Читать книгу "О теле души - Людмила Улицкая"

И она сдалась.

Все пришли почти одновременно, в десять минут восьмого гости сидели за столом.

– Знакомьтесь, Алиса Федоровна, – гордо произнес Александр Ефимович и представил подруге поочередно гостей: Аню с мужем и двумя внуками, Марину, Мусю Турман. Со своими друзьями он уже успел ее познакомить прежде.

Алиса была безукоризненна и знала это. Табачного цвета шелковая блузка была перехвачена мягким кожаным поясом, и ее тонкая талия была единственной талией среди бочкообразных фигур всех прочих дам. Гости были несколько ошарашены, даже дочери, заранее предупрежденные, что отец пригласит свою подругу. Муся Турман потеряла дар речи – она смотрела на эту особу глазами покойной Раи и чувствовала себя оскорбленной.

– Ни рожи ни кожи, – шепнула она Ане. Но Аня ее не поддержала:

– Ты что, тетя Муся, очень даже интересная женщина. И фигура…

– Что фигура, что фигура? – фыркнула шепотом Муся. – Она его обработала и еще всем покажет, попомнишь мои слова.

Но официант уже разлил шампанское, и друг Костя поднял бокал…

Костя, седой, щекастый, шарообразный, заговорил: что знакомы они с Сашкой шестьдесят семь лет из семидесяти, что они знают друг друга так хорошо, что иногда не могут разобрать, где проходит граница между их мыслями, что он давно уже не знает, кто первым сказал, кто первым подумал, что они больше чем друзья, и больше чем братья, и что всю жизнь он, Костя, идет за ним следом, но никогда не догоняет… и еще другие слова, которые все были хвалебными и каким-то образом веселыми. А под конец сказал, что рад видеть рядом с Сашкой волшебную Алису, которая пришла к ним из Страны чудес. Алиса прохладно улыбнулась…

Через месяц они тихо и буднично расписались. Александр Ефимович свое обещание выполнил: фарфоровая коробочка, полная зернисто-белого порошка, стояла в столе, позади стопки писчей бумаги, конвертов и старых проездных билетов, Александр Ефимович с удивительной деликатностью вписался в Алисину квартиру, ничего там не нарушив, а наоборот, основательно починив все, что было подклеено пластырем и подвязано веревочкой. Он закрепил провисающий рожок люстры, заменил давно не работавшую конфорку, и у Алисы укреплялось смутное чувство, что его медицинская профессия заключается в лечении всего, к чему он прикасался. Без всякой посторонней помощи расцвел на окне цветок, который прежде никогда этого не делал.

Супруги, которые и прежде не жаловались на здоровье, заметно помолодели.

– Перезапустили гормональные циклы, – смеялся муж.

К весне открылось еще одно непредвиденное и маловероятное событие: младшая дочь Александра Ефимовича Марина в свои неполные сорок лет забеременела. Ее врожденный дефект – расщепление губы и неба и оставшиеся на лице небольшие шрамы от вполне удачной операции – исковеркал больше ее характер, чем внешность. Она с детства избегала какого бы то ни было общения, выбрала себе профессию корректора, при которой она общалась исключительно с текстами, а не с людьми. То обстоятельство, что ей удалось забеременеть, изумило отца. Однако он скорее радовался, понимая, что оставляет дочь не в одиночестве, а с ребенком, который способен заменить собой весь враждебный, как та считала, мир.

Алиса неопределенно кивнула головой: у нее были свои соображения относительно деторождения, но она не считала нужным делиться ими с мужем. Тем более что соображения ее давно потеряли какую бы то ни было актуальность.

В то время, когда Александр Ефимович поделился с Алисой своей новостью, беременность, полгода таящаяся в толстом животе, была незаметна даже внимательному глазу. Всё та же толстая, оплывшая тетка, какой Марина была с молодых лет.

