Читать книгу "Обреченные невесты - Тед Деккер"

Квинтон быстро прикинул варианты и, поставив себя на место противника, понял, каким путем последует Человек Дождя. Этот человек — охотник. Да, сейчас он думает о безопасности невесты, но как только решит эту проблему, сразу переключится на противника, которого преследует уже столько времени.

Рассуждая здраво, Человек Дождя поймет, что к утру Квинтон будет далеко отсюда. Дело свое он сделал, машины не видно. Естественно, он понимает, что такая исключительная личность, такой супермен, как Квинтон Гулд, перестав быть анонимом, рассеется в воздухе. Другой штат, другая страна, другая планета, другая вселенная. И произойдет это с первыми лучами солнца. И будет он так же далеко, как восток от запада.

Далее противник сообразит, что до рассвета не добраться ни до ближайшего телефона, ни до проезжей дороги. Все должно разрешиться сейчас — человек против человека, призрак против призрака, ангел против демона. Конец игры.

Приняв все это во внимание, а также учитывая вновь вспыхнувшую любовь к невесте, Человек Дождя вернется нынче же ночью, чтобы уничтожить демона, явившегося в этот мир.

Квинтон готов к встрече.

ГЛАВА 38

Брэд понимал: чувствам предаваться нельзя, они выдадут их. Птичка не могла остановить слезы, и он, стараясь ее успокоить, тоже всплакнул, не переставая думать о том, что Квинтон уже вышел на охоту и им здесь оставаться нельзя.

Он взял ее за руку, и они побежали в сторону поля. Заметив овраг, тянущийся перпендикулярно линии их движения, Брэд понял: при таком свете убийца не поймет, куда они свернули — налево или направо.

Брэд решил повернуть налево. Они шли друг за другом, держась середины оврага. Прошли метров триста, не больше. Отсюда просматривалось место, где они спустились в овраг. Если Квинтон пустится в погоню, его при свете луны будет видно на краю оврага, а их нет.

Пока преследователь будет решать, что делать дальше, они немного передохнут. Через несколько часов взойдет солнце, и до этого времени надо хоть немного удалиться, иначе они сделаются легкой мишенью. До спокойного места еще очень далеко, не один час понадобится, чтобы добраться, а пока надо уходить.

Есть, конечно, иной выход. Можно спрятать Птичку и перейти в контрнаступление. Даже Квинтон Гулд не ожидает такой дерзости. Пройдет немного времени, и преступник будет далеко отсюда. И чем больше Брэд думал об этом, тем сильнее убеждался, что уйдет он навсегда. Нет, не уйдет. Потому что через неделю, или через месяц, или через год он вернется за тем, что потерял. За последней избранницей. За Райской Птичкой. Но пока они в относительной безопасности.

Все еще дрожа и постоянно оглядываясь назад, Птичка приникла к его плечу.

— Ну как ты? — Брэд погладил ее по голове.

Даже при свете луны было заметно, что Птичка изменилась. Волосы были, как и прежде, спутаны, но все же уложены волнами, так чтобы подчеркнуть тонкие черты лица. На ней были модная красная блуза и фирменные шорты.

— Мне страшно.

— Знаю. Но все хорошо. Клянусь, мы выберемся из этой передряги.

— Ты за мной пришел?

Поколебавшись, Брэд кивнул.

— Я люблю тебя, Брэд. — Даже при неярком свете луны было видно, как блестят от слез ее глаза.

Это было признание, лишенное подоплеки, наигрыша, скрытой цели. И сердце Брэда тоже захлестнула волна нежности.

— И я тебя люблю, Птичка.

Ее лицо исказилось от муки.

— Мне страшно.

— Ничего не бойся, все позади. Я с тобой, и все будет хорошо.

— Но… — Слезы душили ее, она едва могла говорить.

— Но что?

— Разве это хорошо?

Это было напоминание о страхах, выходящих далеко за пределы сегодняшнего вечера. О страхе памяти, о страхе перед внешним миром. Любой содрогнется, попав в руки такому, как Квинтон Гулд, готовому высосать из тебя кровь и распять на стене. Но Птичке угрожали тысячи других демонов.

«И не только они, — подумал Брэд. — Не менее страшна повседневная борьба с внутренними демонами».

Брэд протянул ей руку. Чувствовалось, как трудно ей откликнуться на этот зов. Она не могла принять любовь такого мужчины, как он. Пока не могла. Попробовать можно, но мешало прошлое, отравляющее воды любви подобно соляному раствору. Это ему знакомо, только у нее положение хуже, гораздо хуже. Брэда охватил стыд за собственный эгоизм: «Подумать только, я так долго жалел себя…»

— Да, — сказал он, — это хорошо.

Он нагнулся и поцеловал ее в лоб. А хотел поцеловать в губы. Хотел нежно прижать к себе и поклясться в вечной любви. Увести отсюда и никогда не отпускать.

«Но она слишком утонченная натура. Слишком драгоценная. Слишком красива и неповторима для него, увальня. Не я, а она будет решать, что и когда ей нужно.

Потому Брэд лишь коснулся губами ее лба, задержался на мгновение, потом отстранился и сказал:

— Ты особенная, Птичка, таких больше нет. Я люблю тебя. Люблю, как мужчина любит женщину.

Птичка услышала эти слова и поверила им. Впервые в жизни она действительно поверила в то, что мужчина ее любит. Любит не идею, не представление о том, какой она могла быть, но ее, Птичку, женщину, рыдающую на дне оврага и сражающуюся с демонами, которые сделали для нее невозможной любовь к мужчине.

«Я женщина, — думала она. — Я женщина, и Брэд меня любит».

Это было открытие настолько поразительное, что на миг у нее даже перехватило дыхание. Она почувствовала на щеке его ладонь.

«А вдруг он поцелует меня, как мужчины целуют женщин?»

Ее слишком трясло от волнения, но втайне Птичка молила о настоящем поцелуе — в губы.

Но нет, принц должен дождаться приглашения принцессы. А Птичка не знала, как ведут себя принцессы.

— Ну как ты? — снова спросил он, заглядывая ей в глаза.

Она не знала, что ответить.

— Тебе ничто не угрожает. Клянусь, пока я жив, никто пальцем к тебе притронуться не посмеет.

«Но спасти меня от меня самой ты не можешь, — подумала она. — Моя проблема — это я сама».

Она снова оглянулась. Квинтона не видно. Птичка вспомнила признание, которое он сделал в машине, думая, что она спит: «Меня отец тоже обижал».

Эти слова закрутились у нее в голове, как колесо обозрения. Квинтон, которого она хорошо помнила по первым месяцам своего пребывания в центре, немного походил на нее. Они были сделаны из одного материала. Он тоже рос в семье, где царило насилие.

«Быть может, у него все еще каша в голове», — размышляла Птичка.

Пока они ехали в его машине, воображение у Птички разыгралось. Она уже представляла, что кончится поездка тем, что она поднимется и обнимет Квинтона. Чушь, конечно, результат ее потаенных страхов и глубинного желания выжить, превратив его в друга. И все-таки она не могла отделаться от фантазий.