Катой на переднем сиденье, Инга с мужем на заднем. Ката настояла, чтобы они поехали вместе с ними, чтобы не оставаться в машине одной с Тоумасом.

Пьетюр, муж Инги, по образованию был морской биолог и работал на траулерах по заданиям Института исследования морей; чем он там занимался, Ката тотчас забыла, кроме одной вещи, про которую рассказывала Инга, насчет определения пола креветок: он брал образцы улова, изучал и отправлял данные в свой институт. Кату это до слез насмешило, а Ингу смутило – они представили себе, как этот серьезный человек заглядывает креветкам ниже пояса…

– Так хотела бы Вала, – сказал Тоумас в продолжение какого-то разговора и медленно повел машину между фонарных столбов. Гроб привезли в «Филадельфию». У Каты не было сил сопротивляться, да и объяснимой причины для этого тоже не было. И Тоумас не мог – хотя у него была четко оформленная многолетняя причина. Вот так все и вышло…

Пастор Видир встретил их у дверей и сказал что-то, что Ката пропустила мимо ушей. Церковь заполнилась людьми, которых она раньше никогда не видела, раздались звуки органа, а Ката не сводила глаз с ног органиста. Раньше она не знала, каких физических усилий это требует; она слышала его пыхтение и шлепанье подошв, когда он нажимал педали. Рагнхейд Грёндаль[4] пела песни о скорби и печали, а Тоумас плакал. В следующий миг белоснежный гроб поднялся и поплыл из церкви на солнце. Шум уличного движения был плавным, мягким, как шум леса. Ката закатила глаза, ощутила тепло на лице и позволила довести себя до машины и привезти на кладбище в Гювюнесе.

Народ из церкви собрался вокруг гроба и смотрел, как его опускают в землю. Человек в черном произносил речь, бросал землю в яму, а потом кто-то взял Кату за руку и увел прочь.

Миниатюра

7

Между ними была дистанция, которую Ката считала неестественной для отношений матери с дочерью. В детстве Вала была скрытной и редко рассказывала маме, что она думала или делала, – например, в школе или с друзьями, теми немногими, которые у нее все же были. Она не убирала за собой игрушки и не берегла их, забывала закрыть кран и дверцу холодильника, отказывалась от ужина. С другими детьми ей было нелегко, она беспокоилась, и ей было сложно усидеть на месте, – но если Вала бывала чем-то увлечена, она с головой погружалась в это занятие, и отвлечь ее было невозможно. Учителя на собраниях хвалили ее за успехи в предметах, интересных ей, – зато она не слушалась и отказывалась отвечать на вопросы, независимо от того, знала ли ответ. Один из учителей считал, что Вала часто витает «где-то в своем мире», а Ката отвечала, что в таком случае надо попытаться найти к ней подход: говорить на ее языке, раз уж учить их язык она не желает. Знакомый Тоумаса из больницы попробовал поставить ей диагноз «рассеянность внимания», но не вышло: это было что-то другое.

«Может, она просто человек», – порой думала Ката; такое отношение было благородным, но не убавляло беспокойства по поводу их отношений.