Когда время приблизилось к родам, пожилую первородящую отец устроил в хороший роддом на Шаболовке, где заведовал отделением однокурсник Прицкер. Принимая во внимание возраст и вес, решили делать кесарево сечение. Операцию назначили на утро вторника. Александр Ефимович дождался звонка от хирурга, получил сообщение, что все в порядке – девочка без каких бы то ни было дефектов, во всяком случае, без заячьей губы… Александр Ефимович помнил тот ужас, который испытал, когда жена вынесла из роддома девочку с зияющей треугольной дырой от рта до носа. Теперь вздохнул с облегчением.

– Ну, поеду в роддом, – сказал он Алисе.

Собрали продуктовую передачу для роженицы – кефир, молоко, конфеты и кусок сыра. Он вышел из дому, в ближайшем цветочном магазине ему повезло – как раз привезли прекрасные, любимые Алисой гиацинты, и он купил целую охапку для дочки и медсестер. Продавщица упаковала ему букет в подарочную бумагу. Он вышел на пустую улицу в замершее послеобеденное время с цветами и пластиковым пакетом с продуктами. На автобусной остановке стояла реденькая толпа. Он встал чуть поодаль, чтобы толкающиеся люди не задели прекрасных гиацинтов, когда подойдет автобус.

В этот момент ехавшая посреди улицы на большой скорости черная машина столкнулась с другой, такой же большой и черной, и ее вынесло на тротуар. Машина уткнулась в фонарный столб, сбив по дороге трех человек из очереди. Одного, с букетом цветов, насмерть…

Вечером Алиса позвонила Прицкеру. Тот сказал, что с Мариной и ребенком все в порядке, но Александр не приходил. Алиса начала звонить по телефонам. Через пятнадцать минут Алисе сообщили, что ее муж находится в морге. Они весь день пытались разыскать его семью, но по месту прописки к телефону никто не подходил.

Это был конец. «Да, да, чего-то такого я и ожидала». Фарфоровая коробочка в столе…

Следующее утро Алиса начала с роддома – отнесла Марине молоко, кефир и сыр. Потом поехала в морг. Похороны оттягивались из-за судебной медэкспертизы.

Марине сообщили о гибели отца только на третьи сутки. У нее начался острый психоз, и второй друг Александра Ефимовича, профессор Тобольский, положил ее в институт Кащенко. Девочка оставалась пока в роддоме… Аня, старшая сестра Марины, взять ребенка не смогла – взбунтовался муж, который Марину терпеть не мог.

Через две недели ребенка взяла из роддома бабушка. Алиса Федоровна. То, что счастье ее с Александром Ефимовичем будет недолгим, Алиса предчувствовала, а про новорожденного ребенка никакое предчувствие ей не подсказало.

Девочка жила в коляске, рядом с Алисиной кроватью. Переезжать в более просторную квартиру покойного мужа Алиса не хотела. Там была грязь и ужасная ванна с потрескавшейся эмалью, а здесь – новенькая, сияющая белизной.

Только через полгода Марина вышла из психиатрической лечебницы. Но как можно было доверить маленькую Александру этой рыхлой, психически больной неопрятной женщине?

Коробочка с барбитуратом лежала в ящике стола, но воспользоваться свадебным подарком мужа Алиса уже не могла. То есть теоретически могла. Когда-нибудь… когда обстоятельства созреют…

Иностранка

Сплющенная с боков женщина с целеустремленной грудью искоса разглядывала сидящего на другом конце садовой скамьи молодого человека, уткнувшегося в газету. Он ей чем-то понравился. Пожалуй, газетой. Ей нравились мужчины, читающие газеты. И первый ее недолгий муж, инженер, погибший в цеху при аварии, по воскресеньям перед завтраком выходил в киоск за газетой, и второй, теперешний, тоже читал газеты по утрам. Он приносил их с работы, правда, всегда вчерашние. И этот, на лавочке, читал газету.