Читать книгу "Новиков-Прибой - Людмила Анисарова"

Вот несколько фрагментов из публикации И. Амурского:

«Несмотря на чёткое и исчерпывающее ленинское разъяснение разницы между понятием „русский народ“ и „русское самодержавие“, автор „Цусимы“ вместе со многими издателями в течение нескольких лет продолжает печатать некоторые свои неправильные утверждения»;

«Писатель слепо, некритически записывает как неопровержимую истину такой, например, абсурдный вывод: „Все иностранцы поняли, что несокрушимая мощь России с народонаселением в полтораста миллионов оказалась на деле бутафорией…“ (с. 100).

Если „все (?) иностранцы“ действительно пришли к такому неправдоподобному выводу, то значит ли это, что писателю-патриоту с ними надо соглашаться? Конечно, нет»;

«Допущенные в „Цусиме“ ошибочные смешивания таких понятий, как „русский народ“, „Россия-родина“ и „самодержавие“, тем более досадны, что вся книга, по замыслу автора, на конкретном историческом примере должна была как можно полнее показать гигантскую пропасть между нашим народом и царским правительством, ещё более углубившуюся после разгрома 2-й тихоокеанской эскадры в Корейском проливе 27–28 (13–14) мая 1905 г.

Неправильные утверждения автора „Цусимы“ по каким-то неизвестным причинам до сих пор поддерживаются некоторыми издательствами. Немногие произведения советских писателей оказались распространёнными в таком большом количестве, как эта книга»;

«А. С. Новиков-Прибой без всякого доказательства слишком переоценивает боевые способности японских самураев и неоправданно умалчивает о многих замечательных героических подвигах русских моряков в бою у Цусимы в мае 1905 г. Размышляя, например, о предстоящей встрече с вражеским флотом, автор ещё в начале похода пишет: „Что это такие за всемогущие японцы?“» (с. 62);

«Боязнь перед возможностью нападения на нас японцев всё возрастала и так затуманила у всех разум, что все потеряли способность здраво мыслить» (с. 65);

«Вспоминая о ночной стрельбе по гулльским морякам на Доггер-Банке, автор вздыхает: „Если бы мы стреляли так же умело, как японцы…“» (с. 67);

«Чувство глубокого возмущения вызывают страницы, карикатурно описывающие поведение рядовых русских моряков 2-й тихоокеанской эскадры во время „гулльского инцидента“»;

«Недооценивая героические подвиги многих русских моряков, А. С. Новиков-Прибой по непонятным причинам делает огромные скидки тем, кого надо было заклеймить за предательство родины, за измену. Так поступает писатель, например, в отношении адмирала Небогатова…»;

«Как можно советскому писателю уже в 1938 году писать одобрительные строки по адресу таких, как Небогатов, и называть „человеколюбивыми“ действия, направленные против интересов русского народа?»

Приближаясь к финалу своей статьи, И. Амурский пишет:

«Вместо пользы такая книга может принести большой вред, вводит в заблуждение неопытного в исторических вопросах читателя, неверно отображает прошлое русского народа.

Сейчас, в связи с выходом в свет такого ценнейшего марксистско-ленинского произведения, каким является „Краткий курс истории ВКП(б)“, как никогда, особенно назрела необходимость проверить и исправить все исторические ошибки, где бы и кем бы они ни были допущены, в том числе и в литературно-художественных произведениях».

После статьи Варшавского в 1933 году это было самое серьёзное обвинение в адрес Новикова-Прибоя, и можно представить себе, с каким настроением встречала семья писателя новый, 1939 год.

В своём «Ответе критикам „Цусимы“» («Красный флот» опубликовал его уже 16 января) Алексей Силыч пишет, что не считает свою книгу «свободной от некоторых недостатков» (хотя бы потому, что работа над ней ещё не закончена), но вместе с тем никак не может признать многие замечания И. Амурского, который, выхватывая из контекста отдельные фразы, толкует их по-своему.

Например, по поводу возмущения Амурского «выдернутой» из текста фразой: «Что за проклятая страна!» — Новиков-Прибой говорит следующее: «Эту фразу у меня говорят матросы после того, как им вместо обуви прислали крестики, освящённые на „гробе господнем“. Да и то на весь экипаж нашего корабля в 900 человек таких крестиков досталось 31. А для матросов по распоряжению начальства марсовые начали плести из прядей троса лапти. Некоторые из команды ворчали:

— Что за проклятая страна! Посылает нас на смерть и не может снабдить даже обувью.

Конечно, под словом „страна“ они подразумевают не народ и не родину, а правительство, пославшее их на эту бессмысленную бойню».

На обвинение Амурского в том, что Новиков-Прибой карикатурно описывает поведение «рядовых русских матросов» во время «гулльского инцидента», Новиков-Прибой отвечает:

«У меня описано поведение не только матросов, но и офицеров. Это была настоящая паника, психологически подготовленная самим командованием. Для военных она бывает особенно страшной, когда ею заражено само командование. Тогда одна рота противника может уничтожить целую дивизию, охваченную паникой. Ей подвергаются не только новобранцы и запасные матросы, в обилии находившиеся на 2-й эскадре, но и испытанные в боях воины. Военная история знает много подобных примеров. Чем как не паникой, можно объяснить то, что мы с четырёх лучших броненосцев выпустили две тысячи снарядов по рыбацкой флотилии, стреляя с расстояния от двух до пяти кабельтовых, и потопили только один пароходик? В этом „сражении“ обнаружилась наша чудовищная неподготовленность. Мало-мальски благоразумное правительство такую эскадру должно было бы немедленно вернуть обратно. Нечего было думать о посылке её в далёкое, опасное плавание, зная, что Порт-Артур к её приходу не устоит и что неприятельский флот будет почти в два раза сильнее, чем 2-я эскадра. Мне казалось, что глава о „гулльском инциденте“ должна быть поучительна».

Продолжая последовательно и аргументированно оспаривать претензии Амурского, Новиков-Прибой пишет:

«К числу „нетерпимых и грубых ошибок“ в моей книге т. Амурский причисляет и то, что я плохо отзываюсь о нашей стрельбе.

„Неверно, — говорит он, — что русские артиллеристы плохо стреляли (даже из плохих орудий!)“.

Я бы сказал как раз наоборот: орудия у нас были неплохие. Лишь три корабля имели пушки старого образца: „Николай I“, „Наварин“ и „Адмирал Нахимов“. На остальных кораблях в то время были новейшие орудия. Но наши комендоры, вышедшие из школы Рожественского, стрелять всё-таки не умели. Если к этому ещё прибавить, что у нас не хватало снарядов, а те, что были, не разрывались, то будет понятным, почему эскадра потерпела такое поражение. Излишне доказывать, что в морском бою главную роль играет артиллерия. А при Цусиме наша стрельба до того была нелепа, как будто мы только салютовали врагу. Это подтверждают все официальные документы, воспоминания участников Цусимского боя, „Заключение следственной комиссии“, судебные отчеты о процессах Небогатова и Рожественского. Вот что писал сам адмирал Рожественский в приказе, выдержки из которого приведены в моей книге: