Читать книгу "Примкнуть штыки! - Сергей Михеенков"

Позицию для обороны большака они выбрали в полукилометре от деревни, за сосняком, на краю ни то луга, выкошенного и потом, по осени, гладко выеденного скотиной, ни то поля, запущенного под пар с весны, но так и не вспаханного и успевшего уже затянуться травой. Внизу луговинку рассекала лощинка с небольшим болотцем, заросшим осокой и камышом. Дорога в той лощинке представляла собой сплошное месиво, но в самой прорве было выстлано свежей гатью – аккуратно подогнанными один к другому берёзовыми кольями. Не иначе как постарались немцы, протаскивая к Мятлеву свою артиллерию.

Вот за той лощинкой, куда уходила дорога, они и облюбовали на опушке в редколесье, в берёзах, будто выскочивших из лесу на чистое, место для своих окопов. Конечно, лучше было бы закрепиться у переправы. Установить там пулемёт, окопаться на флангах. Но в этом случае стрелять пришлось бы в сторону деревни, вдоль дворов.

– Отрывать в полный профиль! Для длительного боя! – приказал Воронцов, снимая вещмешок и отстёгивая чехол лопаты. – Окоп – по грудь. Бруствер – по ноздри!

Курсанты сразу переглянулись. Эту команду всегда подавал на полевых занятиях командир роты старший лейтенант Мамчич. Это была его фраза, которая заканчивалась так: «Три метра траншеи – это лучше, чем два метра могилы». Где он теперь, их ротный? Живой ли? И Воронцов, явно подражая Мамчичу, чтобы подбодрить товарищей, повторил громко:

– По ноздри, ребята! Закапываться как следует! Но не глубже. А то как будете вести огонь?

– Эх, товарищ командир, – мягко и не сразу, а с минуту-другую потюкав вокруг себя сапёрной лопаткой, возразил ему Зот, – какой нам противу его несметной силы длительный бой? А ежели он ещё и танки пустит…

– Зот Федотыч, как вам не стыдно! У нас на каждого по две противотанковых гранаты! – оборвал его Воронцов и налёг на лопату.

В глубине копать стало тяжелее. Раненая рука быстро уставала, и вскоре тугой пронизывающей болью стянуло не только левый бок, но и всё тело. Он то и дело давал руке отдохнуть, рубил землю правой и вскоре приспособился управляться ею одной. Вспомнил поговорку деда Евсея: «хромать не учатся». Грунт им попался податливый – песок. И снова перед глазами всплыло лицо деда и его слова, сказанные им напоследок, когда расставались на околице и когда они остались одни: «Земля – твоя Богродица Заступница, она тебя и укроет, и обогреет, и от лиха оборонит…»

Сперва Воронцов видел только сгорбленные спины пятерых своих бойцов, потом тёмные пятна спин стали расползаться, раздваиваться – это начали оформляться брустверы. И он подумал, что, когда закончат, надо сказать, чтобы наломали берёзовых веток и как следует замаскировались. Потянуло табачным дымком – закурил кто-то из бойцов, потому что ни Алёхин, ни Селиванов не курили.

– Два диска, командир, это, конечно, для серьёзного боя маловато, – услышал он над собой усталый голос Донцова.

Пулемётчик на корточках сидел возле его окопа и курил, жадно, самозабвенно потягивал из рукава.

– Вы что, уже зарылись?

Воронцов определил пулемётчикам позицию на фланге, немного поодаль от своего окопа, левее одинокой берёзы, чтобы дерево не послужило противнику ориентиром. Донцов оказался самым дальновидным: прихватил из деревни, видать, где-то на огородах, когда выходили оттуда, большую лопату с длинным черенком. Знал, что пулемётному расчёту копать надо много, не то что стрелкам.

– Заканчиваем, командир. Селиванов подчищает.

– Тогда вот что: хорошенько замаскируйтесь и подумай, где можно отрыть запасную.

– Зачем нам, товарищ сержант, запасная позиция? Если они снова попрут по этой дороге, воевать нам придётся недолго. Два диска я и из-за берёзки расстреляю.

– Выполняйте приказ, Донцов.

– Слушаюсь, – угрюмо ответил Донцов и сунулся в рукав.

Когда Воронцов наконец-то осилил окоп и опустился на колени на дно, его обступило тепло земли и такой уют долгожданного укрытия и пристанища, что он уже не смог больше сопротивляться слабости и боли и, уткнувшись головой в угол ячейки, закрыл глаза и мгновенно уснул.

Долго ли, коротко ли длился его внезапный и такой неодолимый сон, он, очнувшись так же внезапно, понять так и не смог. Может, пять минут, может, полчаса или весь час, а может, всего одно мгновение. Он вздрогнул оттого, что его обступила тишина, и вскочил на ноги. Как же он мог уснуть? Как же он мог? Позади, в березняке, копошились Донцов и Селиванов – выполняли его приказ, отрывали запасную позицию для пулемёта. А рядом с его ячейкой, за бруствером, на коленях стоял Зот, немного наклонив вперёд голову. Каска лежала у его ног. Зот был неподвижен. «Молится, что ли? – подумал Воронцов. – Или так спит. Опёрся о лопату или о винтовку и уснул. Ведь уснул же я сам, не выдержал усталости. Да и ранен Зот тоже». И Воронцов тихо позвал:

– Вы что, Зот Федотыч?

– Тихо, товарищ командир, – тут же отозвался Зот полушёпотом, в котором не было никакого сна, а было беспокойство человека, только что узнавшего самое худшее, что их всех могло ожидать здесь. – Похоже, идуть.

– Кто?

– А кто ж… По нашу душу.

Воронцов вытянул шею, напряг слух. В ушах и во всём теле гудела усталость.

– Слышите? Во-во! Голоса… Вроде как на коний кричат. Обоз, что ли?

– Слушай мою команду! – негромко, но так, чтобы услышали все, скомандовал Воронцов. – Приготовиться к бою! Достать взрыватели и вставить в гранаты! Без команды огня не открывать!

Зот подхватил каску, бережно насадил её на голову, на ярко белевшую в ночи повязку и побежал к своему окопу. Он бежал и проговаривал:

– Господи, Иисусе Христе, борони и помилуй…

Вот оно, началось… А он думал, что немцы полезут утром, когда хорошенько рассветёт. Идут. Недолго их ждали. Если простой обоз, вся надежда на пулемёт. И он высунулся из окопа и оглянулся на пулемётчиков. Те устраивались в своём окопе, торопливо маскировали бруствер. Что с ними будет, когда у Донцова закончатся патроны? Отходить? Как он сможет отдать такой приказ, если у них задание держаться до полудня?

– Слышь, командир? – просипел из соседнего окопа Зот. – А лаются-то вроде по-нашему.

– Ну и что? – отозвался Воронцов, вслушиваясь в звенящую тишину ночи и не различая в ней ни одного подозрительного звука.

– А то, что, может, это наши. Из окружения. Нас Нелюбин тоже вот так же, ночами…

– Передайте по цепи: без приказа не стрелять. Всем – замереть.

Вскоре на гати появились люди. Несколько человек, двое или трое. Потом к ним подошла ещё такая же группа. Остановились, стали переговариваться. «Видимо, разведка, – подумал Воронцов и оттянул затвор автомата. – Хорошо, что успели окопаться. Вся надежда теперь на Донцова… Всего два диска…»

Перебрались через гать. Стали быстро приближаться. Теперь они были уже хорошо видны. Шестеро. С оружием. Каски круглые, не немецкие. И винтовки длинные, с узкими штыками. «Неужели наши? Из окружения? А вдруг всё же переодетые?»