Читать книгу "Последние дни. Том 1 - Тим Пауэрс"

– В чем мы видим проблемы? – нараспев произнес он, и, по крайней мере, в его голосе и во взгляде прищуренных карих глаз угадывался юмор.

Медленно открылась пассажирская дверь, и на поросшую травой обочину подъездной дорожки сошла беременная женщина, одетая в измятый белый льняной сарафан. Она тоже выглядела измученной; ее белокурые волосы были собраны на затылке в простой непритязательный «конский хвост», но Анжелика подумала, что даже сейчас эта женщина прекраснее всех, кого ей приходилось когда-либо видеть.

– Проблемы у нас могут быть только те, – ровным голосом ответил Пит, – которые вы привезли с собой. Кто вы такие?

– Верно подмечено, – заметил усатый и спокойно кивнул. – Насчет того, что мы привезли с собой. Прошу прощения, я Архимедес Мавранос, а эта леди – Диана Крейн. – Он посмотрел мимо Анжелики и вскинул бровь. – И, конечно же, просим прощения за то, что нарушили ваше веселье.

Анжелика оглянулась и поняла, что большинству посторонних толпа, собравшаяся на их стоянке, должна была показаться по меньшей мере странной: коленопреклоненные старухи, возносящие благодарственные молитвы, мужчины и женщины, делающие вид, будто плавают, или вышагивающие гусиным шагом, или размахивавшие наподобие регулировщика на перекрестке руками и всячески сгибавшие избавленные от боли конечности, и эти шестеро совершенно голых мужчин, собравшихся у маленького надувного бассейна…

– Мы всего лишь смиренно ищем, – продолжил Мавранос, сделавшись совершенно серьезным, – мужчину с незаживающей раной в боку.

Выдержав короткую паузу, Кути выпустил руку Анжелики и поднял окровавленную ладонь, а потом, медленно, как будто решив сдаться полицейскому и показывая тому имеющееся оружие, задрал рубашку и продемонстрировал пропитанную кровью повязку.

– Ребенок! – воскликнул Мавранос и бросил уничтожающий взгляд на Пита. Он пристально вгляделся в Кути и шагнул вперед. Анжелика уронила правую руку на выпиравшую из-под блузки рукоять пистолета, но пришелец опустился перед Кути на колени и взял левую руку подростка мозолистой загорелой ладонью.

– Ты перекрутил часовой ремешок, как ленту Мебиуса? – мягко сказал он. – Тебе это больше не поможет, сынок. Делая это теперь, ты всего лишь закрываешь себя от себя же. – Произнося эту фразу, он успел расстегнуть ремешок и положил часы в карман рубашки Кути. – Если ты понимаешь, о чем я. О, да у тебя и ремень так же перекручен. Это исправляй-ка сам. Боже мой, мальчик, – с этими словами он, тряхнув головой, легко поднялся на ноги, – обе ноги и левая рука! Ты, наверно, чувствуешь себя слабым, как новорожденный котенок.

Кути, похоже, растерялся, словно по ошибке зашел в женскую уборную. Он поспешно выдернул ремень из брюк, расправил сделанный виток и снова заправил его в шлевки. Потом он указал на машину и угрюмо спросил:

– Почему ваша тачка цвета крови?

Беременная женщина, так и стоявшая возле двери, закрыла глаза, а Мавранос скрестил руки на груди и несколько раз кивнул.

– Понятно, заходим издалека. Ты, значит, выбираешь легкий путь, а мне остается ползти по уши в грязи, так, что ли? О нет, мальчик, это был не тот вопрос!

Он повернулся и направился к так и оставшейся открытой водительской двери, и Анжелика понадеялась было, что эти двое (и все то, что они привезли в машине) сейчас укатятся прочь, но Мавранос лишь наклонился и извлек баночку пива «Курз», из которой, судя по тому, как он держал ее в руке, неторопливо возвращаясь обратно, уже успел отпить половину.

Сделав глоток, он снова заговорил:

– Но раз уж ты спросил… Эта леди и ее подруга выкрасили машину в красный цвет в Великую среду 1990 года в Лас-Вегасе, чтобы обмануть полицию (как кровь агнцев на дверях в Египте, верно?), и с тех пор машина с-понтом-анно становится красной каждый год на Святую неделю. А вообще-то она синяя.

– Но ведь сейчас не Святая неделя, – возразил Пит, – а Новый год.

– О, поверьте, эта несуразность не ускользнула от моего внимания, – ответил Мавранос. Он снова посмотрел на Кути и нахмурился: – А ведь ты пару лет назад был уличным попрошайкой в Лос-Анджелесе, да? С чернокожим стариком и собакой. Разве не тебе я дал пять долларов?

Глаза Кути широко раскрылись, а потом сузились в слабой, смущенной улыбке.

– А ведь верно. И машина была синей.

– Именно, – согласился Мавранос. – И помню, я еще тогда увидел, что на твоей голове должна быть корона. Можно было догадаться, что сегодня мы отыщем именно тебя. – Он нагнулся, поставил банку на асфальт, выпрямился, смачно плюнул в раскрытую ладонь и сильно стукнул по плевку кулаком; брызги полетели в сторону кухни, и он впервые посмотрел на чудной старый дом.

Его взгляд остановился на вывеске над дверью.

– А ведь я, – негромко сказал он, – несколько лет назад встрял в историю, связанную с тестикулами Леона.

Анжелика, несмотря на все свое напряжение, тоже смутилась.

– Льва, – поправила она. – Всем consultorios дают названия, связанные со смелыми животными: отвага леопарда и тому подобное. Это… традиция.

Мавранос перевел взгляд на нее, его глаза сверкнули было, но тут же обрели свой обычный насмешливый прищур.

– Что поделать, мэм, мы, куда ни глянь, попадаем в паутину традиций. Так вот, случайная… траектория моей слюны указала на ваш дом. Вы дадите моей компании позволение войти внутрь?

Анжелика вдруг осознала, что в старом красном грузовичке находится кто-то еще, кто-то, занимающий центральное положение во всей этой истории (больной, или раненый, или даже мертвый), и тут же ей очень захотелось, чтобы никто из этих пришельцев не попал внутрь «Солвилля». Судя по всему, они не могут это сделать без прямого позволения… и она открыла было рот, чтобы отказать…

Но Кути заговорил раньше.

– Я господин этого дома, – сказал подросток. – И я даю вашей компании позволение войти.

Анжелика резко повернулась к Кути; она почувствовала, что ее щеки краснеют.

– Кути, что ты… – Тут она осеклась и молча, удрученно выдохнула.

Лицо Кути под лохматой шапкой черных волос сделалось худощавее и взрослее, но извиняющаяся улыбка, адресованная ей, была теплой, полной сыновней любви и детской печали.

Мавранос жестко ухмыльнулся.

– Мэм, что вы собирались мне сказать, я знал заранее, – пророкотал он. – Ну, ладно… К мальчику уже вернулись силы, и он, наверно, сможет помочь мне и этому джентльмену с переноской. – Он поднял с мостовой банку, допил пиво и бросил пустую банку в траву. Потом тихо, пожалуй, обращаясь к самому себе, сказал: – Но почему мальчик не мог спросить меня, чья это машина?

И снова Анжелика открыла рот, чтобы что-то сказать, но Мавранос жестом попросил ее помолчать.

– Спорное положение и риторический вопрос, – сказал он. – Но, полагаю, так всегда бывает.