Читать книгу "О теле души - Людмила Улицкая"

«Иностранная! – косым взглядом зацепилась она за большие волнистые буквы заголовка. – А пусть! Даже интереснее!»

Она придвинулась поближе и ткнула пальцем в газету:

– Это ж на каком языке-то?

Газетный человек слегка дернулся, повернулся к ней всем туловищем:

– Что вы спрашиваете меня?

«Точно, иностранец!» – обрадовалась женщина.

– Я говорю, какие буквы интересные, на каком языке читаете?

– Арабский язык, – любезно ответил молодой человек. И подумал: «Наверное, проститутка».

Крашеная блондинка, за сорок, придвинулась к нему еще ближе. Сумка с металлической застежкой, которую она прижимала к изрядному животу, развеяла сомнения: определенно проститутка…

Ему было двадцать семь лет. Второй год он жил в Москве. И не где-нибудь, в Московском университете, в общежитии для аспирантов, в корпусе Л. Он давно уже решил, что заведет себе женщину, – все соседи по общежитию водили к себе каких-то баб, кто по пропускам, кто украдкой, мимо коменданта, мимо дежурных по этажу. И ничего. А он все не мог решиться.

– О, какие буковки красивые, прямо получше нашего! – фальшиво улыбнулась женщина, но он не понял, что она сказала. Он был математик, поступил в аспирантуру к известному профессору, говорил он с ним по-английски, да и какие разговоры у математиков? Понимание без слов, на высшем уровне не понятных простому смертному символов. Русский, конечно, он изучал, но не сильно продвинулся… Работа мысли отражалась в морщинах на его лбу – все не мог построить простую, в общем, фразу: «Сколько стоят ее услуги?» Это был случай, которого он давно ждал, но вдруг оробел, смутился, что ничего не получится. И еще больше испугался – вдруг получится… Не было, не было у него никогда женщины. Он и за руку ни одну девочку не держал. Они, чуть вырастали, замотаны были в непроницаемые платья и платки, одни глаза сверкали в щелях, и разглядеть их было невозможно. Женские прикосновения, которые он помнил, – матери, бабушки, теток. Старухи все. И даже сестры у него не было. Два брата…

Когда отправили учиться к дяде в Багдад, в хорошую школу, там хоть и город большой, но правила были все те же. Да и выбор был его – математика. А уж это было одно из двух – жениться или учиться. У Салиха сомнений на этот счет не было: учиться…

– Надо же, арабский! А у меня дочка английский учит. Тоже трудный язык, – заметила женщина, все разглядывая искоса газету.

– Дочка? – переспросил он, недоумевая.

– Да, дочка у меня есть, Лиля, английский учит. Все на пятерки!

– Хорошо, – сказал молодой человек и уткнулся в газету.

Странная женщина! Если проститутка, зачем она мне про дочку говорит? И он совсем уж решил сбежать, но тут она приподняла руку, положила ее на спинку садовой лавки, и на него пахнуло таким женским нутряным духом, что сомнений никаких уже не было: получится, получится все. И он заволновался, стал строить в голове фразу, которая все не составлялась, сказал только: «Э-э-э… дочка… дома?»

Женщина засмеялась: «Дома, дома дочка. Ей восемнадцать лет скоро. Красивая девочка у меня. А вы, извините, женаты?»

Он покачал головой. Разговор принимал неожиданное направление. Он развернулся к женщине – она посмотрела на него с большим вниманием, заметила, что один глаз у него немного косит, и вообще, не красавец. Но одет в костюм хороший, с галстуком, туфельки чистые. Интересный мужчина, пусть…

– Как вас зовут? – очень решительно повела партию женщина, и он обрадовался, что она взяла дело в свои руки.

– Салих.

Она протянула ему руку – сильную шершавую руку – и энергично тряхнула его вялую кисть.

– А я Вера Иванна. Значит, не женат? А что вы здесь делаете, в Москве-то?

– Я диссертацию делаю.

– О-о! – обрадовалась женщина. – Ученый?

– Математик, – кивнул он, погружаясь в полнейшее недоумение. Ее сладкий подмышечный запах все еще вился вокруг нее, как дымок вокруг кебаба…

– Жениться хочешь?

И все прояснилось, просветлело – сваха! Сваха была эта тетка! Не проститутка!

– Хочу! – улыбнулся он. – Хочу жениться.

Лилька была не как все прочие девчонки. В мыслях у нее не было никакого замужества, напротив, презирала она это замужество, потому что отлично знала его на слух: утренний скрип кровати, пыхтение дяди Коли, отчима и матушкино легкое хихиканье, завершающееся шкрябаньем таза, стоящего под кроватью, и звуком льющейся воды. Под эту музыку она просыпалась в шесть утра, потом еще на час засыпала, а когда вставала в семь часов, то уже никого не было: дядя Коля с матушкой отчаливали на работу.

С дворовыми девчонками, рано начавшими эти скрипучие развлечения, Лиля не дружила, за что они и прозвали ее «воображалой». И были правы: Лиля действительно воображала свою будущую жизнь не очень определенно, без подробностей, но с точными деталями: у нее будет хорошая денежная работа, бухгалтера или учителя, профессия с дипломом, своя комната цельная, без разгородки, и одежда не деревенская, как все во дворе носили, а костюм с блузкой, как у школьных учительниц. И туфли на каблуках. Белые… Почему белые, непонятно, в белой обуви грязь месить как-то глупо. Но мечта ее с этим не считалась. Туфли белые!

В ближайшие Лилькины планы входили экзамены за десятилетку и поступление в институт. В какой – не решила. Был поблизости от дома химический, но химия ей не нравилась. Нравился ей предмет «английский язык», и она узнала, где находится такой институт, чтобы изучать иностранные языки. Их оказалось целых три – институт иностранных языков, педагогический и университет. Теперь, к концу десятого класса, она колебалась, куда подавать – иностранный язык учить или все же в бухгалтерский институт, такой тоже был. Ей по неопытности казалось, что бухгалтер – денежная профессия. Словом, среди жизненных задач ближайшей пятилетки замужество у нее не было запланировано. План был сверстан строго: институт, замужество после окончания, в двадцать три года, в двадцать четыре родить ребенка и так далее… Теперь она готовилась к выпускным экзаменам, зубрила математику.

И тут пришла Вера Иванна. Выражение лица у нее было загадочное. Она часто такое на себя напускала. Принесет сверток с работы, помашет перед носом с этим загадочным выражением: «Ну, что я принесла?» Это понятно – либо красную икру в пергаментной бумажке, либо кусок плывущего сливочного масла. Тоже мне, загадка. Работала она диетсестрой в больнице, в пищеблоке, и постоянно оттуда что-то тибрила. На этот раз выражение было, а свертка никакого.

– Ну, Лилька, нипочем не догадаешься, что я для тебя добыла! – подбоченясь, сказала мать. Лиля едва голову повернула. Она к выпускным экзаменам готовилась, не до мамкиных глупостей. Но мать не отставала:

– Лиль, Лиль, ты послушай!