Читать книгу "Денис Давыдов - Александр Бондаренко"

Уточним, что, еще возвратившись из экспедиции в Дорийскую степь, Денис Васильевич «принялся за постройку в Джелал-Оглу небольшого укрепления, которое должно было сторожить снеговой Безобдал. Между тем наступила глубокая осень, выпавшие снега в горах сделали Безобдал неприступным для персидских шаек, — и отряд Давыдова был распущен. Сам он возвратился в Тифлис, в главную квартиру»[465].

А здесь уже вовсю развивались свои интриги…

«Паскевич, вскоре после прибытия своего в Грузию и находясь еще под начальством Ермолова, получил от государя письмо, в котором было, между прочим, сказано: „Помнишь, когда мы с тобой играли в военную игру; а теперь я твой государь и ты — мой главнокомандующий“. Это доказывает, что государь, отправляя Паскевича в Грузию, твердо положил в уме своем заменить им Ермолова…»[466]

Ясно, что наш герой в этих интригах не участвовал — не такой он был человек, чтобы интриговать. Да если бы и была у него такая страсть, то все равно — к чему? Тогда казалось, что все уже ясно… Но это лишь казалось, ибо в феврале в Тифлисе вдруг появился генерал от инфантерии Дибич — с надеждой оттеснить Паскевича и самому завершить победоносную войну…

Давыдов, повторим, от всего этого был бесконечно далек. И по своему служебному положению, и по характеру, и потому, что он, пребывая в Тифлисе, занялся гораздо более важными для него делами: он стал писать стихи, впервые за всю свою биографию — в военное время, хотя, конечно, и не на театре боевых действий. Мысли уходили в иные, теперь уже, казалось, такие далекие, прекрасные и уж точно невозвратные годы:

Умолкнул бой. Ночная тень Москвы окрестность покрывает; Вдали Кутузова курень Один, как звездочка, сверкает. Громада войск во тьме кипит, И над пылающей Москвою Багрово зарево лежит Необозримой полосою[467].

Невозвратное время — так ведь и он сам теперь совсем другой. Он нашел для себя очень точное соответствующее определение: «полусолдат» и так нарек свое прекрасное стихотворение, в которое — нечастый случай! — ввел себя не просто в качестве «лирического героя», но со своим именем и своей биографией:

Нет, братцы, нет: полусолдат Тот, у кого есть печь с лежанкой, Жена, полдюжины ребят, Да щи, да чарка с запеканкой. Вы видели: я не боюсь Ни пуль, ни дротика Куртинца; Лечу стремглав, не дуя в ус, На нож и шашку Кабардинца. …………… Я не внимаю стуку чаш И спорам вкруг солдатской каши; Улыбки нет на хохот ваш, Нет взгляда на проказы ваши! Таков ли был я в век златой На буйной Висле, на Балкане, На Эльбе, на войне родной, На льдах Торнео, на Секване? Бывало, слово: друг, явись! И уж Денис с коня слезает; Лишь чашей стукнут — и Денис Как тут — и чашу осушает…[468]

Но как заканчивается это ироничное стихотворение!

И над челом его, в тумане мутном, Как Русь святая, недоступном, Горит родимая звезда[469].

Сколь непривычно для давыдовских стихов звучат заключительные строки! Но почему не заметили этой воистину высокой патриотической поэзии те самые критики-«шестидесятники», что так усердно шерстили «гусарские» стихи Дениса? А ведь кажется, что эти строки нашли прямой отголосок в гениальном лермонтовском «Выхожу один я на дорогу…».

Стихотворение «Полусолдат» Денис Давыдов написал уже по возвращении из Москвы, из отпуска, в Пятигорске, «прислушиваясь к отдаленному грому русских побед» — как выразился генерал-лейтенант Василий Алексеевич Потто. Однако в этих боях Денису уже не суждено было участвовать, ибо «во время его отсутствия последовала отставка Ермолова и назначение на его место Паскевича.

Падение Ермолова имело самые тягостные последствия для всех близких ему лиц, в том числе и для Давыдова. Когда он прибыл в Грузию, за месяц до окончания отпуска, ему было предложено состоять при Главной квартире, а отдельный 6-тысячный отряд поступил под команду генерал-майора Панкратьева, не имевшего за собой боевого прошлого и бывшего к тому же тремя годами моложе Давыдова по службе…

Убедившись, что совместная с Паскевичем служба решительно невозможна, Давыдов, сославшись на свое сильно расстроенное здоровье — ревматизм и одышку, оставил Грузию и прибыл в мае на Кавказские минеральные воды. Здесь он пользовался нарзаном и своими занимательными рассказами и неподдельным остроумием собирал и привлекал к себе все местное общество»[470].

Нет смысла объяснять, что Денис Васильевич нам весьма симпатичен — но будем объективны! Хотя Никите Петровичу Панкратьеву{154} Паскевич, как говорится, «ворожил», это не умаляет его боевых заслуг: в 18 лет он волонтером дрался в Турции, в Отечественную войну был адъютантом светлейшего князя Голенищева-Кутузова, сражался в партизанах и в 1813 году был уже флигель-адъютантом, полковником гвардии и кавалером нескольких орденов. Как и Денис, он получил генеральский чин в 29 лет…

А нашему герою теперь следовало определяться со своей судьбой, ибо было очевидно, что «с падением Ермолова Давыдов обречен был на полное бездействие». Денис напрямую обратился к новоиспеченному графу Дибичу — начальнику Главного штаба его императорского величества, который лишь год назад предлагал ему от имени государя отправиться в Кавказский корпус:

«Милостивый государь Иван Иванович! Вашему высокопревосходительству известно, что я не просился в Грузию, а назначен милостивым выбором государя императора.

Я прошлою осенью командовал не без успеха значительным отрядом и по окончании военных действий занемог; преодолев недуги свои, я, усердствуя к службе, возвратился в Кавказский корпус до первого выстрела. Невзирая на то, я остаюсь без команды, а между тем блистательнейшие места отданы прибывшим после меня генералам, из коих один командует там, где мне прошлою осенью удалось одержать успех, другой же — моложе меня по службе. Солдат, я не ропщу на назначения начальства, они для меня священны. Я не могу допустить мысли, чтобы сие произошло от намерения начальства удержать меня при главной квартире, как в ставку выбывающим, или поручить мне лишь ничтожные отряды, какими я командовал в чине подполковника и пятнадцать лет тому назад. Я полагаю, что это произошло единственно от того, что замещенные генералы пользуются доверием начальства, которого я лишен.