Читать книгу "Конец игры. Биография Роберта Фишера - Фрэнк Брейди"

Если вернуться к времени санкций, то следует вспомнить, что Спасскому французское, а Лотару Шмиду немецкое правительства обвинений не предъявляли. Бобби Фишер оказался единственным в мире человеком, кому предъявили обвинение по биллю президента Буша.

Пытаясь предупредить «побег» Фишера в Исландию, различные агентства в США стали раскручивать атаку на Бобби, пытаясь надавить на Японию с тем, чтобы она депортировала Бобби в США. Большое Федеральное Жюри в Вашингтоне начало расследование, на поверку оказавшееся дымовой завесой, обвиняя Фишера в отмывании денег после матча со Спасским 1992 года. Ввиду отсутствия каких-либо свидетельств об отмывании денег, юристы Фишера твердо верили, что правительство пыталось оправдать санкции против него, обливая его грязью. Ничего из этого не вышло, никаких дополнительных обвинений не последовало.

В это время Джеймс Гадсен, посол США в Исландии, также оказался вовлечен в это дело, предлагая Исландии отозвать свое предложение об убежище для Бобби. Дэвид Оддссон в роли министра иностранных дел пригласил Гадсена в свой офис и в категорической форме отказался это делать, добавив, что предполагаемое преступление Фишера, состоявшее в нарушении торговых санкций против Югославии, вне временных границ, которые устанавливает закон Исландии о сроках давности.

Вероятно, по причине политического давления, оказанного на него, министр юстиции Японии Тиёко Ноно после совещания кабинета сказал журналистам следующее. «Если он [Фишер] имеет исландское гражданство, то депортация его в Исландию выглядит законной. Иммиграционное Бюро должно подумать о наиболее подходящем для него месте депортации».

Но ситуация оставалась всё еще неопределенной и в 61-й день своего рождения, который он встретил в тюремной камере, Бобби пребывал в мрачном настроении. Он провел уже девять месяцев в тюрьме, и, по словам тех немногих, кто его посещал, находился в разобранном состоянии. Тораринссон говорил, что Фишер за тюремной решеткой напоминал ему Гамлета, и он процитировал следующие строки из пьесы Шекспира:

О боже, я бы мог замкнуться в ореховой скорлупе

и считать себя царем бесконечного пространства,

если бы мне не снились дурные сны.

(перевод Лозинского)

Члены RJF-комитета связались практически с каждым парламентарием с просьбой пролоббировать для Бобби гражданство: полноценное, постоянное гражданство, а не временный вид на жительство в Исландии. Затем они встретились с Генеральным Комитетом Альтинга. Был подготовлен билль с просьбой одобрить гражданство для Бобби Фишера, и 21 марта 2005 года была созвана Чрезвычайная Сессия Парламента. В течение двенадцати минут имели место три раунда дискуссии, на которых ставились вопросы в соответствии с критичностью этого дела. Ответы последовали сжатые и прямые: незаконное заключение в тюрьму Бобби является нарушением его прав; вся его вина в том, что он двигает деревянные фигурки по шахматной доске; он был другом Исландии, исторически с ней связан и теперь нуждается в ее помощи.

После изложения всех аргументов каждый член Альтинга был опрошен на предмет, согласен он или нет даровать гражданство Фишеру. «Já» сказали сорок членов, один за другим. «Foróast», — что значит — воздерживаюсь, произнесли двое. Никто не проголосовал «Nei».

Бобби впервые за многие месяцы улыбнулся, когда узнал, что исландский билль вступил в силу, и 23 марта 2005 года его освободили из заключения, посадили в лимузин, предоставленный посольством Исландии, вручили новый исландский паспорт, а затем рука об руку с Миёко они заторопились в аэропорт «Нарита».

Когда Бобби вышел из лимузина в аэропорту «Нарита», сцена напоминала тот момент из «Рассказа о двух городах», когда д-р Манетт освобождается из Бастилии, «возвращаясь к жизни» таким, каким он стал: седой, потрепанный, с неопрятной бородой и в старой одежде. Отличался Бобби от доброго диккенсовского доктора только голосом: у Манетта он был слабым, «ужасным и жалостливым»; голос Бобби был рокочущим, полным ярости и мести. «Это не что иное, как киднэппинг, ни больше и ни меньше!», — сообщил он дюжинам журналистов и фотографов, следовавшим за ним в терминал. «Буш и Коидзуми [американский и японский президенты] преступники. Они заслуживают веревки!», — сказал «плохой старый» Бобби, сразу показывая, что тюрьма не сбила его обличительный пыл. Но что-то в нем всё же изменилось. Когда уже 30-летняя Зита увидела его в новостях, она произнесла: «Дело не в бороде. Что-то есть беспокоящее в его глазах. Он безнадежно разрушенный человек».

В 2004 году в Японии Бобби поместили в тюрьму за путешествие с просроченным паспортом, и ему грозила экстрадиция в США. Исландские друзья сумели его освободить, но после десяти месяцев в тюрьме бородатый и изможденный Бобби выглядит сломленным человеком.

Когда самолет Бобби приземлился в аэропорту «Кефлавик», и он ступил на бетонную полосу, то не опустился на колени, чтобы поцеловать землю — во всяком случае, не в буквальном смысле. Метафорически же он поклонился земле викингов. Он находился в стране, хотевшей его видеть, и впервые за последние тринадцать лет Бобби почувствовал себя в безопасности. Первым делом он отправился в президентский номер в отеле «Лофтлейдир» и заказал один из раблезианских обедов со многими и многими тарелками skyr.

Глава 15

Жить и умереть в Исландии

Сначала — знакомые карие глаза. Они смотрели пристально, рассудительно, не желая и не допуская контактов с другими глазами. Взгляд Фишера рикошетировал от частично мощеной камнем дороги Клаппирстигур-стрит, где он жил, к легкому подъему в сторону оживленной улицы Лаугвегур с ее магазинчиками, затем назад к «БМВ» и «Вольво» на платных стоянках, и голубоглазым и краснощеким исландцам, торопящимся на работу после ланча. Встречные прохожие узнали Бобби: он стал самым знаменитым человеком Исландии, но здесь его помнили не только за публичный яд, выбрасываемый в сторону США, но и за то, что он обозначил Исландию на мировой карте в 1972 году. Его ледяной взгляд отказал в общении, и они прошли дальше, наклонив головы — тем стараясь сгладить его небрежение — навстречу порывам ветра со стороны горы Эсья и гавани. Хрустел снег под ботинками Фишера — черного цвета фирмы «Биркенштоки».

Бобби сменил одежду с целью маскировки (не приведшей к успеху): синие джинсовые рубашка и брюки, черное кожаное пальто с рукавами до кончиков пальцев, и в пару к нему черная кожаная бейсболка, обязательный голубой шерстяной свитер, — всё подобрано, чтобы походить на жителя-скандинава страны, чьим гражданином он недавно стал.

В прошлое ушли элегантные, сшитые на заказ костюмы и аккуратно повязанные галстуки. Человек, гордившийся в молодости восемнадцатью костюмами, и желавший довести их число до ста, теперь одевался одинаково каждый день. Посторонние и даже друзья, полагали, что Бобби имел один комплект, поскольку его внешний вид не менялся, но у него было несколько одинаковых джинсов и рубашек, он стирал и гладил их сам, часто — ежедневно, обычно по ночам, напевая песенки, добиваясь идеальных складок. В отношении мнения людей о его одежде Бобби выразился коротко и цинично: «Это их проблемы».