Читать книгу "Константинов крест (сборник) - Семён Данилюк"

— Да, да, — согласился Лукинов. — Едва въехав в Тулу, — сразу в салон. В восемь утра, открыв, обнаружил тело отца. Рядом коллекционную коробку с фосфорными спичками девятнадцатого века. Всё так?

Лёвушка подтверждающе кивнул.

— Подписывай. Внизу. «С моих слов записано верно, мною прочитано». Поскольку самоубийство сомнений не вызывает и заявлений о пропаже ценностей не поступило, салон опечатывать не буду. После нашего ухода запрешь дверь, решетки, поставишь опять на сигнализацию. И можешь заниматься похоронами. А дня через два заедешь, подробно передопрошу… Что-то не так? — встревожился он.

Лёвушкины губы задрожали. Зрачки от ужаса расширились. Следуя его взгляду, Лукинов увидел, что Брусничко, сопя, навалился на мертвое тело, вжал его коленом в кресло, и со скрипом и скрежетом орудует во рту покойника увесистым скальпелем. Ухватистые руки хирурга ходили рычагами.

— Отставить! — рявкнул следователь. Брусничко оглянулся недоуменно. Наткнулся на ошарашенное, готовое взорваться воплем лицо сына, на глазах которого глумились над телом отца.

Лёвушка, обхватив пальцами виски, выбежал из комнаты.

— Палыч! Мозги иногда включать надо! — жестко выговорил медику Лукинов.

— Да у него одного жевательного зуба нет. Туда спичка угодила, — без инструмента не вытащишь.

— А в морге это сделать было нельзя? Ты б еще при сыне грудину ему пилить начал.

— Увлекся, — скупо повинился судмедэксперт.

С площадки этажа донесся хрипловатый басок. Лукинов раздосадованно поморщился, — он надеялся закончить до появления начальства.

В салон вошел руководитель следственного управления области Геннадий Иванович Куличенок. Человек без шеи. Лысый череп мыслителя казался вколоченным прямо в крутые плечи.

— За лифтом еврейчонок рыдает. Сын, что ли? — обратился он к Лукинову.

Тот хмуро кивнул.

— Что ж… Его дело — рыдать, а наше дело — закрыть дело, — нехитро скаламбурил Куличенок. Прошелся вдоль стеллажей. Остановился перед коллекцией эротических нэцке.

— Ишь, каковы, — подивился он. — Совокупляются прилюдно. В прежние времена автора за порнуху бы посадили. А ныне: на тебе — искусство! На такое искусство мы сами большие искусствоведы.

Куличенок, пребывавший в хорошем настроении, сально гоготнул.

— Между прочим, больших денег стоит, — Лукинов в списке отчеркнул нужную строку, показал шефу.

— Иди ты! — поразился Куличенок. — За что только люди готовы платить.

Не без усилия отвел взгляд от фривольных фигурок.

— Ну что, Лукинов? Похоже, картина ясная? Самоубийство?

— В хрустальной чистоте, — подтвердил следователь.

Из дальнего угла донеслось язвительное кхеканье Родиченкова. На него удивленно обернулись.

— Говорят, Заманский прилетает, — Родиченков, добившийся всеобщего внимания, повел пухлым плечиком. — Как бы он это самоубийство наизнанку в убийство не перелицевал.

Как все бездельники, Родиченков, вроде, не прислушиваясь, слышал всё, что говорится другими.

— Как Заманский? Почему?! Откуда? — Куличенок, дотоле благодушный, всполошился.

— Ну, приезжает! Что с того? — Лукинов неприязненно зыркнул на болтуна. — Заманский — друг покойного. И приезжает на похороны. Только и всего.

— Вот как, — Куличенок озабоченно поскреб лысину. — Так точно, что отравился фосфорными спичками? — По-иному, требовательно обратился он к Брусничко. — Вдруг напутали?

Брусничко насупился. Патологоанатом с тридцатилетним стажем, он имел репутацию профессионала вдумчивого и глубокого. Больше того, история самоубийств была его страстью. Говорят, старый циник не засыпал, не почитав на ночь «Анализ соматической патологии при завершенных суицидах». Или хотя бы, — не полистав картинки. Но и своенравием славился непомерным. Попытка поставить под сомнение сделанное им заключение выводила Брусничко из себя. Особенно, если исходила от человека, по его мнению, мало смыслящего. Отложив пинцет, он демонстративно оглядел начальника следствия.

— Я к тому, что больно способ чудной, — теряясь под насмешливым взглядом, объяснился Куличенок. — Это ж надо, — спички фосфорные раздобыл. Будто никаких других путей, чтоб в мир иной уйти, не существует.

— Живут не как все. И даже в мир иной не по-людски уходят, — поддакнул Родиченков.

— Ишь ты, — «не как все». Суетимся, собственного прошлого не ведая, — назидательно произнес Брусничко. — Вот и изумляемся всякий раз, когда с необычным сталкиваемся. А это необычное, к вашему сведению, в девятнадцатом веке, пока не появились серные спички, чуть ли не основным способом самоубийств слыло. Особенно среди молодежи, — на почве любовных психозов. Страшная штука была. Те, кто на их производстве работал, поголовно, говорят, от некроза челюстей умирали… Видали, какие звери? Разгрызи головку и — привет.

— Он вынул из коробки здоровенную спичку, продемонстрировал:

— Одной такой за глаза бы хватило. А он аж три штуки для верности запихал.

— Так, может, всё-таки насильно? — вновь вскинулся Куличенок.

Нижняя губа Брусничко оскорбленно наползла на верхнюю.

— Будя воздух-то молотить, — не считаясь с начальственным авторитетом, рубанул он. — Сам подойди глянь, если чего понимаешь. Ты попробуй такую махину взрослому мужику меж зубов запихать, и чтоб бесследно? А тут ни пятнышка, ни ссадинки, ни гематоминки ни на шее, ни на теле, ни на запястьях. Конечно, в морге с лупой прошарю. Но и без того очевидно, что всё сам проделал. Самоубийство как конфетка. Аж в оберточке… Несите в труповозку.

Он разрешающе кивнул мнущимся санитарам с носилками. Потянул с рук перчатки, — свою работу он закончил.

Куличенок успокоился, — хоть и сварлив по-стариковски патологоанатом, зато дотошен. Заключению его можно было смело довериться, — за тридцать лет ни одного прокола.

И всё-таки весть о приезде бывшего «важняка» лишила начальника следственного управления равновесия. В дверях приостановился. Не повернув головы, погрозил толстым пальцем в сторону Лукинова.

— Заманскому ни под каким предлогом, никакой информации! Приехал хоронить, вот пусть и хоронит!

Он вышел.

— Пять лет прошло, а до сих пор дрейфит, — ухмыльнулся Брусничко.

— Станешь дрейфить, когда с такой сволотой, как Заманский, столкнешься, — нежданно-негаданно вступился за начальника следствия Родиченков. — Хоть меня возьми. Сколько из меня этот жидяра при осмотрах места происшествия крови попил! Чуть не так, начальству стучал. А не так, по-евонному, всякий раз выходило. Вроде, стараешься. А у него всё претензии. И то, что в иудейство свое отбыл, так по мне и слава богу. Был бы патриот, разве б слинял? А так: раз Родина по фигу, то и катись. Невелика потеря.